Эти мысли нахлынули на меня, потому что я давно сознавала: близится война. Бретань вообще была неспокойной и извечно мятежной провинцией. Ее изолированность, преданность старине, полное пренебрежение новыми законами, нравами и новой монетой могли основываться лишь на постоянной готовности взяться за оружие и защищать свои права на обособленность. Дикая здешняя жизнь воспитывала свирепых, суеверных, не знающих страха крестьян. Да и сама бретонская природа, изрезанная оврагами, потоками, озерами и болотами, вздыбленная повсюду колючая щетина живых изгородей каждый дом превращали в крепость. Каждое дерево прикрывало западню, каждый дуплистый ствол вербы таил военную хитрость. Поле сражения здесь могло быть повсюду.

За минувшие четыре года эти враждебные признаки как-то смягчились, скрылись. Но с нынешнего лета все изменилось. Крестьяне поголовно готовы были взяться за оружие. Снова воскресала героическая доблесть шуанов, питаемая надеждами на реставрацию монархии. Республика, казалось, агонизировала, и бретонцы вновь уверовали в реальность своей победы. Началась настоящая охота на синих. Отныне их за каждым кустом, в каждой живописной долине подстерегали невидимые враги, готовые к нападению.

Постоянно приходили тревожные вести: где-то шуаны напали на арсенал и пополнили свой запас оружия и пороха, где-то перестреляли конвой, где-то отбили зерно, предназначенное для синего гарнизона. Это не носило еще характер открытой войны и больше походило на разбой, но можно было думать, что пока только идут приготовления к схватке. Участились случаи, когда шуаны прикидывались рекрутами, являлись на сборные пункты, заявляя, что готовы служить Республике и идут в синюю армию, и все это лишь для того, чтобы добыть себе оружие. Все эти признаки означали, что близится война.

–– Селестэн, – обратилась я к кучеру, – пожалуйста, побыстрее! Мне так неспокойно на этих дорогах!

Я и сама уже не рада была, что отправилась в Лориан. Понятно, что в хозяйстве не хватает тысячи мелочей, которые можно купить только в городе, но можно было отвергнуть просьбы близняшек и не брать их с собой!

–– Да ведь мы почти дома, ваше сиятельство.

Я оглянулась, и вздох облегчения вырвался у меня из груди. Селестэн был прав. За тревожными раздумьями я и не заметила, что Сент-Элуа совсем близко. Мелькнула среди деревьев изумрудная гладь маленького лесного озера, потом перед нами открылась долина, а среди нее – cветлые очертания отстроенного замка.

–– Мы приехали, – сказала я. – Ну, слава Богу!

Селестэн придержал лошадей. Близняшки, как всегда, выскочили из коляски уже здесь, за четверть лье до замка, и бросились гоняться за бабочками. Я крикнула им, что они должны быть дома до захода солнца, и экипаж покатил дальше.

Мы только подъезжали, а я уже заметила странную фигуру на обочине дороги. Это был человек, одетый в козий мех до самых пят, штаны из грубого холста и грязную шапку из красной шерсти. Длинные космы, падающие из-под шапки, сливались с козьим мехом. Человек сидел согнувшись и, похоже, полдничал. Приподнявшись, я вгляделась в него, и мне показалось, что я его узнала. Он смахивал на шуана по имени Терновник, которого мне доводилось видеть в Белых Липах.

Он, завидев нас, тоже вскочил. Моя рука опустилась на плечо Селестэна – этим жестом я попросила его остановиться. Шуан не спеша собрал снедь с котомку, поднялся и зашагал к нам, опираясь на толстую дубину. Я вышла из коляски, дав знак Селестэну ехать дальше.

Терновник почтительно поклонился.

–– Добрый день, ваше сиятельство, – произнес он по-бретонски. – Я к вам с недоброй вестью.

Меня бросило в дрожь. Итак, тревожное предчувствие, не покидавшее меня с самого утра, похоже, начинало оправдывать себя.

–– Меня послали к вам из Белых Лип, ваше сиятельство. Я прибыл два часа назад и поджидал вас.

Меня затошнило просто до невозможности. Превозмогая комок, подступивший к горлу, я насилу выдавила:

–– Так что же случилось?

–– Мне велели вам передать, что господин герцог убит.

–– Что вы сказали? – прошептала я одними губами. Услышанное не укладывалось у меня в голове. Я если и восприняла слова шуана, то лишь как нечто нелепое, не имеющее ко мне отношения.

–– Господин герцог убит, – повторил Терновник, и его коричневое лицо исказилось. – Меня послали к вам… может, вы приедете.

Кровь отхлынула у меня от лица, и даже губы побелели. Сдвинув брови, я спросила:

–– Кто вам все это сказал?

–– Меня послал к вам с известием слуга господина герцога, Гариб.

–– И он сказал, что герцог убит?

Шуан пожал плечами:

–– Я и сам видел.

–– Что вы видели? – допытывалась я, ломая пальцы.

–– Видел, как господина герцога внесли в дом на носилках. Он был весь в крови. А потом вышел Гариб и сказал: поспеши, мол, Терновник, в поместье Сент-Элуа, что в Нижней Бретани, и сообщи госпоже, что ее муж умер.

–– Он именно так сказал?

–– Да, мадам, слово в слово.

–– Но как же это могло случиться? – проговорила я. В моих глазах стоял ужас. – Кто мог его убить? Что произошло?

–– Была стычка на побережье близ Сен-Мало, мадам. Из-за моря его величество король прислал нам оружие. Видно, как оружие выгружали, отряд господина был замечен синими и принял бой. Многие молодцы из нашего прихода были ранены, а потом и померли – почитай, добрый десяток.

– А ты? Ты был там?

Бретонец удивленно уставился на меня:

–– Известное дело, нет. Меня оставили охранять поместье.

Я молчала, кусая губы. Все услышанное мною казалось до такой степени невероятным и неожиданным, что я никак не могла осознать известие шуана до конца. Да, в Бретани неспокойно, но для такой бойни вроде бы еще не время. И почему именно Александра постигла участь первой жертвы намечающейся войны? Мне не удавалось даже на миг представить, что он мертв. Нет, это была какая-то нелепица. Я кожей, глубинным интуитивным чувством ощущала, что он жив, с какой стати ему умирать? Взмахнув рукой, я с вымученной улыбкой воскликнула:

–– Да нет же, ты что-то путаешь!

Терновник молчал, глядя в землю.

–– Тебе больше нечего прибавить? – проговорила я сдавленно. – Можешь ты хотя бы сказать, когда именно это случилось?

–– Нынче воскресенье, мадам?

–– Да.

–– Ну, а в путь я отправился в субботу утром. Благодарение Святой Деве, меня подвезли по дороге. Стало быть, в пятницу все и случилось. Пятница – несчастливый день, и Господа Бога нашего в пятницу распяли.

Не дослушав его, я медленно пошла по направлению к замку. Словно невероятная тяжесть навалилась на меня, я и хотела идти быстрее, но ноги не повиновались мне. Поверить в услышанное я так и не смогла. Все воспринималось как-то отдаленно, опосредованно. Александр убит? Но как это может быть? Такой сильный, неукротимый, мужественный, он оставил меня вдовой, а нашего сына, которому нет и трех лет, – сиротой? Нет, если б это случилось, я бы почувствовала это задолго до известия Терновника. Смерть Александра – это был бы такой удар в сердце, что я не мучилась бы, разгадывая причины тревоги: интуиция сразу подсказала бы мне, с кем случилось непоправимое.

Мы даже не встретились, не поговорили, я не сказала ему о ребенке… Даже не написала ему ни разу. Ах, было бы слишком больно и несправедливо, если б случившееся действительно имело место. Я почти убедила себя, что шуан что-то напутал, и готова была перевести дух, но тут ужасная мысль посетила меня: а можно ли сомневаться в словах Терновника? Зачем ему было бы лгать? Зачем ради лжи преодолевать такую дорогу?

Я остановилась, чувствуя, что не могу идти. Тошнота снова прихлынула к горлу, и меня вырвало на кусты дрока. Когда спазмы стихли, я выпрямилась, пытаясь найти платок, и тут увидела приближающегося Селестэна. Он оставил коляску у ворот и спешил ко мне.

–– Ваше сиятельство, вам помочь?

Я покачала головой, потом подняла на Селестэна глаза и, видимо, в них были такие боль и недоумение, что бретонец изменился в лице.