Ардо проснулся рано. Все ещё спали, кто – разметавшись по постели, раскинув во сне руки и ноги, как Казимир, кто – свернувшись калачиком, как Рыцарь Цветов.

Кто-то тихо ходил в соседнем помещении, и эти осторожные движения прогнали сон бастарда.

Он встал, прислушиваясь к звукам, зачерпнул кружкой воды. Вода была свежая и не успела нагреться. Под навесом старуха возилась с утварью. Он вышел за порог, толкнув щелястую дверь.

На востоке, над самым горизонтом прорезалась тонкая голубая линия. Снизу чернела земля, а сверху висела непроницаемая чугунная туча. Поднимающееся солнце золотой каймой озарило её нижний край.

– Красиво, – сказал бастард.

Старуха перестала греметь в своём углу и замерла. Она бесшумно проскользнула за его спиной на двор и подняла своё морщинистое лицо.

– Скажи мне, господин, на что ты смотришь? Что ты увидел красивого? – произнесла она.

– Туча, которая пытается остановить солнце, – ответил он. – Она получила золотую ленту.

Старуха постояла минуту и молча вернулась в свою коморку. Бастарду стало неловко. Он почувствовал фальшь в своих словах, хотя её и не было.

– Как ты живёшь свою жизнь, старая женщина? – повернулся он к ней. – Наверное, не всегда в твоей жизни были одни лишь заботы?

Старуха остановила движение своих рук.

– Никто никогда не спрашивал меня об этом. Мне кажется, всю мою жизнь мои руки не знали отдыха. С тех пор, как я была маленькой девочкой, и умер мой отец. Тогда я попала в дом дяди.

– У тебя есть семья?

– Боги дали мне много детей. Их отец умер уже давно. И уже давно, чтобы прокормить их я встаю за час до рассвета. Каждый день. Когда я иду к скотине, все соседи ещё спят. Вокруг так пусто и тихо, что слышно, как в холмах плачут духи.

Ардо задумался.

– У тебя тяжёлая жизнь. Твоё тело не знает отдыха, но зато твоя душа чиста и совесть твоя спокойна.

– Нет, господин. Это не так. Когда заболела и умерла моя дочь, я радовалась в своём сердце. Я обмывала её тело, плакала над ней и радовалась, что её не ждёт та же женская доля: быть служанкой при своём муже и детях.

Мой муж любил выпить перегонного вина и, выпив, поколачивал меня. Когда он заболел, я радовалась, что у него недостаёт на это больше сил.

Я сумела одна вырастить моих старших мальчиков. Они выросли крепкими и смелыми юношами. Они не стерпели, когда разбойники грабили наш дом и схватились за вилы. Бандиты убили их в этом самом дворе, на моих глазах.

Я думала, они будут мне надёжной опорой и помогут поставить на ноги младших детей, а теперь я опять рву жилы одна.

Нет, Господин. Душа моя скукожилась и почернела, как моё тело.

Ардо молчал. Старуха опять начала копошиться в своём углу. На дворе послышались сдержанные голоса, и Матиуш поспешил выйти за дверь, в свежесть разгорающегося утра.

Напротив хижины, на длинном неошкуренном бревне сидели староста и Минора. У девушки на поясе висел короткий меч.

Ардо пересёк улицу и подошёл к ним. Староста встал с бревна, приветствуя его, склонил лысую голову. Девушка осталась на своём месте, только зыркнула черными глазами.

– Пора собирать урожай, – сказал старик. – Начнём в этот раз на два дня раньше.

– Я в этом ничего не понимаю, – ответил Ардо.

– Бандиты придут в день перерождения бога Девуса. Они будут ожидать, что мы всё свезём и уложим на деревенском току, за священным деревом. Им только останется приехать с фургонами и забрать.

– Так и происходило?

– Этим не ограничивалось. Они всё равно проходили по деревне, грабили, уводили скот.

– Поэтому в деревне нет женщин?

– Женщин они прячут и от вас тоже, – с вызовом сказала Минора.

– Тебя же никто не обижает, – сказал Матиуш, рассматривая загорелое лицо с высокими скулами и миндалевидные черные глаза.

– Пусть бы только попробовали, – сказала девушка. – Спроси у Рыцаря Цветов, где это он порезал щеку.

– Вот как?

– И у племянника Казимира, откуда у него на голове кровавая шишка.

– Потрясающе, – бастард поднял кверху лицо и рассмеялся. – Выходит, я один не высказал тебе своего доброго расположения. – Он сделал шаг к девушке, и она растерянно посмотрела на него, затем на отца.

– Мой господин… – сказал староста.

– Пошли, старик, – Матиуш успокаивающе положил руку старосте на плечо. – Обсудим, что нам делать с твоим домом: он стоит за мостом, который нужно разобрать. А ты, Минора, будь осторожна с этой железякой на твоём бедре. Она тяжела для тебя и сильно нарушает твой центр тяжести. Знаешь что это такое, селянка?

– Ой, упаду! Тело белое поцарапаю! – всплеснула у них за спиной руками девушка.

Они прошли через речку по последнему бревну, которое пока оставили на время. Остальные бревна разобрали и раскатали накануне. Пошли вниз, по дорожке ведущей к броду. Ардо осматривал ограду на берегу со стороны деревни.

– Я много баловал свою дочь, – осторожно сказал старик. – Её мать давно умерла. Она выросла своевольной девчонкой. И я, конечно, сам виноват. Ей бы стоило уродиться парнем. Он бы здесь всем верховодил. Или покинул деревню с таким характером и стал перекати-поле…

– Что ты хочешь сказать, старик?

– Ничего, – староста провёл ладонью по загорелому черепу. – Я не умею сказать…. Только я чувствую: добром это не кончится. Даже если вы избавите нас от Красного Борислава. На копытах своих лошадей вы привезли в деревню хворь пустого беспокойства.

Они повернули головы в холмы, привлечённые каким-то воем.

Впереди медленно поднималась на уступ лошадь, кивая головой с красной гривой на каждый свой тяжёлый шаг. Всадник вскинул руку, закрывая глаза от острого утреннего солнца.

Староста вздохнул:

– Сэр Сигас всё-же нашёл. Я говорил им, это пустое дело: ежа за пазухой не утаишь.

Крестьянин со снятой овечьей шапкой в руке бежал по ложбине к всаднику. На бегу он издавал этот тонкий воющий звук, который привлёк их внимание. Крестьянин оббежал вокруг лошади, и жалобно поднял худые руки, увидев, что вёз поперёк лошади рыцарь. Подвывая, он последовал вниз за всадником.

Рыцарь подъехал ближе.

– Забодай нога ногу! Думаю, куда это он ходит? Я за ним проследил… А они прячут в холмах своих баб, – сплюнул Сигас и сбросил свою поклажу к ногам крестьянина. Тот её подхватил. Это было крепкая черноволосая девушка. Она даже не выглядела сильно испуганной.

– Ты ожидал найти что-то другое? – спросил Ардо.

– Конечно. Ты думаешь, я дурак и поверил, что Сонетр наймётся служить крестьянам за чечевичную похлёбку.

– Нет, не дурак. А что же ты думаешь?

– Я видел там, в трактире, золотую монету. У этой девицы. Всё ясно, как белый день, почему в этой деревушке разгорелась такая война. Это золото короля Синезуба Первого. Крестьяне нашли клад. Поэтому мы здесь. Можешь ничего не говорить. Только скажи одно: делёж будет честный? Я должен знать, за что я рискую своей шкурой.

– Похоже, если я буду отрицать, ты всё равно мне не поверишь? – спросил Ардо. – В таком случае, я честно скажу тебе: ты получишь ровно такую же долю, как и все остальные, в том числе и я сам.

– Вот именно это я и хотел услышать от тебя! – воскликнул Сигас и направил свою лошадь к деревне.

Днём Матиуш и Казимир прошли по лесу над деревней. Земля была устлана блестящими зелёными листьями. Среди них на корточках ползали дети. Они поднимали тёмные листья и срывали бордовые сочные ягоды. К их спинам были привязаны высокие корзинки, они ловко и привычно бросали горсти ягод себе за спину перепачканными ладошками. Весь верхний лес был полон ребятишек. Везде поблёскивали тёмные глаза и шевелились переворачиваемые листья.

– Вот поэтому к деревне трудно подобраться незамеченным, – сказал Матиуш. – Если бы дети ближайшие день-два и дальше промышляли здесь в холмах ягодой, они бы могли подать знак при появлении чужаков.

Они вышли на западную дорогу и стали спускаться с холма. Возле крайнего к Рожайке дома остановились. Речка здесь была совсем узкой. Можно было перемахнуть на лошади. За низким плетёным палисадником цвели сливы.