Целую Тебя. Жду Твоей статьи в «Руне»405, но боюсь, что издали Ты совсем не разобрался в том, что тут делается. Пиши.

Любящий Тебя

11 июня 1931 года в парижском литературно-философском обществе Мережковских «Зеленая лампа» прошло заседание, посвященное не сразу понятному вопросу: «У кого мы в рабстве? (О духовном состоянии эмиграции)»406. Вступительное слово делал Георгий Иванов, и он практически с самого начала своей речи заговорил о цензуре и автоцензуре. Точнее, в обратной последовательности: «Сама собой установилась и забирает все большие права строжайшая самоцензура, направленная неумолимо на все, что выбивается из-под формулы “писатель пописывает, читатель почитывает” <…> Кто же установил эту цензуру? В том-то и ужас, что “никто” – сама собой установилась»407.

Отвечая ему, Зинаида Гиппиус формулировала вопрос резче и гораздо более внятно: «Иванов увидел факт: писатели находятся под чьей-то цензурной лапой. Как? Здесь? При такой свободе – и вдруг цензура, да еще хуже, чем Николаевская? Странное явление! Иванов стал смотреть вниз: от читателя, что ли, цензура? Нет, не от читателя»408. И ответ на него тоже был гораздо более резким: «Реальное положение зарубежной литературы таково: вся пресса, говоря серьезно, сводится к двум газетам и одному журналу. <…> Литература, зарубежные писатели – свободны как никто. Откуда-то цензура? <…> от них, от владельцев и редакторов нашей скудной зарубежной прессы»409.

Нетрудно понять, что здесь имеются в виду две газеты – «Последние новости» и «Возрождение», и журнал «Современные записки», единственные, которые выходили регулярно, в центре русской диаспоры, имели стабильно значительный тираж и, что важно не в последнюю очередь, могли платить не грошовые гонорары. Гиппиус имела все основания судить о том, что́ эти издания представляли собой, поскольку так или иначе сотрудничала с ними со всеми. Но ни с одним из них ее отношения не были идеальными.

Однако, чтобы с основательностью делать какие бы то ни было заключения на этот счет, необходимо взглянуть вообще на проблему взаимоотношений Мережковских с современной им периодикой.

На протяжении долгого времени Мережковские искали печатный орган, где могли бы чувствовать себя свободно, но все время оказывались на втором плане. В «Северном вестнике», где их довольно продолжительное время привечали, у руля твердо стояли А. Волынский и формальный редактор журнала Л. Гуревич. «Мир искусства» был все-таки журналом в первую очередь художественным, да и С. Дягилев вовсе не склонен был передоверять руководство другим людям. «Новый путь» оказался под двойной цензурой, церковной и светской, поэтому приходилось сдерживать не только свое перо, но и перья других авторов. Планы на редакторство в 1908–1909 гг. также или не реализовались, или обернулись слишком кратковременными эпизодами. «Голос жизни» (1914–1915) получился весьма мимолетным. То же относится и к эмигрантскому периоду: небольшие журналы, вроде «Нового корабля», долго не могли продержаться на поверхности, а большие (как «Современные записки»410 или «Числа») вовсе не спешили отдать Мережковским лидерство. Думается, на деле это было вызвано вовсе не злоумышлениями редакций. По складу своего характера и творческих способностей ни Гиппиус, ни тем более Мережковский, не были способны к сколько-нибудь продолжительной и упорной журнальной (не говоря уже о газетной) работе. Оказался способен Д.В. Философов, но это по-настоящему обнаружилось только в варшавских русских изданиях, где он стоял у руля.

Обратим внимание, что единственный журнал, где они были движущей силой, продержавшийся сравнительно долгое время и относившийся к категории классических толстых журналов, – это «Новый путь» (1903–1904), да и то последние номера уже выпускались новой редакцией. А ведь там редактором были Философов и опытный журналист П.П. Перцов, а в повседневной работе им помогало много добровольцев. Все же остальные издания выдерживали совсем краткое время. И даже заведование литературным отделом «Русской мысли» оказалось им не по плечу.

Если в первые несколько лет после бегства из Совдепии Мережковские, как кажется, не очень выбирали, где именно печататься411, то с 1923 г. они сосредоточиваются на публикациях в изданиях хотя бы относительно демократической направленности: парижские газеты «Последние новости» и «Звено», берлинские «Дни», варшавская «За свободу!». В «Последних новостях» Гиппиус начала систематически печататься с июля 1922 и продолжала до мая 1927 г., но потом последовал интервал до августа 1931, т.е. больше четырех лет. И с марта 1936 г. сотрудничество с ними затухает вновь. Против позиции «Возрождения» на первых порах она решительно протестует, однако после ухода из газеты П.Б. Струве с декабря 1927 г. Мережковские переходят в эту консервативную газету, существующую под довольно аморфным руководством разных людей, из которых им приходится иметь дело чаще всего с С.К. Маковским и Ю.Ф. Семеновым. Мережковский так и будет печатать свои уже нечастые публицистические статьи преимущественно в «Возрождении», а Гиппиус расстанется с ним в 1929 г. и вернется в «Последние новости», в двухгодичном промежутке печатаясь еще в «Сегодня» и «За свободу!». На этом фоне их сотрудничество с СЗ кажется почти что безоблачным.

Гиппиус впервые напечаталась в журнале в № 10 за 1922 год, а последний – в предпоследней книге журнала в 1939 году. Мережковский впервые появился в № 15, а в последний раз – в книге 58. Но если присмотреться внимательнее, то окажется, что все было далеко не так просто. Гиппиус-поэту в сотрудничестве не отказывали вообще практически никогда, стихи она могла печатать, сколько хотела (другое дело, что публиковала их далеко не всегда). А вот литературную критику и публицистику – с большим разбором и с большими перерывами. Большие и серьезные ее статьи, появившиеся в СЗ, – две «Литературные записи» (1924, № 18 и 19), «Оправдание свободы» (1924, № 22), «Меч и крест» (1926, № 27). Вот фактически и все. Единственная небольшая статья более позднего времени – «Авантюрный роман» (1931, № 46) – была лишена какой бы то ни было литературной или общественной злободневности. Остальное – воспоминания, рецензии, некрологи. Литературные произведения Мережковского не встречали препятствий к напечатанию, наоборот – редакция высоко ценила его сотрудничество, но публицистика вообще не печаталась в журнале, за исключением единственной статьи – к столетию восстания декабристов.

Причину этого М.В. Вишняк усматривал в одном, но главном обстоятельстве: «Мережковский и Мережковская-Гиппиус не довольствовались своими литературными и поэтическими достижениями. Они претендовали на большее: на водительство, литературно-художественное, религиозно-философское, общественно-политическое»412. Более чем понятно, что такой претензии редакция журнала не хотела и не могла принять. Особенно неприемлемой для СЗ была, конечно, позиция Мережковского. Она достаточно хорошо известна413, поэтому приведем лишь одну затерянную в газетах эпохи цитату: «Вы говорите, о политике нельзя? Но о русской литературе трудно говорить вне политики… Кто-то нашел, что для спасения России нужно соединиться с большевиками… Нет, не о спасении одной России надо думать. Помните у Блока: “Мировой пожар раздуем”?.. Кто знает, быть может, страдания России нужны для спасения человечества… Голос Мережковского крепнет, звучит пророчески. Впалые глаза загораются странным блеском, всматриваются куда-то в глубину, в царства Антихриста… Много позже, на улице вспоминается: “Спасение мира другие народы кончат, Россия начнет”»414. Политика, в разных ее преломлениях, была для него чрезвычайно важна, однако ее направление явно входило в противоречие с устремлениями СЗ. Но дело, кажется, было даже еще сложнее, и это вполне вырисовывается из переписки Гиппиус с редакторами СЗ415, которая сохранилась далеко не полностью, но все же насчитывает порядка 200 писем и в значительной своей части касается именно редакционных вопросов, в том числе цензуры, самоцензуры и редактуры. Наши размышления отталкиваются именно от этой переписки416.