Мысли Вэла были тяжелы. После ухода Зиги он так и не двинулся с места, сидел, вперив взгляд в одну точку. Трасса, по желанию Била лишившая сообщество полутора тысяч рабочих рук, уничтожила пятнадцать энглов. Ева жила недалеко от Корнов, скорее всего, ее уже тоже нет в живых. Эта мысль выжигала Вэлу душу и призывала управляющего пойти на крайние меры в отношении выродка. Семнадцатилетняя Ева была его единственной дочерью, которую он умело скрывал все эти годы. Она родилась за месяц до его назначения, и стерилизация – мера необязательная, но эффектная – стала весомым аргументом в его пользу на выборах: у двух других кандидатов на высший статус были дети…

На пути к цели Вэл не раз пренебрегал правилами и нарушал законы, уверенно проходя все возможные проверки и умело обманывая самые совершенные системы распознавания лжи. В этом ему не было равных. И сейчас он судорожно прикидывал в голове, сколько времени у него есть на то, чтобы до допроса успеть наведаться в двадцать пятый энгл. На всякий случай он все же решил подстраховаться и вызвал дубликата, клона-помощника, которого всегда оставлял вместо себя, если нужно было скрыть свое отсутствие.

Двадцать пятого энгла не было. Как не было больше десятого, пятнадцатого, двадцать шестого и еще одиннадцати других. Но другие мало занимали управляющего, он стоял на обочине великолепной дороги, сверкающей голубым покрытием, там, где когда-то был домик Евы. Теперь не было ни домика, ни темноволосой красавицы с синими, как у него, глазами. Вэл заплакал, но сразу же овладел чувствами и сильно сжал кулаки. Теперь, когда не стало Евы, руки его были развязаны. «Убью!» – проговорил он и уверенным шагом направился к лифту, поднимающему в небеса.

Он ворвался в здание Сената, полный злобной решительности рассчитаться с Билом и навсегда покончить со всеми выродками. Двери коридоров сами распахивались перед ним, словно боялись быть сорванными с петель. Вэл в этот момент являл собой зрелище ужасающее, но в то же время притягательное, как все великое и страшное. Он готов был пойти до конца в своих намерениях, вплоть до применения чрезвычайных мер.

– Я беру на себя исключительные полномочия! – прогремел он, едва войдя в зал заседаний.

Присутствовавшие здесь небожители разных статусов разом замолчали и как будто окаменели: исключительные полномочия давали Вэлу возможность семь дней обходиться без согласования своих действий с сенаторами. В Уставе Сообщества механизм применения крайних мер был прописан на случай межгалактической войны и реальной угрозы вымирания человечества. На практике такими полномочиями только однажды воспользовался первый Главный управляющий высшего статуса, Оссур, когда пришел к власти, подавив восстание народа и уничтожив сотни тысяч повстанцев. Было это сто пятьдесят лет назад. С тех пор никому в голову не приходило, что подобные меры могут быть применены снова: небожители выучили урок, усовершенствовав систему управления и стерев память о произошедшем у оставшихся двух миллионов.

Исключительные права влекли за собой исключительную ответственность: все, происходящее в течение семи дней, становилось пожизненной заслугой или виной с высшей мерой наказания, вплоть до испепеляющей камеры. Исход срока исключительных полномочий определят сенаторы, и тогда жизнь Вэла будет вверена им без остатка, а голос его ничего не будет стоить, пока девять членов Сената не вынесут вердикт. Но отказать носителю высшего статуса влияния взять на себя исключительные полномочия по закону было нельзя.

Минуту гробовой тишины прервал ропот, донесшийся с трибун. Сенаторы со страхом и ужасом смотрели на Вэла.

– Можем ли мы узнать причину введения крайних мер? – робко спросил сенатор Фрэн.

Вэл мог проигнорировать вопрос, но сенатор был намного старше и всегда пользовался его уважением.

– Нам необходимо раз и навсегда покончить с выродками. Сейчас их неконтролируемая активность представляет угрозу существованию человека как вида. Я не вижу иного выхода, как прибегнуть к исключительным полномочиям, чтобы применить к выродкам меры физического воздействия.

– Где доказательства того, что такая угроза реальна? – выкрикнуло сразу несколько голосов с трибун.

– Я не обязан представлять доказательства! – возмутился Вэл. – Но я готов ответить на любые вопросы Сената, потому что намерен действовать сообща ради общего блага. Советник Зиги, доложите о происшествии.

Зиги говорил недолго, но убедительно. Он был возбужден больше обычного, что в сложившейся ситуации казалось естественным. Вэл пристально наблюдал за ним. Что-то в поведении советника его настораживало: на левой ноге, у щиколотки, ткань костюма была повреждена, и сквозь дырку виднелась ссадина. Избавиться от пореза и сменить костюм – десятиминутное дело. Значит, у советника не было этого времени. И откуда вообще мог взяться порез? Каждому известна крайняя осторожность и предусмотрительность Зиги, а о его брезгливости ко всякого рода изъянам, несоответствиям и нарушениям целостности образа ходили анекдоты. Появиться в Сенате в таком, мягко говоря, неидеальном обличье – причина у советника должна была быть весомая. Вэлу очень хотелось узнать ее.

Слова советника произвели на сенаторов должное впечатление, особенно убедительным аргументом было число жертв гоночной трассы. В немалой степени единогласному решению предоставить Вэлу исключительные полномочия послужила и его готовность сотрудничать с Сенатом, членам которого давно хотелось выйти за пределы ограниченных инструкциями возможностей. Трибуны ожили, воодушевленные голоса звучали со всех рядов, то и дело слышалось: «Пора навести порядок на дне!», «Покончим с выродками!» и даже «Насилие – на голосование!».

– Прекрасно, – заключил Вэл. – Рад, что мы все осознаем угрозу и готовы действовать сообща. Определяю первую задачу: необходимо найти Била Корна и доставить его сюда. Пока без применения насилия. Кто готов взяться за исполнение?

Несколько человек встали со своих мест и выразили готовность немедля отправиться «на дно», чтобы арестовать Била Корна.

Но тут советник сделал шаг вперед и произнес, с почтением опустив голову:

– Мой господин, выродок уже доставлен в изолятор мной лично. Только что.

Вэл обернулся и с нескрываемым удивлением посмотрел на Зиги.

– Вот как… Прекрасно, советник, – проговорил он, еще более пристально всматриваясь в лицо Зиги. – Должен сказать, вы никогда не перестаете удивлять меня. Рад, что нахожусь в числе ваших друзей, – криво улыбнулся Вэл.

Зиги поклонился и отступил назад. С трудом дождавшись окончания Совета, он быстрым шагом направился к выходу, но у самых дверей почувствовал чью-то руку у себя на плече. Зиги непроизвольно дернулся.

– Советник, какой вы, однако, сегодня энергичный, – с улыбкой произнес Вэл. – И что с вашей ногой?

– А что с ней? – растерянно переспросил Зиги. Он быстро осмотрел свои ноги и увидел ссадину, о которой в спешке успел забыть. – Действительно… – удивляясь как можно правдоподобнее, заключил он. – Не знаю, откуда эта царапина. Должно быть, в лесу на что-то наткнулся.

– Зиги, – обнимая его за плечи, вкрадчивым голосом проговорил Вэл, – не хотите ли зайти ко мне и выпить чая? Успокоитесь и расскажете все, как было. Мне интересно узнать, как вам удалось столь блестяще организовать поимку Била Корна.

Зиги не нашелся, как избежать приглашения, и покорно направился за главным управляющим.

Со стороны они представляли собой образец соответствия: одинакового роста, оба темноволосые, убиравшие волосы в традиционной манере, стягивая их в тугой узел на затылке. Когда-то вид прически многое говорил о ее владельце: не связанные обязательствами юноши и мужчины носили длинные волосы свободно, а те, у кого были дети или женщина, – собирали в пучок или узел. В небесах этот обычай давно забыли, но простые смертные все еще придерживались его. Вэл завязал узел после принесения присяги на верность государственным интересам, принимая пост главного управляющего. Так он подчеркивал, что связан обязательствами государственного мужа. По какому поводу были убраны волосы Зиги, никто не знал.