Боль. Отчаяние. Долг. Ты-Вайдвен не понимаешь, почему чувствуешь именно это, но тянешься навстречу все равно, преодолевая собственный страх, пытаясь воссоединиться с недоступными частями общей сети. Пытаясь отыскать источник боли и исцелить его или по крайней мере заглушить — пытаясь неумело, неэффективно, но по-человечески упрямо. Ты-Эотас рефлекторно вздрагиваешь в ответ всполохом света, который заставляет значения весов начать колебаться снова.

Ты обещаешь ему-себе правду. Но вначале тебе нужно позаботиться о другом.

Вайдвен — все еще часть бога, но куда менее, чем раньше — с усилием вспоминает о тех, кто остался жив после того, как владыка света благословил их своим сиянием в полной мере. Кажется, его пытаются убить.

Его пытаются убить?

Стрелы сгорают в лучах солнца, и ни одна не в силах его коснуться. Пули, выпущенные в него, летят мимо. Кто-то из дирвудцев пускает в него неумело сплетенное заклятье — маг, защищавший орудийный расчет, уже превратился в горстку пепла — и, кажется, колдовское пламя действительно обжигает его на мгновение, но Вайдвена не смог сжечь огонь в Долине Милосердия, не сможет сжечь и этот. Вайдвен безмолвно велит солнечным огонькам душ, плотно заслонивших его от врага, пропустить его, и те послушно расступаются, не в силах оспорить приказ бога.

— СДАВАЙТЕСЬ — И РАССВЕТ ПОМИЛУЕТ ВАС, — провозглашает Вайдвен. Может быть, его человеческое тело по привычке произносит это вслух. А может, в этот раз он обошелся лучами солнца, пронизывающими души насквозь. Он не уверен.

Дирвудские командиры выкрикивают команды. Разобщенная, перепуганная толпа людей снова превращается в боевой строй. Вайдвен не слышит приказов, разносящихся над склоном холма — он вглядывается в души выступивших против него и не может сдержать изумления. Он видит в них страх, верно, безотчетный страх перед неведомой и могущественной силой, только что принесшей смерть сотням людей, но в глубине этих душ пылает огонь, что сильнее страха. Огонь, что заставляет их сейчас сплотить ряды вместо того, чтобы сложить оружие и упасть на колени.

Наверное, Эотас понимает это лучше. Но милость рассвета касается лишь тех, кто принял его добровольно; Вайдвен пытается воспротивиться назревающему внутри солнцу, пытается удержать его внутри, но Гхаун отмахивается от него небрежной копией расчетов и вырывается наружу еще до того, как разум Вайдвена успевает осознать, что так будет лучше для всех.

Боевой строй солдат Унградра на мгновение замирает под лучами солнца — и больше не оживает. Вайдвен идет вперед мимо еще не рассыпавшихся пепельных статуй, едва замечая, как кричат его собственные люди в ужасе или священном трепете, если есть какая-то разница между тем и другим. Кто-то из дирвудцев бежит прочь, и сияющие лучи настигают их в движении, как настигает лезвие серпа гибкие стебли ворласа. Кто-то, скованный страхом, не в силах сделать ни шагу; кто-то падает на колени и бросает оружие; кто-то бежит к Вайдвену, чтобы убить его, ведь что-то должно его убить, — может быть, смертные клинки сгодятся на это. Гхаун равнодушно забирает их одного за другим, и редсерасские солдаты торопятся исполнить волю своего короля. Вайдвен останавливается рядом с одним из коленопреклоненных дирвудцев и тянется к его душе; боги, сколько страха, ничего больше не разглядеть, даже взор бога видит только черную удушливую завесу, скрывшую внутри себя крохотный огонек духа.

Вайдвен не понимает.

— РАЗВЕ ТАК ПРИСТАЛО ВСТРЕЧАТЬ ЭОТАСА, ВЛАДЫКУ СВЕТА, ЧЬЯ ДОБРОТА И ЛЮБОВЬ ОКРУЖАЕТ КАЖДОГО СМЕРТНОГО?

Так будет лучше для всех, шепчет эхо голоса Гхауна. Как они могут не видеть?

— ТЫ СВОБОДЕН, — говорит Вайдвен, протягивая ладонь человеку, стоящему перед ним на коленях, — ВСТАНЬ.

Воин не принимает его руки. Вайдвен с недоумением вглядывается в его душу, но ему требуется человеческое зрение, чтобы понять, что солдат не видит его. Этот человек смотрел на солнце в миг рассвета и желал ему зла. Эотасова любовь выжгла ему не только глаза; его душа еще удерживается в теле только благодаря магии защитного талисмана. Вайдвен отпускает ее на волю: так будет лучше.

— ЕСТЬ ЛИ ЕЩЕ СРЕДИ ЖИВЫХ ТЕ, КТО ПОСМЕЕТ ЗАСТУПИТЬ ДОРОГУ НОВОМУ РАССВЕТУ?

Ему не отвечает ни один голос и ни один клинок. Вайдвен в последний раз обводит взглядом склон холма и долину, пеструю от тел погибших; ослепительный свет наконец меркнет, отступает, прячась обратно в смертный сосуд. И когда Эотас уходит из разума своего святого, оставляя того наедине с полутора тысячами мертвецов, обращенных в пепел, Вайдвен впервые желает оказаться на их месте.

Кавенхема больше нет. Хоронить нечего: он попал под взрыв пушечного ядра. Командование кавалерией принимает рыцарь Кеодан, один из немногих оставшихся в живых орденских рыцарей. Звание больше не имеет значения; и аристократы, и крестьяне на равных собирают с тел оружие и прочие ценности, имеющие хоть какой-то смысл в войне.

Вайдвен безучастно зачерпывает в ладонь пепел. Сухой, холодный, почти и следов на коже не оставляет. Как хоронить пепел? Лучше бы богам знать каждую душу, погибшую сегодня на этих холмах, потому что у пепла нет ни лиц, ни имен, ни один священник не сумеет прочесть над ними полагающуюся молитву.

Наверное, Эотас сделал что-то с его разумом, чтобы его святой не сошел с ума и не сбежал прочь, как поступили самые мудрые из войска ныне почившего лорда Унградра. Смертные неспособны выдержать божественный гнев. Некоторые из дирвудских солдат, сдавшихся в плен, уже не в своем рассудке; даже редсерасские солдаты, которым свет Эотаса не причинил никакого вреда, уже не смотрят на своего пророка так, как прежде.

Вайдвен поднимает голову и находит глазами воина, уже долгие минуты неподвижно глядящего в пустоту над примятыми к земле пепельными колосьями. Очередной мальчишка, сбежавший из дома, чтобы прибиться к армии Святого Вайдвена. Сколько ему, шестнадцать? Навряд ли больше семнадцати. Не хотел бы Вайдвен в его годы стать свидетелем подобного. Да и сейчас бы не хотел, только совсем не о такой новой заре говорил Эотас в их первую встречу на ворласовом поле, когда очарованный божественным светом крестьянин согласился принять его в себя…

Вайдвен осторожно тянется прозрачным лучом эотасовой магии к молодому воину и непонимающе хмурится, разглядев его душу. Яркая, что маяк, сильная, с любой другой захочешь — не перепутаешь. Сайфер?.. нет, у тех души обычные, Вайдвен встречал сайферов среди дирвудцев. Хранитель? Что же, этот мальчишка видит сейчас всех этих мертвецов?

Прежде, чем Вайдвен успевает сделать хоть что-то, к тому подходит воин постарше и легко встряхивает за плечи, обращая внимание юного Хранителя на мир живых. Похоже, не в первый раз уже такое происходит. Поразмыслив, Вайдвен решает не вмешиваться: в Редсерасе не слишком любят чтецов душ и всех им подобных, а люди и без того испуганы — если узнают, что среди них затесался Хранитель, чего доброго, в один прекрасный рассвет парень не проснется. Эотас касается уходящих воинов легким благословением, невидимым и неощутимым ни для кого, кроме Вайдвена. Грядущей ночью они не будут видеть снов.

Жрецы латают раненых наспех, зная, что впереди предстоит еще несколько часов пути — летние дни тянутся долго, а армия идет от рассвета до заката. Вайдвен выслушивает сводку потерь от Сайкема и Лартимора, чудом уцелевшего в первых рядах пехоты. От кавалерии осталось чуть больше сотни, пехота потеряла почти семь сотен под пушками и стрелами дирвудцев. Больше, чем Божественное Королевство могло позволить себе потерять. Меньше, чем сегодня потерял Дирвуд. Эотас сжег полторы тысячи людей всего за пару минут.

— Можем ли мы полагаться на божественное чудо еще раз? — спрашивает Сайкем. Он кажется спокойным, но голос выдает его. В другое время Вайдвен улыбнулся бы: а ты не верил, что Эотасу есть до нас дело!.. Теперь же, глядя на место Кавенхема, занятое отныне Кеоданом, Вайдвен не уверен в том, что даже самая слабая улыбка окажется ему по силам.