После мучительно долгого, тахикардического момента Кэролайн медленно моргает, черты ее лица смягчаются, когда она идет к нему. Она встает прямо перед ним так близко и осторожно подносит руку к его щеке. Ее прикосновение подобно электрическому разряду. Кэролайн переводит взгляд с его глаз на губы, прежде чем прорезает пространство между ними и целует его.

Ее губы мягкие и нетерпеливые, скользят по его губам в неторопливом танце. Это именно то, что Клаус всегда думал: медленное, глубокое и основательное, но под ним кипит огонь, вот-вот готовый потерять контроль. И Клаус хочет большего, он хочет гораздо большего, хочет впитать ее, хочет каждый дюйм ее тела, хочет узнать все, что заставляет ее дрожать, все ее надежды и мечты и все, что она хочет в жизни. Он хочет заставить ее кричать и извиваться от удовольствия, хочет заставить ее смеяться, пока она не заплачет. Он хочет, чтобы она почувствовала хотя бы крупицы той радости, что пронзили его в ту же секунду.

— Значит ли это, что у меня еще есть шанс? — тихо спрашивает он, когда они отстраняются, все еще прижимаясь губами к ее губам.

— Это значит, что я тоже тебя люблю.

Облегчение взрывается внутри него, разливаясь по венам, как ток. Он снова прижимается губами к ее губам, но она нерешительно отстраняется.

— Значит, ты остаешься здесь?

Клаус трется кончиком носа о ее нос.

— Да.

— Ты уверен? — она давит. — Клаус, я не хочу, чтобы ты потом злился на меня за то, что отказался от всех своих планов на будущее.

— Милая… — Клаус обхватывает ее лицо руками. — Никогда в жизни я ни в чем не был так уверен. Даже если ты мне откажешь… Я бы злился на себя до конца своих дней за то, что не остался, не сказал тебе о своих чувствах. Мне следовало сделать это еще несколько месяцев назад.

Кэролайн сияет, как солнечный луч, ее тепло проникает прямо сквозь него, собираясь в центре груди. Он с радостью отдал бы жизнь за эту улыбку.

На этот раз он ее целует. Ее рука запутывается в волосах Клауса, в то время как его рука находит путь к пояснице. Он не понимает, что они движутся, пока Кэролайн не падает на на стол позади нее, и Клаус ловит ее, прижимая к себе. Они едва отстраняются, чтобы набрать воздуха, все быстро обостряется, месяцы тоски и бессмысленной потребности просто вытекают из них. Когда Кэролайн тихонько стонет у его губ, Клаус дрожит с головы до ног, готовый тут же начать стаскивать с нее одежду и превратить ее в облако муки.

— О, черт возьми! — кричит Энзо из-за двери, врываясь в комнату. — Это что, Адская кухня? Ради бога, я здесь работаю.

Он поворачивается и выходит на улицу, ворча, что собирается подать официальную жалобу в профсоюз.

Кэролайн смеется, уткнувшись лицом ему в шею. Хорошо еще, что Энзо положил конец их быстрым ухаживаниям — не то, чтобы Клаус когда-нибудь предаст это огласке. Их первый раз не должен быть таким, поспешным и отчаянным, на кухне. Это должно быть поспешно и отчаянно, но на его чердаке, с вином, музыкой и лунным светом над Миссисипи.

Клаус целует ее в макушку, позволяя ее смеху вибрировать в его груди и убаюкивать тем чувством покоя и завершенности, которое, кажется, только Кэролайн пробуждает в нем.

Его будущее может быть загадкой в данный момент, но, по крайней мере, он нашел свою путеводную звезду.

========== Часть 10 ==========

Клаус просыпается от солнечного света, льющегося в окно, который так и норовится разбудить его. Он недовольно ворчит, зарывается лицом в подушку и вытягивается, как кошка под простыней.

Ему требуется мгновение, чтобы привыкнуть к внезапной ясности. Когда он это делает, ленивая ухмылка растекается по его губам, как масло. Клаус издает недовольное мурлыканье, глядя на красивый силуэт, контрастирующий на фоне света. Кэролайн одета в рубашку, которую он бросил на пол в гостиной прошлой ночью, и больше ничего, обнажая ее неприлично длинные ноги.

Ее волосы каскадом рассыпались по спине, все еще немного растрепанные после того, как пальцы Клаус зарывались в них ночью. Она держит в руках кружку с дымящимся кофе, пар мерцает в прохладном утреннем воздухе.

Первое, что сделала Кэролайн, когда их отношения начались и она стала проводить все больше и больше ночей у него — это купила ему приличную портативную кофеварку. Она научила его работать с ней, и теперь Клаус может приготовить достаточно хороший кофе, чтобы спасти свою жизнь, но то, что он узнал, наблюдая за закулисной работой мастера так это то, что приготовление кофе (настоящее приготовление кофе), гораздо труднее, чем он себе представлял. Выбор нужных бобов, приготовление нужных смесей, стиль заваривания, спаривание всего этого, температура воды… Это увлекательно, но в то же время безумно, как искусство.

Поэтому он позволяет Кэролайн принимать все трудные решения и ограничивается нажатием кнопки на аппарате. Это все, чему он когда-либо научится.

Его жизнь все еще немного висит в воздухе в данный момент, ничего еще не решено. Есть кое-какие возможности для оценки, но он не торопится. Впервые за целую вечность Клаус может не торопиться. Единственное, что он знает наверняка, это то, что он никогда, никогда не устанет просыпаться от вида этой женщины — лежащей рядом с ним в постели, свернувшейся калачиком у него на груди, весело напевающей в душе или стоящей у окна, любуясь видом реки.

Зрелище, конечно, завораживающее, но даже его идеальное зрение на миллион долларов бледнеет рядом с ней. Нет ничего прекраснее, чем улыбка Кэролайн. Если бы он имел хоть малейшее представление о том, насколько довольным и счастливым это сделает его, он бы бросил свою чёртову работу еще несколько месяцев назад. Тогда он и понятия не имел, насколько сильным и исцеляющим может быть это чувство. Его циничное ублюдочное ” я ” никогда не предполагало, что нечто столь неосязаемое и сказочное, как любовь, может дать столь необходимую передышку даже самой беспокойной душе. Никогда еще он так не радовался тому, что был не прав.

— Привет, — медленно произносит она, кривя губы в улыбке. — Ты уже встал.

— Как будто это не входило в твои планы с самого начала, когда ты раздвинула шторы.

Она пожимает плечами и делает глоток кофе.

— Я должна извиняться? Ты слишком много спишь.

И это, что ж, это великолепная правда. Клаус наверстывал все ночи, которые он провел, доводя себя до полного краха в течение многих лет. В его защиту можно сказать, что их ночи всегда полны активности, но потом он спит как младенец.

Клаус перекатывается на спину.

— Который час? — спрашивает он, зевая.

— Чуть больше десяти.

— Еще рано. Я мог бы легко проспать до 11.

— Разве я этого не знаю? — Кэролайн подходит и садится рядом с ним, поджав под себя одну ногу. Она наклоняется и запечатлевает на его губах кофейный поцелуй. — Доброе утро.

— М-м-м, — отвечает он с низким урчанием в горле. — Я думал, ты сегодня на работе.

— Я попросила Энзо заменить меня, но вернусь на работу к обеду, чтобы помочь ему и Бонни с дневным наплывом.

Бонни Беннетт была второй лучшей вещью, которая когда-либо случалась с Клаусом. Это позволяло Кэролайн приходить позже или уходить с работы раньше. Каждый раз в голубой луне она даже осмеливается взять выходной по выходным. По правде говоря, она такой же трудоголик, как и он, за исключением того, что ее отношения с работой намного здоровее, чем когда-либо. Во-первых, ей это нравится. Кэролайн получает истинное удовольствие от того, что она делает. Кроме того, это ее дело, так что в этом есть смысл. Бонни тоже была настоящей находкой, быстро училась и обладала настоящим талантом. По абсолютно беспристрастному мнению Клауса, она уже намного лучше Энзо. Но на его мнение, как правило, закатывают глаза.

— Хорошо, — говорит он.

— Есть кое-что, о чем я хотела с тобой поговорить.

— Продолжай, любовь моя.

Кэролайн снова отхлебнула кофе, задумчиво нахмурив брови.

— Я тут подумала… Может, мне стоит нанять кого-нибудь другого?