Литмир - Электронная Библиотека

– Да что вы так переживаете, Анатолий Фомич! И без канализации лечиться можно. Большинство больных вообще унитаз здесь в первый раз в жизни увидят…

– Не твоя забота, увидят они унитаз или нет, – перебил Грека Сайкин. – Через два дня канализация должна работать, как швейцарский хронометр.

С этого момента Грек перестал быть интересен Сайкину. Оставив его в санузле один на один с мыслями о швейцарском хронометре, Сайкин вернулся в коридор.

– Штык, – прозвучал его резкий призыв.

Призыв был напрасным, потому что Штык, как и положено любой тени, находился у Сайкина за спиной.

– Слушаю, – отозвалась тень, заставив хозяина тени вздрогнуть и нервно обернуться.

– Штык, что это за дела с лифтом, с аптекой? Почему я всё узнаю последним?

– Потому что вы интересуетесь этим в последнюю очередь, – прозвучал обезоруживающий ответ.

Сайкин смерил свою тень презрительным взглядом. Тень не произвела на него никакого впечатления. Она была мельче, щуплее и гораздо менее выразительной по сравнению со своим хозяином. Нехорошая улыбка исказила лицо Сайкина.

– Ладно, – сообщил он своей тени. – Поговорим в другое время и в другом месте.

Такое предложение могло бы привести в ужас кого угодно, но не тень Сайкина. Тень, вероятно, осознавала, что без тёмной стороны ни один российский руководитель существовать не может, а потому не проявляла беспокойства. А может быть, невыразительная внешность тени не позволяла заметить признаки смятения.

– Все вопросы с аптекой надо было прежде всего провентилировать со мной, – прокатилась по коридору малосвязная речь Кокошина.

Долгое стояние на ногах сильно подействовало на речевые центры и координацию главврача. Поэтому своё предложение он сделал, глубоко прогнувшись в полупоклоне, тяжело опираясь на дверной косяк соседней палаты и почему-то стоя спиной к Сайкину. Мэру такая поза показалась вызывающей.

– Интересно! – отозвался на предложение главврача Сайкин. – Интересно мне, господин Кокошин, когда ты успеваешь нализаться? Полчаса назад ещё человеком был. А сейчас смотрите, как его скрючило.

– Да, – согласился Кокошин. – Вся моя жизнь – это тяжёлая борьба с ревматизмом! Да, в моём методе лечения есть побочные эффекты! А у кого их нет?!

Вопрос прозвучал как утверждение, и утверждение настолько убедительное, что могло заставить задуматься любого. Действительно, достаточно было взглянуть в глаза Кокошину, чтобы удостовериться: побочные эффекты его лечения ревматизма были хорошо знакомы любому практикующему патологоанатому.

– Ревматизм, – продолжал Кокошин, сохраняя верность выбранной позе, – для человека моей профессии, это…

Что означает ревматизм для патологоанатома, никто узнать так и не успел. По коридору медленно и грациозно ступала Зинаида Кузьминична Сайкина. К тому моменту, когда Кокошин уже готов был сформулировать значение ревматизма для человека его профессии, нога жены мэра оказалась в поле его зрения. Взгляд главврача скользнул вверх, остановившись где-то на границе с юбкой. Мысли о ревматизме тотчас улетучились, и взгляд Кокошина сделался романтически-задумчивым. Этим воспользовался Сайкин, чтобы бесцеремонно оборвать это лирическое отступление.

– Так, кто-нибудь, – обернулся он назад, – уведите его.

Возникла суета, связанная с попыткой двух женщин довольно хрупкого телосложения оторвать Кокошина от косяка. Возможно, они суетились бы довольно долго, если бы не вмешательство Штыка. Тот нелюбезным движением придвинул Кокошина вперёд, к косяку, что позволило ему гордо распрямиться и, опираясь на своих помощниц, продолжить свой жизненный путь в сторону выхода.

– Анатолий, – прозвучал неожиданно в опустевшем коридоре голос Зинаиды Кузьминичны, – время позднее, пора закругляться.

Невинное предложение жены произвело на Сайкина эффект разорвавшейся бомбы. Со страшными глазами повернулся он в её сторону:

– Зинаида! Ты где находишься! Ты пораскинь мозгами, куда ты пришла и что ты здесь делаешь!

Глаза Сайкиной тоже округлились, выражая, впрочем, не столько страх, сколько удивление. Но ответа с её стороны не последовало. Ответить что-либо мужу ей мешал стоящий за его спиной Штык. Круглыми от удивления глаза Зинаиды Кузьминичны оставались недолго. За секунду глаза сузились до состояния презрительности, голова склонилась набок, а рот искривился в соответствующей моменту усмешке. Все эти метаморфозы лица Сайкиной не ускользнули от внимательного взгляда Штыка, но остались не замеченными её мужем, который продолжал воспитание жены:

– Вот ты пришла на мероприятие в мини-юбке. Ты что думаешь, это никто не заметил? Ещё как заметили!

Ироничная усмешка жены должна была подсказать Сайкину, что мини-юбка была надета специально для того, чтобы её заметили. А глаза самой Сайкиной говорили ещё больше. Заметить должны были не столько мини-юбку, сколько то, что под ней. А под ней не особо прятались изящные женские ножки в упоительно дорогих полупрозрачных итальянских колготках. И рисунок самих колготок, создающий иллюзию выглядывающего из-под юбки приспущенного чулка, и размер бёдер Зинаиды Кузьминичны могли расшевелить воображение и перехватить дыхание у кого угодно, не только у простого смертного, но даже у самого закоренелого кутюрье, доводящего свои модели до состояния старого школьного циркуля. Можно предположить, что именно округлость и законченность этих форм заставила отвлечься от своих должностных обязанностей даже самого Кулагина. Только на Сайкина они почему-то впечатления не производили.

– Ты сюда пришла зачем? Заниматься благотворительностью! – продолжал он разнос жены. – Так вот ты ею и занимайся!

– Хорошо, милый, как скажешь.

Фальшиво-елейный голосок Сайкиной должен был наводить мужа на нехорошие мысли, но не наводил.

– И сними эту мини-юбку!

– Сниму, милый. Всё сниму.

Громкий разговор о снятии мини-юбки отвлёк Грека от мысли о швейцарском хронометре. Покинув санузел, он присоединился к заметно поредевшему окружению Сайкина. Появление нового слушателя напомнило мэру о его высшем предназначении и добавило вдохновения:

– Вы что, господа, думаете, я не знаю, как меня в народе величают? Знаю! Душегубом! И я не стесняюсь этого.

Сайкин сделал решительный жест рукой и указательным пальцем показал себе под ноги.

– Да, я душегуб! Я вынужден быть душегубом. Я просто обязан быть душегубом, чтобы выполнить хотя бы малую толику тех грандиозных замыслов, которые мы наметили с Кулагиным.

Сайкин внимательно осмотрел присутствующих, желая удостовериться, все ли осознали масштабы их с губернатором грандиозных замыслов. Затем он бросил косой взгляд в глубину коридора, где в укромных местах тихо, словно мышки, должны были сидеть и слышать каждое его слово медицинские работники.

– И я буду душегубом! Я думаю, Бог меня простит, – фамильярно махнул он рукой куда-то вверх. – И каждый из вас обязан себе уяснить, что я не пощажу никого, кто будет не то что халатно, а даже просто без должного рвения выполнять порученную вам работу.

Сайкин сделал паузу и покачал головой, очевидно представляя себе, как он поступит с теми, кто без должного рвения будет выполнять порученную ему работу. Картина, скорее всего, представлялась страшной, отчего лицо его скривилось, и он продолжил:

– Я вас не пугаю, но вы меня знаете. Не советую никому из вас испытывать моё терпение. Потому что при оказанном мне доверии народа я не имею права оставаться простым человеком. Я обязан стать душегубом по профессии.

Он поднял глаза вверх, словно ожидая оттуда подтверждения его слов. Сверху подтверждения не последовало, но тем не менее Сайкин воодушевился и уже с полной уверенностью в голосе подтвердил своё определение:

– Да! Душегуб – это моя профессия!

Для большей убедительности Сайкин опустил голову и исподлобья хмурым взглядом пригвоздил к стене коридора каждого из присутствующих. Короткий взгляд в глубину коридора был сделан просто так, для уверенности, что Сайкина слышат все, даже те, кого он в эту минуту не видит. Но этот короткий взгляд заставил мэра оцепенеть от ужаса.

8
{"b":"725309","o":1}