Господа, не менее Сайкина заинтригованные гостями, медленно и неохотно покидали вестибюль.

– Скажите, господин Сайкин, – обратился к нему Борке, когда тени сопровождающих на матовом стекле дверей по одной исчезли во дворе больницы. – Мы стали невольными слушателями ваших рассуждений о природе душегуба. На эту тему у нас с графом было несколько интересных дискуссий. Хотелось бы вкратце услышать и ваше мнение.

– Я вам скажу так! – лицо Сайкина сделалось умным. – Демократия – это хорошо. Это ладно. Но бывают в жизни места, когда надо придавить. Тут надо быть душегубом, вы меня понимаете?

Собеседники слушали мэра внимательно и не перебивали.

– Народ у нас какой? Он ведь своей пользы не разумеет! И к рассуждениям особо не привык. С ним надо по-простому. Если у нас все вопросы решать методами демократии, всё встанет колом и навеки. Вы меня понимаете?

На этот раз Сайкин замолчал, требуя понимания.

– Именно так! – поддержал его Борке. – Именно так мы с графом и рассуждали. Благодарю вас. Ваше мнение нам было очень интересно.

– Итак, господа, – продолжал Сайкин, уже покидая вестибюль, – сейчас я пришлю за вами свою служебную машину, а пока попрощаюсь. Увидимся завтра в пансионате.

Мэр хотел протянуть собеседникам руку, но вовремя одумался и просто сделал прощальный жест, удаляясь в сторону своей свиты.

– Что скажете, граф? – нарушил тишину Борке, когда фигура Сайкина возглавила своё окружение и направилась к стоянке машин.

– Крайне, крайне любопытно, – в состоянии задумчивости произнёс Кордак. – Как вы думаете, насчёт душегуба – это он серьёзно?

– Более чем!

– А по виду не скажешь…

– Ген душегуба, уважаемый граф, есть в каждом младенце, но не каждому младенцу суждено им стать. Здесь, увы, большую роль играет природа личности и природа общества. Я пригласил вас сюда именно потому, что здесь всё это сочетается идеально. Позволю себе повториться, но я уверен, что в душе господин Сайкин убийца.

– И кого же, по-вашему, он может убить? – искренне недоумевал Кордак.

– Ну, возьмём, к примеру, губернатора. Мне показалось, что при всей идиллии их отношений между ними возникли глубокие противоречия.

– Не потому ли, что и сам губернатор такой же душегуб?

– Даже больше! – усмехнулся Борке. – Вспомните его генеральское прошлое. Но стоит ли ограничивать свой интерес этими персонами? Вы посмотрите на жену господина Сайкина.

– О да! Тут я возражать не стану. Женщина страстная, с характером и не остановится ни перед чем, – едва ли не с вожделением выдохнул Кордак.

– Или господин Грек?

– Вы думаете, он тоже?

– Подпольный частник ещё со времени советской власти, переживший не одного из своих конкурентов.

– Убийственный аргумент, – согласился Кордак.

– Ну а господин Кокошин?

– А что господин Кокошин?

– Смею напомнить вам, граф, что на совести господина Кокошина по меньшей мере два покойника – ни в чём не повинных пациента, доверивших ему свою жизнь.

– Коротко и убедительно, – не удержался от лукавой улыбки Кордак. – Впечатление такое, что мы попали на конкурс душегубов.

– Простите, граф, но конкурс может быть у эквилибристов, вокалистов или просто у красавиц. Конкурс душегубов есть не что иное, как гонка на выживание.

– Стипль-чез?

– Что же, пожалуй, стипль-чез. Это мне нравится. А на какую дистанцию?

– На дистанцию в одну неделю! – с удовлетворением потёр руки Кордак. – А победителю – приз!

– Какой?

– Приз в гонке душегубов может быть только один – жизнь! – ехидно улыбнулся Кордак.

– Жизнь – хороший приз, – согласился Борке. – За этот приз стоит побороться. Когда же старт?

– Старт, я думаю, мы дадим завтра. А пока пусть господа душегубы отдохнут перед забегом.

Крупные капли дождя забарабанили о крышу вестибюля и козырёк перед входом в больницу. Это означало, что угроза, таящаяся в ненасытной чёрной туче, не была ложной. Под покровом ночи она окончательно захватила власть и без лишних церемоний стала утверждать свои права. Быстро, как по команде, прекратила туча все торжества на площади и за несколько минут разогнала по домам жителей Мухоморов. Даже лишённые коммунальных проблем бездомные животные предпочли видеть над своей головой что-нибудь надёжнее, чем это бесформенное небесное чудовище. Словно декорация к невиданному здесь до этих пор зрелищу – гонке душегубов, туча заполнила всё пространство между домами и накрыла город волной дождя. Город опустел в невольном страхе стать местом проведения ужасного стипль-чеза – скачек по пересечённой местности в изнурительной гонке на выживание, наградой за победу, в которой станет жизнь одного из её участников.

– Мне кажется, граф, я вижу наше авто, – послышался сквозь шум воды голос господина Борке. – Прошу вас.

Пришельцы шагнули в темноту, и через мгновение их фигуры растворились в декорациях дождя. А спустя ещё мгновение погасла в ладони господина Борке холодная белая звезда.

Субботнее утро погрузило Мухоморы в непробиваемый туман. Грязно-серая масса заполнила окрестности, превратив всё живое в смутные ореолы теней. Одиночка малыш-микроавтобус барахтался в этой жиже, словно божья коровка в придорожной канаве. Свет фар протыкал студень тумана не более чем на десять метров и растворялся в нём без остатка. Звук сигнала и вовсе, казалось, не распространялся дальше капота и сваливался куда-то вниз, под колёса. Но за рулём автомобиля сидел Грек. Этот человек всегда хорошо знал свою цель и все пути её достижения. А потому малыш-микроавтобус чувствовал себя в надёжных руках. Медленно, но уверенно, он двигался к месту с оптимистичным названием пансионат «Красные зори».

Когда-то «Красные зори» были пионерским лагерем на берегу удивительной по красоте реки с не менее удивительным названием Девка. В более поздние времена, когда наконец выяснилось, что красный галстук на шее и пионерская линейка по утрам – это насилие в отношении неокрепших детских душ, а слово «лагерь» мурашками пробегало по спине любого демократа, дети в «Красных зорях» исчезли. Но жизнь там не пропала. Сначала это место облюбовали бродячие собаки. Позже к ним присоединились лица без определённого места жительства, прозванные почему-то «кинологами». А ещё позже, когда «Красные зори» стали местом стихийного движения мухоморовчан назад к природе, «кинологи» закрепились там основательно, обретя статус священных хранителей очага. Не столь важно, что очаг этот находился в мангале, а платой священнослужителям была водка. Важно было то, что хранители очага берегли место, где новые и новые поколения городских жителей совершали стихийный культ приобщения к первозданному естеству.

Местная власть некоторое время со стороны наблюдала за языческими склонностями своих сограждан. Наблюдения перерастали в тревогу, а тревога в уверенность, что с бывшим пионерским лагерем следует что-то делать. Так в один прекрасный момент «Красные зори» превратились в городскую базу отдыха. Священные хранители очага были с позором изгнаны, а их место заняли крепкие ребята с мутными глазами и формой частного охранного предприятия. Территория лагеря была обнесена колючей проволокой, чтобы предотвратить любое несанкционированное вторжение, а над основательно укреплёнными воротами появилась табличка, извещавшая о том, что вход на базу отдыха – платный.

Горожане платить деньги за собственный отдых и тем более за общение с матушкой-природой почему-то не пожелали. «Красные зори» вновь опустели, но вновь ненадолго. Окончательно их судьбу решил визит мэра, после которого там закипела работа и спустя короткое время появились диковинные сооружения. Первым из них стал небольшой пятиэтажный домик, прозванный «директорским». Он имел несколько номеров со всеми удобствами, банкетный зал с кухней, сауну и даже небольшую бильярдную на два стола. К директорскому домику присоединилось несколько двухэтажных коттеджей, каждый на два номера на двух уровнях. Из старых корпусов остался только один – в дальнем углу территории, предназначенный исключительно для обслуживающего персонала и расположенный таким образом, чтобы максимально оградить отдыхающих от встреч с прислугой.