В темноте Штольман мог видеть лишь ее подрагивающий силуэт и слышать неровное дыхание вперемешку со всхлипами.

— Ну, полноте вам, Анна Викторовна, — стараясь успокоить, он осторожно взял ее за локотки.

— Разве вам не страшно? – по ее голосу он понял, что она смотрит на него снизу вверх.

— Ну, что же вы, — мягко пожурил он, стараясь придать голосу оптимизма, хотя сам тяжело дышал, и во всей его позе чувствовалось напряжение, настороженность. – Уж вам ли не знать, с вашим-то опытом общения с потусторонним миром. Не взаправду все это. Играет с нами кто-то.

Штольман почувствовал, как она скользнула ладонями вдоль лацканов его пиджака, теснее прижимаясь к нему. Он сместил одну руку ей на спину, желая своим крепким объятием подарить ей покой.

— Все страхи уйдут при свете дня, — старался заверить он ее. — А от всего остального я сумею вас защитить. Даже ценой свой жизни.

— Не надо, — она снова подняла на него взгляд. – Я не переживу еще одной твоей смерти.

— Аня… — прошептал он, нежно касаясь ладонью ее щеки. Судорожно вздохнув, она прижалась другой щекой к его гладко выбритой скуле.

— Я так скучала, — шептала она в ответ, обдавая жарким дыханием его кожу под ухом.

— Прости меня. – Он не прекращал ласкать ее щеку. – Будь моя воля, я бы ни за что не покинул тебя той ночью. Я готов до конца жизни просить прощение, лишь бы иметь возможность быть рядом с тобой.

— Ты же знаешь, любящая женщина не может не простить, — она отстранилась и снова посмотрела ему в лицо.

— И все же решила помучить, — усмехнулся он. – Согласен. Заслужил. – Глаза привыкли к темноте, и теперь он видел перед собой ее лицо, чувствовал ее дыхание на своих губах. – Я готов снести гораздо больше, если в итоге ко мне вернется страстная, жизнерадостная… моя Анна.

Ее учащенное дыхание, ее аромат, ее близость сводили его с ума, и даже его железная выдержка дала слабину. Склонив голову, он прикоснулся к ее губам, и она тут же ответила на поцелуй, обхватив руками за шею и жадно притягивая к себе. И словно рухнули все преграды, словно не было этих пяти лет. Словно только вчера он оставил ее в их теплой постели. Память сумела все сохранить: это были те самые руки, те самые губы, те самые ласки, мысли о которых согревали его в сырых подвалах казематов. И это было наяву, а не в очередном лихорадочном бреду. Он крепче стиснул ее в своих объятиях.

«Яков Платоныч! Яков Платоныч!» доносилось с улицы. Штольман оторвался от желанных губ и отдышавшись произнес:

— Аня, я не сразу смогу все устроить между нами. Это дело из Петербурга все еще довлеет надо мной. Но я хочу, чтобы ты знала и никогда не забывала, что ты – единственная женщина в моей жизни, с той самой ночи и до конца моих дней. – Затем он шагнул в сторону и забарабанил кулаком по оконным доскам. – Коробейников! Сюда!

Прикрывая глаза рукой и щурясь с непривычки, Штольман выглянул в только что вскрытое городовыми окно: на улице было по-прежнему пасмурно, но яркий дневной свет все же больно бил по глазам.

— Что за чертовщина? Который сейчас час?

— Почти десять, — ответил Антон Андреевич, — всю ночь вас искали по всей округе. Да еще Анна Викторовна пропала. Виктор Иванович чуть весь участок не разнес.

— Здесь она, — Штольман протянул руку в сторону, и в следующий миг в окне появилась немного растрепанная госпожа Миронова. Коробейников нахмурился, заметив их сцепленные руки, но промолчал. – Что-то не так с этим домом. Обыскать бы его. Прикажите городовым очистить от досок все окна.

Штольман и Анна обернулись. При свете дня гостиная выглядела совсем мирно: ни разбитого зеркала, ни картины, ни надписей, ни трещин в полу. Яков Платонович прошел на центр комнаты, поднял с пола свой револьвер. «Идем», - позвал он Анну, протягивая руку. Судя по крикам и возне в соседнем помещении что-то нашли. Дверь в кабинет была заставлена шкафом, вероятно по этой причине никто не смог раньше обнаружить жертву, чьи останки превратились в мумифицированный скелет в истлевшем сюртуке и со скалившимся черепом на коленях.

— Интересно, кто это может быть? – вслух рассуждал Антон Андреевич.

— Иволгин, — ответила Анна, отрешенно глядя в пустоту комнаты.

— Иволгин? – удивился Штольман. – Вряд ли его вчера убили. С кем же тогда встречалась генеральская дочка? – следователь подошел к письменному столу и аккуратно извлек бумаги из-под слоя пыли. – Письма датированы 1851 годом.

— Она, — вдруг добавила Анна Викторовна, и все тут же обернулись, увидев огромный портрет на стене рядом с дверью. Девушка была запечатлена за секретером с письмом в руках, рядом лежал нож для вскрытия писем с украшенной камнями рукояткой.

— Знакомая вещица, — заметил Штольман.

— А ведь правда, — ахнул Коробейников, — три недели назад к нам заявился воришка с чистосердечным признанием и этим ножичком.

— Она убила его этим ножом на кануне свадьбы. А воришка вынул его из груди, высвобождая гневный, неотмщенный дух на волю. Он не мог найти свою невесту и убивал других. Они все трое здесь, — Анна с печальной улыбкой посмотрела в окно. – Ушли.

— А… что сделать… чтобы и он ушел? – поинтересовался Коробейников, указывая на скелет.

— Упокоить останки в земле, Антон Андреевич. И если вы не против, я, пожалуй, пойду домой.

— Я провожу вас, — тут же вызвался Штольман, не дав Коробейникову и слова вставить.

— Они мне все показали, — призналась Анна, когда они устроились в полицейской пролетке. Погода начинала налаживаться, и среди рассеявшихся туч засияло солнце. – Как он их убил. Первую напугал до приступа. Вторую напугал так, что она в реку бросилась и, запутавшись в юбках, не смогла выплыть. Ну, а третья…

— Так она же слепая была? – вспомнил Штольман.

— Вот именно. Ее испугать не получилось. И он с ней заговорил. И привел к тому обрыву.

— Он охотился на невест. Но что ему нужно было от вас?

— Не знаю, Яков Платонович, — лукаво заулыбалась Анна, — ты мне это и скажи…