Штольман поймал ее взгляд – серьезный и решительный – и промолчал, ему нечего было возразить. Эта радость встречи застала его врасплох, он не сумел обуздать охвативший его восторг, все эти улыбки вырвались против воли. Но Анна Викторовна была права: он будет вынужден пресечь ее попытки к сближению, потому что связан обязательствами по службе. И до тех пор, пока не распутается весь этот шпионский клубок, он не позволит себе втянуть во все это Анну и подвергнуть ее смертельной опасности.
— Я просто хотела узнать, — поспешила она сменить неловкую тему, — вы только не смейтесь. У меня было очень странное видение.
— А разве когда-то было иначе? – усмехнулся Штольман, но его проникновенный взгляд красноречиво благодарил ее за понимание.
— Такого еще ни разу не было. Ко мне явился дух женщины. Ну, то есть я уверена, что это была женщина… Но странность в том, что у нее была борода.
— Все же удивительно, как быстро здесь разносятся новости, — прокомментировал сыщик и оглянулся по сторонам, почти ожидая увидеть мальчишку, размахивающего газетой с новостью об убийстве на первой полосе.
— Вам что-то известно? – воодушевилась Анна.
— По долгу службы, — Штольман смотрел в ее большие голубые глаза, взирающие на него так по-детски наивно и просительно, что у него не было шансов. Тяжело вздохнув в знак неизбежной и безоговорочной капитуляции, он продолжил: — Бородатая женщина приехала с цирком. Сегодня утром на лугу обнаружили ее труп.
— Яков Платоныч, а у нее что, в самом деле, борода? Настоящая?
— Настолько настоящая, что повергла Коробейникова в полнейший ступор, — усмехнулся Штольман.
— Знаете, когда она ко мне явилась, она почему-то рвала на себе эту самую бороду.
— Был я сегодня у циркачей на их стоянке, в их вагончиках… Думается мне, поживешь так годок-другой и не только на бороде начнешь волосы рвать.
— Вы вот шутите, Яков Платоныч, а я уверена, что… сей элемент внешности играет, если не первоочередную, то весьма важную роль в этом деле.
— Так у вас уже и дело есть, — покачал он головой. – А что же вы дух жертвы не расспросите? Пусть уж скажет, кто ее убил, и мы хоть раз закроем дело в рекордные пять минут.
— Не говорит она, — огорченно вздохнула Анна, — ну, то есть пытается, но не может – захлебывается. Сдается мне, утопили ее. А кстати, как она умерла?
— Вы что, беседовали с доктором Милцем? – нахмурился Штольман, его не радовало, что эксперт так легкомысленно разглашает важные подробности преступления.
— Нет, не успела. Вас встретила, как раз по дороге к нему, — честно ответила девушка, не понимая причины вопроса.
— Анна Викторовна, догадываюсь, что это бесполезно, но все же очень вас прошу – оставьте ваше частное расследование. Это убийство, и убийца по-прежнему на свободе. Он может быть чрезвычайно опасен.
— Опять вы за свое, Яков Платоныч. Я всего-навсего хотела помочь вам. В вашем расследовании.
— Что ж, в таком случае, приму к сведению.
— Вы только и делаете, что принимаете к сведению, — она обиженно сдернула руку с его локтя и остановилась. – Неужели вам так претит хоть раз поверить мне, для разнообразия прислушаться и отнестись ко мне всерьез?
Штольман посмотрел на нее растерянно, в замешательстве раскрыв рот: он мог лишь догадываться – шла ли речь по-прежнему про ее спиритические способности или это был завуалированный упрек иного толка.
— Простите, Анна Викторовна, я не хотел вас обидеть. – Он видел, как она вздохнула, и ее черты смягчились – она не держит на него зла, просто не спешит это афишировать. – Предлагаю продолжить нашу прогулку в другой день. Сейчас у меня и правда много дел. Еще пару десятков циркачей допросить надо.
— Вы сейчас в цирк? – голос выдавал ее воодушевление.
— Анна Викторовна, — он мельком взглянул по сторонам и развернулся к ней лицом. – Мы уже приковываем к себе любопытные взгляды, а это была лишь безобидная прогулка по парку. Представьте, какие слухи разнесутся, если я увезу вас в неизвестном направлении. Ваши родители, скажем так, и сейчас меня не особо жалуют. Не хотелось бы, чтобы к вечеру Виктор Иванович вызвал меня на дуэль.
— Ладно, — легко согласилась девушка и улыбнулась, всем своим видом давая понять, что не собирается настаивать. – Я и сама могу добраться. Дядя говорит, они встали на большом лугу, сразу за слободкой. Думаю, найду.
Она развернулась, собираясь уходить, и тяжело вздохнув Штольман окликнул ее.
— Анна Викторовна, не думайте, что я каждый раз буду вестись на ваши манипуляции, — улыбнувшись, мужчина вновь оттопырил локоть, — пролетка ждет меня у ворот. И кстати, откуда ваш дядя знает про цирк?
========== Часть 4 ==========
На цирковом подворье за шатром была суета. К полудню Прохор Кузьмич, как и было ему велено, собрал всех на лугу, а сам сидел за деревянным столом, удрученно подперев щеку кулаком. Вокруг него толпились силачи в обтягивающем трико и конные наездники, судя по сапогам. Они что-то кричали наперебой, толи доказывая ему, толи требуя ответа, но он, словно не замечая их, продолжал сидеть в своем мрачном молчании.
Чуть поодаль тявкали болонки, расхаживая на задних лапах перед своим хозяином, рядом репетировали номер клоуны. На одном конце поляны парень глотал огонь, на другом – его коллега запихивал в рот кинжал. Туда-сюда сновали комичные карлики и дамы с минимум одежды на их стройных подтянутых телах.
Коробейников, прибывший чуть ранее с парой городовых, беспомощно застыл при выходе из шатра и растерянным, боязливым взглядом уставился на мелькающую разномастную толпу, изредка своими неискушенными, наивными глазами решаясь взглянуть на полуголых гимнасток и тут же смущенно краснея.
— Антон Андреич, вы тут не на представлении, — раздался со спины голос начальника с легким шутливым тоном. – Хватит глазеть. Займитесь лучше делом.
— Сию минуту, Яков Платоныч, — резво опомнился тот и, кивнув городовым, шагнул в людскую гущу.
— Анна Викторовна, я все же настаиваю, чтобы вы взяли моего кучера и отправились домой. Цирковое закулисье не лучшее место для благородной девицы.
— Яков Платоныч, мне безусловно льстит ваша забота о моей девичьей чести, но уверяю вас – я могу за себя постоять. Не переживайте. Я не хочу вам мешать, — и она вслед за Коробейниковым ступила на солнечную поляну, с любопытством и каким-то почти детским восторгом разглядывая причудливых и диковинных людей.
Штольман уверенным шагом вышел на середину двора, где за столом сидел опечаленный директор цирка, и аккуратно протиснулся сквозь окружающее его сборище. Прохор Кузьмич вскочил с лавки словно по стойке смирно и, воскликнув: «Платон Якич», протянул сыщику сложенный пополам листок. И тут началось.
— Что там?
— Настучал?
— А что случилось?
— Зачем нас тут собрали?
— У меня репетиция.
— Мне собак кормить надо.
Вопросы и жалобы сыпались со всех сторон и все разом. И Штольману казалось, что его вот-вот раздавит, если не людская масса потных, раскрасневшихся тел, то их громогласные и бесперебойные крики уж наверняка. Отпихнув тростью рослых атлетов, сыщик вскочил ногами на лавку и грозно рявкнул:
— Тихо! – и в наступившей тишине заговорил спокойнее. – Устроили тут балаган. Если кто еще не в курсе, я – следователь Штольман Яков Платонович. Сегодня ночью было совершенно убийство. Жертвой стала ваша приятельница – Настасья Егорова. – По толпе разнеслись ахи-вздохи, и она глухо загудела скорбными «Как же так?» и «Не может быть». Штольман вновь повысил голос: — Мы с коллегами здесь, чтобы допросить вас.