— Той ночью к нам в лагерь забрел местный пижон – Миронов, светил часами золотыми, деньгами сыпал – Никитку в слободку за настойкой посылал. Ну, мы и решили, пока он здесь, домой к нему наведаться. А когда уж переоделись, на задворках на Настьку наткнулись. Какой черт ее туда понес? Догадалась она, что цыгане нас искали. Сказала, что нам следует все вернуть, или она Кузьмичу расскажет. Мол, мы всех под каторгу подводим. Они с Нимфой сначала языками сцепились, а потом за волосы стали таскать. Я вмешался, оттолкнул Настьку, она упала на корыто.

Терентьев взглянул на Нимфу, та молчала, но не сводила с него глаз.

— Я не знаю, что на меня нашло, но я увидел в этом решение проблемы. Я окунул ее голову в воду.

— Нет, Игнаш, не надо, — у безжалостной и жестокой с виду хищницы по щекам потекли слезы. Она смотрела на сидящего рядом мужчину с такой любовью и благодарностью, на которые, казалось, было не способно ее черствое сердце. — Я стреляла в полицейского.

— Что?

— Мне уже не избежать наказания. Не надо брать мою вину на себя.

— Нимфа…

Она отвернулась от своего любовника и снова с вызовом глядя на следователя продолжила:

— Я убила Егорову. Игнат пытался нас расцепить. Она боролась, поцарапала ему шею, сорвала у меня накладную бороду. Потом он помог мне оттащить ее на луг.

— Марго видела, как вы возвращались оттуда, — вставил Штольман, в очередной раз показывая, что полиция уже в курсе всего.

— Значит, она все-таки проболталась, — усмехнулась Нимфа. — А ведь требовала тысячу рублей за молчание. Игнат хотел откупиться. Говорил, заплатим и сбежим. Но я решила иначе – свидетелей нельзя оставлять в живых: или шантажировать будут, или сдадут. Я подменила ей туфли.

— У Настасьи за корсетом был найден рубин, — напомнил Штольман.

— Цыганский камень. Я хотела, чтобы и цыгане, и полиция думали, что она воровка, и перестали искать меня.

— А брегет господина Миронова вы подкинули, чтобы перевести подозрение на него?

— Да, — отозвался Терентьев. — После смерти Марго, когда там началась суета, я обыскал ее фургон. Искал свои часы, ну то есть эти, цыганские, а нашел две штуки.

— Где драгоценности? — Яков Платонович задал единственный вопрос, на который до сих пор не знал ответа.

— У нас их нет, — ответила Нимфа. — Продали, а деньги потратили.

— Очень в этом сомневаюсь, — не поверил следователь. – Вы собирались бежать, а в предусмотрительности вам не откажешь.

Терентьев тяжело вздохнул и потер лицо руками, будто заставляя себя замолчать, будто намеренно закрывая рот ладонями. Штольман чувствовал, что фокусник теперь слабое звено этой цепи. Он уж было хотел надавить на него, как вдруг Анна вскочила со своего места и, подбежав к задержанному, схватила его руку.

— Что? – опешил тот и вырвал руку. — Что ты делаешь?

— Госпожа Керимова? — позвал Штольман и осторожно покосился на несколько пар глаз, с любопытством уставившихся на нее. Ему казалось, что она себя выдает – ведь совершенно очевидно, что она ведет себя как Анна Викторовна. Подсознательно пытаясь прикрыть ее от посторонних, он, придерживая ее под локоток, отвел в сторонку и тихо спросил: — Что вы увидели?

— У него грязь под ногтями. Земля. Марго мне кое-что показала. Я только сейчас поняла. Кажется, я знаю, где драгоценности. Они зарыли их под фургоном со змеиным орнаментом. Зеленые змеи вокруг красного столба.

— Антон Андреич, — Яков Платонович повернулся к помощнику, — берите городовых и поезжайте в цирк. Ищите клад под фургоном со змеиным орнаментом.

На этих словах Нимфа непонимающе глянула на Игната, затем снова на следователя и, наконец, обреченно опустила голову. А в следующий момент дверь распахнулась, и в кабинет влетел запыхавшийся взволнованный господин Миронов-младший.

— Яков Платоныч! Я нашел! Нашел! — Тут его взгляд упал на цыганку, и он остановился как вкопанный. — Вы, я гляжу, тоже. Или это…

— Петр Иванович, — Штольман, во избежание еще больших подозрений в адрес личности девушки, указал посетителю на дверь и сам поспешил выйти следом. — Потише!

— Яков Платоныч, это она, Анна?

— Да, я вызволил ее из рук цыган сегодня утром.

— Выходит, напрасно я всю ночь объезжал окрестности и высматривал десятые дома… Постойте, — он вдруг отстранился и с подозрением уставился на Штольмана. — Так вы верите, что это Анна?

— Верю, — усмехнулся мужчина. — На самом деле, удивительно, что я раньше этого не заметил: она говорит, ведет себя в точности как Анна Викторовна. Мне все время кажется, что окружающие вот-вот догадаются, но… — он тяжело вздохнул и задумчиво отвел взгляд. — Я что-то чувствовал, подозревал, но не думаю, что смог бы добраться до истины без вашей подсказки. Теперь все встало на свои места.

— Не все, Яков Платонович, не все!

— Да, над последней проблемой мы сейчас как раз и работаем.

— Чем я могу помочь?

— Присмотрите за Зарой. А я сниму городового с вашего дома. Нам сейчас нужны будут люди. И ждите от меня записки. Я извещу вас о дальнейших действиях.

— Так точно, — отрапортовал Миронов, тронутый оказанным ему доверием, надел шляпу и вдруг вспомнил: — А как же Анна?

— Я позабочусь о ней, не переживайте.

— Вот теперь я точно покоен, — Петр Иванович облегченно вздохнул и направился к выходу.

***

В комнате было темно. Лунный свет пробивался сквозь незашторенные окна, выхватывая из мрака очертания мебели и обстановки, но Анне казалось, она смогла бы пройти здесь и с закрытыми глазами и не споткнуться. Она провела в номере всего пару часов сегодня днем, однако успела все изучить, измерить шагами и лишь не притрагивалась к постели. Днем она не решилась даже присесть на нее. Умылась, освежилась, пообедала и почитала на диване его книги. Теперь же ей предстояло провести здесь ночь.

Украденные драгоценности действительно были зарыты под фургоном. Городовые перекапывали там каждый метр до темноты. Находка была отправлена в управление, и по словам Якова Платоновича, им предстояла очередная бессонная ночь. Драгоценности необходимо было описать, сфотографировать и распределить по владельцам. Но в первую очередь, разумеется, старались определить собственность Косанского.

Сняв платье и корсет, Анна нырнула под одеяло. Постаралась перевести дыхание, дабы унять беспокойно колотящееся в груди сердце, и вдруг замерла. Ее окутал запах Штольмана. Прикрыв глаза, она повернулась на бок и уткнулась носом в подушку. Внутри нее все затрепетало от подобной интимности. Воображение невольно рисовало его лежащим в этой кровати. Ей казалось, она чувствует его присутствие: он лежит напротив и смотрит прямо на нее, одеяло на ее плече – это его ладонь, нежно касающаяся ее кожи. У Анны перехватило дыхание от такой близости. Распахнув глаза, она легла на спину и, тяжело дыша, уставилась в темный потолок.

Между ней и Штольманом что-то происходило, что-то новое. Он поверил ей, он «увидел» ее, в их отношениях что-то незримо, неуловимо изменилось. Она не знала, что, но чувствовала это в его взглядах, в его заботе. И все же он будто был еще дальше и отстраненнее, чем прежде. Анне хотелось думать, что лишь чужая внешность стоит преградой между ними, а потому она постаралась выкинуть все тревоги из головы, и вновь окунулась в обволакивающий ее запах любимого мужчины.

Комментарий к Часть 16

В прошлый раз я поторопилась, обещая последнюю главу. Заканчивать будем в следующей))

Спасибо вам за поддержку и ожидание😘

========== Часть 17 ==========

Утро господина Штольмана, начальника сыскного отделения полиции, началось с настойчивого шепота и легкого потряхивания за плечо. «Яков Платоныч… Яков Платоныч…» Знакомый голос постепенно проникал в сознание, вырывая его из сонного забытья, стряхивая остатки оцепенения, которое лишь с большой натяжкой можно было назвать сном. Проведя ладонью по лицу, мужчина наконец сумел разлепить глаза и наткнулся на участливый и немного обеспокоенный взгляд склонившегося над ним Ульяшина. Штольман мигом пришел в себя, резко сел и огляделся. Он спал в арестантской. Опять.