Анна зорко следила за Штольманом, как орлица, готовая в любую секунду среагировать на опасность. Завидев, что мужчины закончили беседу и расходятся, она тут же бросилась к нему, позабыв про дядю, окликнула, заставив остановиться и обернуться.

— Госпожа Керимова, я намеревался побеседовать с вами позже.

— То, что я должна сказать вам, не терпит отлагательств.

— Вот как? – Он с интересом развернулся к ней всем корпусом, решив отложить разговор с Митяем еще ненадолго.

— У меня для вас послание.

— От кого?

— От Марго.

Штольман сверлил ее долгим пронзительным взглядом из-под сурово сведенных к переносице бровей, как вдруг черты лица его смягчились, и губы насмешливо изогнулись.

— И? Что же она просила передать?

— «Когда белый конь встанет на дыбы, а черный падет ниц, Фараон сгинет от рук Королевы под сенью крылатых мельниц».

— Как поэтично. И зарифмовать не поленилась. Кто бы мог подумать, что в той женщине скрывались такие таланты.

Анна отшатнулась от его холодной саркастичной ухмылки. Все без толку – он ей не верит. Он попросту насмехается над ней. Что бы она сейчас не сказала, он не придаст этому ни малейшего значения. Вот же упертый болван! Анна стиснула зубы, едва не дрожа от клокотавшей внутри нее бессильной злобы и обиды. А он вдруг приблизился, склоняясь к ней, и тихо с издевкой произнес:

— Дайте угадаю. Сейчас вы скажете, что это дух ее вам нашептал. – Он усмехнулся и выпрямился, на мгновение бросив взгляд куда-то ей за плечо. – На что вы рассчитывали? Что после этих слов про коней и мельниц на меня снизойдет откровение, и я узрю в вас госпожу Миронову?

— Я уже ни на что не рассчитываю в отношении вас. Я лишь надеялась, что вы вопреки своим предубеждениям хотя бы раз прислушаетесь, потому что это касается вашей безопасности.

— И весь этот спектакль призван показать мне ваше беспокойство или вы таким образом пытаетесь запугать меня?

— Добрый вечер, Яков Платоныч, — вмешался подошедший дядя. – Мне показалось, у вас тут разгорелся нешуточный спор.

— Вечер добрый, Пётр Иванович, у меня к вам тоже есть пара вопросов. Но сначала, — он вновь обернулся к Анне, — кто надоумил вас на это, барышня? Вас подослал месье Лассаль?

— Яков Платоныч, мне кажется, вы взяли неверный тон при общении с дамой, — Петр Иванович вступился за племянницу.

— Видите ли, эта дама является одной из подозреваемых в убийстве.

Анна вытаращила на него глаза, слова застряли в горле. На выручку пришел дядя.

— Яков Платоныч, у Ан… у Зары алиби, она была со мной с шести, может быть, даже с пяти вечера.

Штольман устало вздохнул и сменил позу, тяжело опираясь на трость. Этот день ему уже казался бесконечным. Голова раскалывалась. А эти двое явно что-то от него скрывали.

— Петр Иваныч, позвольте заметить, что вы слишком вовлечены в это дело. Не далее, чем этим утром вы предоставляли алиби Марго, и посмотрите, что с ней стало. – Миронов молчал. Штольман взглянул поочередно на Анну и ее дядю и спросил: — Как давно вы двое знакомы?

— Боюсь, на этот вопрос нельзя ответить однозначно.

— И снова вы юлите, — усмехнулся следователь.

— Яков Платоныч, позвольте заверить, что ни я, ни… Зара не причастны ни к одному из этих убийств.

Штольман кивнул и, разворачиваясь и уходя, бросил через плечо: «Из города не уезжайте».

Анна смотрела вслед удаляющейся фигуре сыщика, и сердце ее медленно разрывалось на части. Она пыталась уверить себя, что это не ее Штольман, что это тот, которого он показывает посторонним, сослуживцам, преступникам и подозреваемым. Холодный, дерзкий, расчетливый. Но легче от этого не становилось. Боль и обида терзали ее душу, сгибая ее волю, ломая ее дух, вынуждая сдаться.

— Что ж, ты попыталась. Не кори себя, дитя. Поедем лучше домой.

— Теперь мой дом здесь, — бесстрастно ответила Анна и побрела в сторону фургона Зары.

— Аннет! Не глупи. Ты не можешь ночевать здесь.

— Только здесь я и могу ночевать, дядя.

========== Часть 9 ==========

Первые робкие рассветные лучи солнца, путаясь в кроне одиноко стоящего дуба, то скользнут по влажным от утренней росы листьям, то заискрятся, разгоняя стылую раннюю мглу. Легкий свежий ветерок бережно потрепал прядь волос на лбу, побуждая проснуться. Петр Иванович нехотя разлепил глаза и тут же сощурился. Едва пошевелившись, он с убежденностью естествоиспытателя мог заявить, что сон на узкой деревянной скамейке далеко не на пользу уже немолодому организму. Казалось, каждая мышца в теле затекла, а каждая косточка ныла, как у дряхлого старика. Морщась от боли и кряхтя, Петр Иванович спустил ноги на землю и принял сидячее положение. Размял шею аккуратными наклонами головы – она тихонько похрустывала, словно заржавевший механизм, через силу запускаемый в эксплуатацию. Отложив в сторонку видавший виды потертый плед, он вздохнул полной грудью и осмотрелся.

Лагерь циркачей постепенно пробуждался. Ночные костры уже догорели, рея в утренней хмари одинокой струйкой дыма. Новые костерки сооружались под котелками и треногами, разнося по поляне ароматы гречневой каши и травяных чаев. Петр Иванович поднялся на ноги, потянулся, раскинув руки в стороны, и аккуратно заглянул в фургон – Анна еще спала. Накинув на голову шляпу и сцепив руки за спиной, мужчина с важным видом зашагал по поляне.

Анна почувствовала, что за ней наблюдают, и открыла глаза. Тут же распахнула их еще шире и завертела головой, не понимая, где находится. А когда взгляд наткнулся на мертвенно-бледный силуэт с невероятным выражением равнодушного упрека вместо лица, девушка и вовсе, едва не взвизгнув, подскочила в постели и постаралась забиться в дальний угол, пока не уперлась спиной в прутья повозки, обтянутые тентом. И в тот же миг воспоминания минувшего дня градом посыпались на ее хрупкие и по-прежнему чужие плечи.

Дух Марго неспешно поднял руку и все так же невозмутимо указал на выход.

— Ладно-ладно, иду, — вздохнула Анна, обуваясь. Наспех сцепила волосы заколкой и, проведя пару раз руками по подолу платья, будто это могло помочь разгладить складки после сна, откинула створку полога, выбираясь на яркий солнечный свет. На стоянке во всю кипела жизнь, напоминая собой растревоженный муравейник: одни что-то таскали туда-сюда, другие что-то мастерили, третьи готовили – словом, в этом с виду хаотичном беспорядке существовала строгая только им понятная и видимая организация и иерархия.

Отсвечивая в утренних солнечных лучах своей зияющей раной, Марго материализовалась позади соседнего фургона, зазывая Анну прочь из лагеря. Девушка послушно шла следом. Наконец дух возник около собачьего манежа и безучастно посмотрел на одиноко сидящую там дворнягу. Пес вдруг взвился, ощерился и тихо предостерегающе зарычал. Его напряженная, подрагивающая поза выдавала внутренний страх, но он упрямо смотрел на бестелесное воплощение перед собой, готовый до смерти драться с нарушителем границ. Дух протянул руку, указывая куда-то на землю, и пес тут же среагировал – бросился на ограду, поднимаясь на задние лапы и заходясь хриплым лаем.

— Тише, тише! – боясь привлекать излишнее внимание, Анна подошла ближе, взмахом руки разгоняя видение. Пес успокоился, глянул по сторонам и, вывалив из пасти длинный язык, часто задышал. Его седой хвост прытко мотался туда-сюда, наглядно демонстрируя его безграничное дружелюбие. Позволив Анне погладить себя, он быстро сообразил, что лакомств ему не принесли, а потому, опустив морду, схватил что-то зубами и пошел в противоположный конец манежа.