- Не хочу замуж за Беляна.

  Ни о чем не спросил ее Хлад. Если девушка сидит в чертополохе, словно пытается исчезнуть в дикой траве, и глаза ее пусты, как осеннее небо, а имя "Белян" она произносит так, словно змея шипит, - о чем тут спрашивать?

  - Уходи в Лютомань, - сказал он.

  Не манил за собой, ничего не сулил - просто предложил выход, лучший выход для такой, как она. Надежный выход, проверенный на себе самом.

  Несмеяна с минуту смотрела на него, а потом протянула ему руку.

  Девки не сразу сообразили, в чем дело, когда серый конь промчался по берегу, унося к Лютомани двоих седоков. А потом заголосили.

  Неведомо, кто был в большей ярости, Белян или Любим. Белян отправил в Лютомань свою дружину, никого при этом не слушая - а зря. Местные бы от такой глупости отговорили. На воина-одиночку Хлад мог нечисть напустить, а то и наслать одного из своих стражей - Царя-Коршуна, Царя-Волка или Царя-Змея. Тоже беда, но от них хоть иногда кто-нибудь живым вырывался. А на дружину колдун только морок навел - те сами же друг друга в лесной глуши и перебили.

  Несмеяна осталась в Лютомани, в Хладовом каменном тереме. Они редко виделись друг с другом, порой целыми днями не встречались, бродя по запутанным ходам и лестницам. Но про чертополох, любимый Несмеянин цветок, Хлад не забыл. Он вырастил целую лужайку пушистых цветов у окна Несмеяны. Не под самым окном, а чуть в стороне - чтобы аромат доносился, а пчелы бы не тревожили.

  Хлад всегда чувствовал, когда кто-то вступал в Лютомань. Даже не беспокойство охватывало, а так - будто окликнули. Тогда он закрывал глаза, впускал в себя весь лесной мир, обступавший его, вслушивался: кто, сколько, зачем. Случайно забредшего путника выталкивали обратно на опушку извилистые тропинки. Охотника, наоборот, затягивало в чащу, и звери заигрывали его, как кошка заигрывает мышь. А уж если кто являлся на поиски Несмеяны или хотел помериться силами с нечистью - то тут как у Хлада на сердце ляжет. Одни вылезали из леса, не только не найдя княжны, но и посеяв собственные подметки. Другими кормились на ужин Коршун, Волк и Змей. Так было всегда, но в этот раз Хлада будто скрутила судорога. Заговоренное железо обжигало лес, въедалось в землю, и железа было много - и меч, и стрелы, и кольчуга, и шлем, и даже подковы на копытах боевого коня. Закрыв глаза, Хлад пытался различить облик того, кто вторгся в его владения, но наложенные кем-то могучим и светлым чары заслоняли от него лицо пришельца. Хлад встряхнул головой, отгоняя наваждение, и поспешил в свою палату, где в маленькой нише, укрытые от солнечных лучей, лежали коршуново перо, клок волчьей шерсти и лоскуток змеиной кожи. Протянув над ними руку, Хлад беззвучно шевелил губами, про себя читая заклинание, но трое друзей, трое стражей, один - с густом сплетении ветвей, другой - в логове меж древесных корней, третий - в расщелине между камнями, -услышали его зов.

  Светлый чародей постарался на славу. Богатырь чувствовал, как сила наложенных заклятий преодолевает сопротивление леса; заговоренные подковы придавливали землю, не давая тропе изогнуться и сбить его с пути, меч скашивал ветви, пытающиеся заслонить дорогу.

  Продвигался богатырь медленно. Все время прислушивался, приглядывался, готовый к нападению и справа, и слева, и с воздуха, и с земли. Да и потом, даже с заговоренным железом продираться сквозь чащу было непросто.

  Поляна, внезапно открывшаяся за деревьями, точно расступившимися в стороны, отнюдь не обрадовала. От Лютомани добра не жди: раз легко дают дорогу, значит, ведет она в западню.

  Едва конь ступил на поляну, богатырь натянул поводья и огляделся, прислушиваясь. И точно - вот он, легкий шорох, откуда-то сверху... Богатырь вскинул голову.

  По ветвям дуба спускался человек. Не карабкался, не лез по ветвям, а шагал по ним, как по лестнице, словно и не надо было ему никакой иной опоры. Шагал, не таясь, со спокойной улыбкой поглядывая на богатыря. Рослый, в черном плаще, схваченном костяной пряжкой, лицо смуглое, нос загнут крючком, смоляные волосы гладко зачесаны назад. Только пригляделся повнимательней богатырь - а никакие это и не волосы: черные перья на плечи смуглолицего незнакомца падают. Царь-Коршун спускался из-под лесного полога к своей добыче.

  Хрустнула ветка. Богатырь оторвал взгляд от Коршуна и посмотрел вперед. На противоположном краю поляны стоял, прислонившись спиной к дереву и скрестив руки на груди, еще один. Ростом не меньше богатыря, да и в плечах не уже, волосы то ли серые, то ли сильно подернуты сединой. Вроде, человек как человек, да только глаза у него яркие, желтые... Волчьи.

  Снова шорох - теперь уже сзади. Обернулся богатырь - и растерянно заморгал. То ли парень, то ли девка - тонкая фигура, словно окутанная призрачным сиянием, скользила по траве. Золотые волосы стянуты в косу, лицо точеное, глаза темные, немигающие, не то холодят, не то обжигают. Лишь коснувшись рукой звеньев заговоренной кольчуги, сумел богатырь оторвать взгляд от этих глаз - и увидел, что отражается свет от гладкой чешуи, а золотая коса оказалась змеиным гребнем. Впалый рот Царя-Змея изгибался в насмешливой улыбке.

  Богатырь скинул с плеча лук и выпустил стрелу в Коршуна.

  Простая стрела бы его не взяла, да и от заговоренной он почти увернулся. Почти - да не совсем. Наконечник впился в его плечо в момент прыжка, и Коршун рухнул с высоты на землю.

  Волк ринулся вперед, и один его прыжок был равен трем человеческим. Несся он молча, без рыка, только под вздернувшейся верхней губой сверкали огромные клыки. В последний миг успел богатырь выхватить меч. Волк ушел было в сторону, но заклятое железо само вело за собой державшую его руку. Богатырь едва не вывалился из седла, но достал-таки Волка, и тот откатился к деревьям, разбрызгивая по траве густо-красные капли крови.

  Змей яростно зашипел и метнулся вперед, но тут уж конь богатыря, не дожидаясь, пока седок развернет его, сам лягнул копытом. Заговоренная подкова попала Змею в грудь, отбросив его далеко в сторону.

  Богатырь ошалело огляделся. Возле дуба слабо подергивался расшибшийся оземь Коршун. Волк лежал неподвижно, только скрюченные пальцы сминали пучки травы. Змей, судорожно изгибаясь, бился на камне.

  Надо бы хоть самому себе признаться: если бы не колдовское железо, не одолел бы звериных царей богатырь, да еще так запросто. Но ведь чье железо теперь? Его. Ну, стало быть, и победа его. И, довольно усмехнувшись, богатырь двинулся дальше. Добивать нечисть не стал - авось, сила железа сама справится. Да и не за зверей ему пол-княжества обещано.