— Но я слышал несколько иное.

— Вам послушалось, ваша светлость, — заверила его Тальма.

— То есть я еще и глухой? Глухой хвастливый вьюр? — уточнил герцог.

— Как вам угодно, ваша светлость, — важно кивнула моя служанка. — Как скажете, так и будет.

— Стало быть, продолжаешь оскорблять? — полюбопытствовал Ришем.

— Вот уж наговариваете вы на меня, ваша светлость, — не согласилась моя нахалка. — Как оскорбила, так и извинилась. Не со зла я, испугалась просто. В раз виноватая, так уж слова поперек не скажу. Вы о себе говорите, что сами желаете. Кто я, чтобы возражать вашей светлости?

И пока она говорила, брови герцога Ришемская приподнялись, и он протянул:

— Да-а-а… — после перевел взгляд на меня и спросил: — Скажите, Шанриз, часто вам достается от вашей камеристки?

— Я Тальму никогда не пугала, — пожала я плечами. — Так что у нее попросту не было повода наговорить мне гадостей.

— Да что б у меня язык отсох, если я своей госпоже дерзить стану, — истово заверила Тальма.

Нибо прищурился, окинул служанку непроницаемым взглядом с ног до головы, а после объявил:

— А мне даже понравилось. Тальма, сдается мне, что мы с тобой поладим.

— Чего? — опешила камеристка.

Герцог с таинственным видом уселся рядом со мной в коляску, поцеловал руку и велел кучеру:

— Трогай, любезный.

С того момента он поглядывал на Тальму с прежней таинственностью, время от времени ухмылялся и даже подмигивал, чем привел мою служанку в состояние крайней подозрительности и волнения в ожидании подвоха. Так его светлость щелкнул говорливую камеристку по носу, и с того дня Нибо не оставлял ее в покое, забавляясь сам и забавляя Тальму. Сколько бы она ни ворчала, сколько бы ни вздергивала подбородок, но и она получала удовольствие от пикировок с его светлостью, я это отлично видела, а потому не отчитывала герцога и не одергивала его.

Но вернемся на тракт, где нас нагнал его светлость. Нибо помог мне забраться в седло, после лихо запрыгнул на своего скакуна, явно красуясь мастерством, я лишь снисходительно усмехнулась. Ришем фыркнул и на этом закончил свои игрища. Я пустила Аметиста шагом, и герцог, быстро нагнав меня, пристроился рядом. А следом за нами возобновил свое движение и весь кортеж.

— Итак, — произнесла я, — что погнало вас в Канатор, Нибо?

— Как это что? — округлил глаза его светлость. — Я скучал по вас и по вашему жалу, Шанриз. Никто не умеет так искусно впрыскивать мне под кожу яд, как ваша светлость. Даже Тальма не сравнится в этом мастерстве со своей хозяйкой. Мы давно не виделись…

— Довольно, — прервала я поток словоблудия. — Вы уже исполнили все ваши обязательные упражнения и показали себя, теперь можете переходить к делу.

— Вы – гадкая женщина, — надулся герцог, и я ответила ему насмешливым взглядом. Он хмыкнул, а после улыбнулся уже без всякой театральности: — Можете не верить, но я и вправду скучал по вас. Мне приятно ваше общество, а этой радости в моей жизни не так уж и много. Но вы правы, я мчался за вами не из праздного желания увидеться. У меня есть дела в столице, и я подумал, отчего бы не скрасить путь вашим обществом?

— Стало быть, едете в столицу, — кивнула я. — К королю?

— Нет, дорогая, не все мои дела требуют появления в королевском дворце, вам это известно лучше других, — усмехнулся его светлость. — Так вот, раз уж мы почти соседи, а ваше общество мне неизменно приятно, я решил, что было бы недурно присоединиться к вам. Не прогоните?

— Оставайтесь, — милостиво позволила я, и Нибо с широкой улыбкой склонил голову.

Рассеянно улыбнувшись ему в ответ, я скользнула взглядом по своей карете, увидела в окошке личико баронессы Стиренд и живо обернулась к герцогу, мне было, что сказать его светлости.

— Раз уж вы будете сопровождать нас до конца путешествия, то у меня к вам просьба, — Ришем ответил внимательным взглядом. — Та девушка, которая едет в моей карете…

— Баронесса Стиренд-Кайст, — с пониманием кивнул герцог.

— Я прошу вас не заигрывать с ней.

— Помилуйте, ее милость не произвела на меня никакого впечатления, — возмутился его светлость.

— И этого ей тоже показывать не надо. Я прошу вас выбрать линию поведения, при которой вы будете с ней вежливы, но не холодны. Без флирта, но и не игнорируя намеренно.

Ришем устремил на меня изумленный взгляд, после тряхнул головой и возмутился:

— Вы меня в конец запутали, ваша светлость. Чего вы от меня хотите?!

— Я хочу, чтобы Ильма не влюбилась в вас к концу пути, — ответила я. — Она уязвима. Я не желаю, чтобы сердце девушки было разбито от безответной любви, но и не хочу, чтобы она лишний раз ощутила отчуждение. Ее милость и без того полна предрассудков в отношении себя. А потому не выделяйте ее среди остальных, но и не обходите вниманием вовсе. Надеюсь, вы понимаете, что я пытаюсь до вас донести.

— Стараюсь изо всех сил, — заверил меня Ришем. — Я буду с ней в общении осторожен.

— Благодарю, — я склонила голову, а затем сменила тему беседы: — Как поживают ваши очаровательные малыши?

Взгляд Нибо потеплел, и он улыбнулся:

— Вряд ли в этом возрасте и в их положении можно жить дурно. Его Высочество полон тяги к приключениям, няньки едва поспевают за ним. Незадолго до моего отъезда шалун ободрал себе нос, но даже не заплакал, представляете? Топал и бранился на корень, за который запнулся. Такой же отчаянный и отважный, как все ришемцы. А его сестрица делает первые шаги. Умилительнейшее зрелище. Наттель – прелестный цветок, я ее обожаю.

И это было истинной правдой. Да-да, у четы Ришем было уже двое детей: сын Арвин и дочь Наттель. Девочка очень сильно походила на своего отца, тот же светло-каштановый цвет волос, зеленые глаза, хорошенькое личико. Я видела ее летом, когда герцог приезжал в Лакас, разумеется, с детьми. Он пробыл в резиденции около месяца и покинул ее еще до окончания лета. Государь выдержал его соседство много легче, чем в столичном дворце, потому что мы в это время общались мало. В Лакасе дел у нас не было.

Правда, один раз Нибо на несколько дней съездил в Тибад и остановился в моем имении. Герцогу хотелось посмотреть на  устройство пансионов в графстве, поговорить с моими родителями, особенно с матушкой, что он и сделал. Однако я в этот момент находилась рядом с королем, а потому Ив к этому путешествию зятя отнесся спокойно. А вечерами государь приказывал привести к нему в покои племянников, и мы играли с ними вместе.

Не могу сказать, что Ив был привязан к своему наследнику, он не скучал по мальчику в течение  дня, да и не каждый вечер желал его видеть. Однако если приказывал привести к нему племянников, то не избегал общения. Да и принц Арвин охотно разговаривал с венценосным дядюшкой. А еще сидел на его коленях и рассматривал книгу с портретами своих предков, со стороны матери, конечно же. Государь с важностью пояснял, кто есть кто, а Его Высочество тыкал пальчиком в изображения Стренхеттов и спрашивал:

— А кто этот дядя? Он похож на таракана.

— Это твой прадедушка, Арвин, — пояснял ему монарх. — Он вовсе не похож на таракана, такова была мода.

— Что такое мода? Это когда растут усы таракана?

— Нет, Арвин, мода – это… Ваша светлость, объясните Его Высочеству, что такое мода, — воззвал ко мне государь.

— Простите, Ваше Величество, — ответила я из другого угла гостиной, — мы с ее светлостью заняты.

— Чем, позвольте узнать?

— Воспитанный кавалер не станет спрашивать даму, когда ответ может ее скомпрометировать, — сказала я и передала Наттель на руки няньки, чтобы та переодела ее светлость в сухие штанишки.

— Женщины! — патетично воскликнул Ив. — Всегда найдут предлог, лишь бы заставить мужчину ждать.

— Что такое пердлог? — тут же отозвался юный принц.

— Какой пердлог? — озадачился его дядюшка.

— У женщин.

— У женщин пердлогов уйма, мой мальчик, — со знанием дела пояснил государь.

— У меня тоже уйма много, — доверительно сообщил Арвин.