Эдже и Али снова переглянулись и снова вздохнули.

– С кого начнём? – деловито спросила Акджан.

– Давай, добивай меня, – вызвался Али добровольцем.

– Отлично, – она отпила пару глотков сока из бокала, – при первом замужестве ты выделил мне треть мандариновых садов и долю акций фабрики по производству соков и джемов.

– Верно.

– Сейчас я хочу всё.

Али похолодел.

– Что?

– Что слышал. Я не хочу быть хозяйкой на треть. Я хочу быть абсолютной мандариновой королевой, как ты являешься абсолютным фасолевым королём. У тебя останется консервный завод по производству консервов и полуфабрикатов из мяса и фасоли с бобами. Ты всё равно будешь набобом, – шепнула она по-русски и засмеялась собственной шутке.

Эдже посмотрела на Али с сочувствием, а на невестку с восхищением, граничащим со страхом. Эта девочка действительно мстит. Али встал и нервно прошёлся по комнате. Посмотрел на неё.

– Решила убить меня?

– Ты же через мою гордость перешагнул. А я перешагиваю через твои амбиции.

– Могу я узнать о втором подарке?

– Да. Я хочу на недельку съездить в Стамбул перед свадьбой. Салоны красоты, спа-салон, салон свадебных платьев, фитнес-центр, бассейн, парикмахерская, бутики. Сто тысяч лир.

Али внимательно посмотрел на неё.

– Ну, хорошо. Надеюсь, ты не разоришь меня, сестрёнка.

– Не надейся. Разорю. И, кстати, госпожа Эдже, даже не пытайтесь навязать мне на мои маленькие предсвадебные каникулы какую-нибудь родственницу-тётушку. Я поеду одна, и мне глубоко наплевать, что обо мне будут судачить сельские кумушки.

– А ты не сбежишь, малышка? – спросил брат, а свекровь обеспокоенно на неё посмотрела.

– Я же сказала, что поеду одна. И обязательно вернусь к Пынар.

– Хорошо, – вздохнул Али.

– То есть с условиями и подарками ты согласен?

– Да, будь всё проклято! Согласен.

– Сады должны перейти ко мне до свадьбы, как рыба к Пынар.

– Да. Я понял. Сто тысяч ты возьмёшь наличными или карточкой?

– Десять наличными для базаров, остальное карточкой. Послезавтра.

– Хорошо. Я всё приготовлю.

– Готовь. Ну, госпожа Эдже, вы готовы подарить мне свадебные подарки?

– Я слушаю, тебя, милая.

– Первое – я хочу новую фуру и трактор.

– Что? – Эдже хватнула воздух открытым ртом.

Али сочувственно посмотрел на пожилую даму. Сестрёнка была в ударе.

– Наши люди всего лишь потравили небольшой клочок пастбища. Ваши сожгли наши рыболовецкие барки, угробили две фуры и сожгли недостроенный ангар для техники. Так что я хочу фуру и трактор.

– Но это несколько миллионов лир!

– Али, сколько стоят твои сады и особенно земли под ними?

– Несколько десятков миллионов лир.

– Вот, видите госпожа Эдже, несколько миллионов и несколько десятков миллионов. Это огромная разница. Не скупитесь. Уверена, господин Неджат сочтёт это справедливым. Ваши люди нагадили нам больше, чем наши люди напакостили вам. Соглашайтесь. Или ищите другую невестку.

Эдже вспомнила слова сына: «Пока я доберусь до дома, она попробует заключить с вами сделку. Соглашайтесь. На всё, кроме отдачи земель». Что ж, по крайней мере, она не требует земли.

– Хорошо. Могу я узнать о втором подарке, милая?

– Конечно. И это будет для меня самым желанным подарком.

Али и Эдже снова насторожились.

– Я хочу тот дом в горах. Немедленно.

Эдже внимательно посмотрела на Акджан. Её глаза загорелись хищным блеском. «Ох, моя бедная!»

– Хорошо.

– Не просто хорошо, госпожа свекровь. Я должна вступить в права владения домом за сутки до свадьбы – не позже. Иначе свадьбы не будет.

– Наши юристы этим займутся немедленно. Я лично за этим прослежу.

– Что ж, с подарками и условиями разобрались. Остались две мои маленькие прихоти, – сказала Акджан.

– Мы слушаем, душа моя, – сказал Али.

– Я больше не буду отзываться на своё имя. Госпожи Акджан больше нет.

Это был взрыв. Оба её собеседника в изумлении уставились на неё.

– Покойный искалечил в горном доме не моё тело, но мою душу. Так что имя Акджан мне больше не подходит. Отныне я назовусь Карой, – она взглянула на брата, – Кара значит «чёрная» на турецком и «наказание» на… на языке нашей прабабушки, – сказала она после паузы, не выдав их с братом корни.

Эдже всплеснула руками и закрыла рот рукой. На глазах у неё выступили слёзы. Али помрачнел.

– Что за…

– Это моя прихоть номер один, брат. Я хочу сменить имя. Мне плевать, что будет написано в моих документах. Отзываться я буду только на Кару.

– Казнь египетская, – пробормотал Али, – ну, а прихоть номер два? – обречённо спросил он.

– А вот о ней вы узнаете в конце свадебной церемонии, – заявила Кара.

– То есть, после того, как вас распишут? – уточнил её брат.

– Да. В самом конце свадебного дня.

– Так не пойдёт. Скажи сейчас.

– Нет, не скажу. Успокойся. Это не связано с деньгами. Это касается лично меня, как и моё новое имя.

– Ты меня пугаешь.

– Бойся меня и моего гнева.

– Милая, а ты не сменишь пол или не сделаешь себе перевязку – ну, чтобы не иметь детей? – спросила Эдже.

– Отличная идея, мама. Как это я не додумалась? Но я уже выпросила у брата деньги и неделю свободы. Глупо наводить красоту перед тем, как собираешься себя изуродовать. Я не сделаю ничего, что испортит у господина Неджата впечатление от моей внешности. Обещаю, что останусь женщиной. Это теперь моё единственное оружие.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Али.

– Ничего, кроме того, что я должна восстановить репутацию ради нашей Пынар, а для этого должна всем нравиться, особенно мужу, – едко сказал она и выдохнула, – я устала. О второй прихоти вы узнаете вечером в день свадьбы.

– Мне очень приятно, родная, что ты называешь меня мамой.

– Не обольщайтесь. Я навсегда вхожу в ваш дом невесткой. Оттуда меня вынесут вперёд ногами. Бойтесь меня и моего гнева, – Кара встала, – поедем к вам прямо сейчас. Я хочу посмотреть комнату, которую вы мне выделите.

– И это всё? – спросил Али.

– Всё, что касается условий, подарков и прихотей. Теперь пусть работают ваши юристы. Но хорошо, что ты спросил. Ты моя кровь, Али, и я хочу взять с тебя, как с брата, одно обещание.

– Только одно? Не два?

– Только одно, брат. Обещай мне, что если кто-нибудь когда-нибудь заставит меня пережить подобную боль и подобное оскорбление, то ты убьёшь его, кем бы он ни был.

Госпожа Эдже и Али обменялись тяжёлыми взглядами. Старуха опустила голову, а Али свою вскинул. Глядя сестре в глаза, он сказал: «Обещаю. Клянусь, что убью любого, кто причинит тебе боль или унизит тебя».

Машина Арсланов везла Кару и госпожу Эдже в Мармарис. За окном проносились золотистые песчаные пляжи и зелёные сосновые рощи, пастбища и заводские комплексы, старые сёла и современные корабли. Всё это принадлежало теперь двум крупным вассалам – её брату, которого она никогда не простит, и её мужу, которого она никогда не полюбит. Слезы подступили к горлу, но она проглотила их. Она не будет плакать. Никогда. Ни за что. Будет веселиться и жить в своё удовольствие, как в последний день. Брат когда-то заключил сделку с дьяволом и стал богат. Она пошла на свою сделку с дьяволом, чтобы жить…

На следующий день Али отправился с ней в магазин строительно-отделочных материалов. Она выбрала обои и светильники для своей спальни и детской Пынар. После обеда потащила свекровь в мебельный магазин. Мебель для Пынар доставили в этот же день, а для её спальни заказали и обещали привезти через пять дней. Это её устроило. Рабочие успевали с ремонтом, а она успевала слетать в Стамбул на несколько дней.

В обоих кланах было объявлено о свадьбе и об основных условиях новобрачной. Люди Арсланов вернулись на работу на заводы и фабрики Картальоглу. Они также праздновали приобретение мандариновых садов.