Прошел год, другой, братья все чаще отказывались вступать со мной в бой, но я настаивала, сама лезла на рожон, даже насмехалась, чтобы разозлить «кавалеров». Младший, Виль, вздыхал, смущался и краснел, перед тем, как пойти в атаку и загнать меня в угол, где я отбивалась со знанием дела, по-прежнему не собираясь сдаваться. Старший же, наоборот, все чаще отступал, отвечал вполсилы, боялся ненароком задеть, будто я какая-нибудь стеклянная статуэтка, вздумавшая напасть на человека. Это злило меня неимоверно.

— Ты просто боишься, что я побью тебя! — выкрикнула я однажды, тщетно пытаясь заставить его сойтись со мной в драке. Мы давно разделили занятия: в четные дни я отрабатывала приемы рукопашного боя с Дардом, в это же время отец давал Вилю уроки на стрельбище, а в нечетные мы менялись, и я мучилась с робеющим младшим братом, а Дард яростно лупил по мишеням.

— Ты делаешь вид, что отступаешь, а на самом деле, не можешь позволить себе, чтобы женщина оказалась сверху! — бросала я Дарду в лицо. А ведь действительно, до сих пор я ни разу не побеждала его, всегда находился какой-нибудь счастливый финт, опрокидывающий меня на спину.

Но в этот раз Дард стоял, не шелохнувшись, скрестив на широкой груди руки, демонстрируя, что не собирается драться, а я прыгала вокруг него как блоха, пытающаяся покусать коня в панцире.

Как я была слепа! Беспокоясь о том, что у меня появилась грудь, и теперь она, проклятая, мешает вести тренировочные бои с братьями, я совсем не замечала, что и они изменились! Выросли, возмужали, стали похожи на богов, изображениями которых щедро разукрашены стены древних храмов. Устав размахивать руками перед носом каменного исполина, я внезапно разглядела, что Дард стал таким… таким…

Королева не могла подобрать слова, чтобы описать мужчину. Ее глаза опять горели, она наклонилась к Роуз, ища у нее подсказки. Казалось, ткни в нее пальцем или произнеси неожиданное «у-у-у», и Лолибон подпрыгнет.

— Привлекательным! Вот то слово, что я искала. Он стал невероятно привлекательным и … желанным. Только для того, чтобы не показать всю глубину ошеломившего меня открытия, я выдала то, что никогда нельзя говорить мужчине, который тебе дорог:

— Да ты просто трус!

Он кинулся на меня, как разъяренный бык на брехливую собаку, а я впервые спасовала. Я бежала от него с такой скоростью, будто спасаюсь от молнии, бьющей по пятам. Но он поймал меня и, не щадя, отмутузил. Обессиленная лежала я на полу и хватала ртом воздух, пытаясь вспомнить свое имя. Но когда Дард подал руку, чтобы помочь подняться, я дернула его на себя, и, извернувшись, села таки верхом, жестко пригвоздив ладонями к полу.

Я не сразу поняла, что наделала.

Мы перестали дышать, и весь мир вокруг нас замер. Наши глаза встретились. Его карие обожгли расплавленным медом, а мои черные, я уверена, светились дьявольским огнем. Когда мы поняли, какое чувство нас настигло, наши сердца пропустили удар.

Сильные руки Дарда притянули мое лицо ближе, и его рот впился в мои губы в первом, самом неожиданном и волнующем поцелуе.

Там же, лежа на деревянном полу, в зале, где проходили занятия, я потеряла девственность. Дарда невозможно было остановить. А я и не пыталась.

Мы пришли в себя, когда нас окликнул смущенный Виль, так не вовремя заявившийся в зал. Рядом с ним стоял Рыжий Брыск. Дард прикрыл мою наготу своим телом. Поймав брошенное братом полотенце, он удалился вместе с мужчинами, а я осталась сидеть среди разбросанных вещей, не понимая, что только что натворила.

Увидев пятна крови, я заплакала.

Мне стало страшно. Что сделает отец? Что скажут родители Дарда? Они никогда не позволят сыну, наследнику, жениться на безродной девице.

Но как-то все устроилось. Мой отец получил высокий воинский чин, ему даровали титул баронета, а моим постоянным местом ночлега стала кровать Дарда. О женитьбе речь не шла. Ну и пусть. Тогда меня все устраивало. Я жила опьяненная любовью.

Прошло еще два года, Дард все чаще уезжал по поручениям своего отца, а я коротала ночи в одиночестве, кусая подушку, мокрую от слез. Я все также горела от любви, а Дард, занятый важными делами, всего лишь позволял себя любить.

Я изводила себя поиском ответов. Куда ушла его любовь? Что я сделала не так? Почему его искра, вспыхнувшая так ярко, угасла?

Я пыталась возродить утраченную страсть, но ничего не получалось. Он был нежен, но без особого проявления чувств. Окажись у него на коленях кошка, она получила бы больше ласки, чем я, лежа в его кровати. Тогда я многое отдала бы, чтобы увидеть загоревшийся взгляд, направленный на меня, а не на скаковую лошадь, подаренную Дарду королем Бреужа.

— Королем Бреужа? Вы сказали — королем Бреужа? — Роуз резко подалась вперед, вглядываясь в испуганные глаза королевы. Куда ушло сонное состояние и чувство покоя? — Кем был ваш Дард? Отчего ему делали подарки короли?

Лолибон закусила губу. Она проговорилась и лихорадочно искала выход. И нашла его.

— Теперь твоя очередь рассказывать, как ты потеряла девственность, — голос королевы звучал требовательно. Она раскидала подушки, слезая с кровати. Повернувшись к принцессе спиной, торопливо налила вина, расплескав по столешнице рубиновые пятна.

Как Лолибон не желала казаться невозмутимой, трясущиеся пальцы выдали волнение.

Смятение королевы, ее нежелание отвечать на вопросы натолкнули Роуз на мысль, от которой ее бросило в жар.

— Нет, это не совпадение… Братья… Дард и Виль. Так похоже на имена Эдуард и Уильям… Сколько вам лет, Лолибон? — и как озарение, заставившее задохнуться: — Вы были любовницей моего отца?!

Королева со стуком поставила кубок на стол. Выдохнула и резко повернулась к Роуз. Сощурив глаза, произнесла, словно плюнула ядом.

— Да. Была. Долгие годы. Даже когда Свон носила под сердцем первенца, я еще принимала ласки Эдуарда.

Потрясенная признаниями королевы Роуз зажала уши руками.

— Нет-нет-нет, — шептала она, лишь бы не слышать голос Лолибон, который пронзительным звуком разрывал полотно тишины. — Нет-нет-нет. Все неправда…

— Ты такая же наивная, как и твоя мать! Я и Эдуард…

Роуз отказывалась верить, но злые слова иглами впивались в сознание, пробивая защиту. Чтобы прекратить пытку принцесса громко запела, забыв, что совсем недавно ненавидела глупую песню:

Сильная пощечина опрокинула Роуз.

Королева стояла на коленях на кровати и часто дышала. Глядя на Лолибон, принцесса поверила, что глаза могут светиться дьявольским огнем.

— Я любила его! — выкрикнула разъяренная женщина. — А он выкинул меня как безродную тварь за дверь!

Лолибон забилась в рыданиях, согнувшись пополам.

— Тридцать лет! Тридцать загубленных лет! Кто за них ответит? Лучше бы я с ним вообще никогда не встречалась!

Ее черные волосы нечесаными прядями упали на лицо, и она стала похожа на злую ведьму, которой Роуз пугали в детстве.

— Если бы ты только знала, что твой отец сделал со мной! — она подняла полные ненависти глаза на Роуз. — Он обрек меня на рабство! Слышишь! Он предал меня! Меня, что любила его больше жизни!

— Нет. Нет. Отец не мог, — Роуз тоже плакала, держась за щеку, которая горела огнем. Принцесса слезла с кровати и теперь искала свои туфли, но никак не могла нащупать их ногой.

— Только попробуй, выйди за порог, — услышала Роуз срывающийся голос королевы, когда, плюнув на туфли, босиком направилась к двери.

Роуз схватилась за ручку, осталось только повернуть, но спиной почувствовала прожигающий взгляд бывшей любовницы отца.

— Я отдам тебя драконам, — тихо, но четко произнесла Лолибон, сумев успокоиться в одно мгновение. — А потом мы отправимся в Эрию, где я отдам драконам твою мать. Только выйди за дверь.

Роуз обернулась на королеву, которая уже слезла с кровати и застыла в позе готовящегося к прыжку хищника.