— Одной из них он готов предложить руку и сердце, но боится, что его не простят.

— Интересно, какой из двух повезет?

— Роуз, перестань.

— Какие еще тайны скрывает твой близнец? Он спит со злой королевой?

Роуз прекрасно помнила слова Фаруха, что Петр — любовник Лолибон.

— Он был ее фаворитом. Злая королева искусна в постели и очаровала пятнадцатилетнего подростка. Но как только он повзрослел, дурман вожделения покинул его голову.

— Я видела, что злая королева не обходится одним любовником, приходилось ли близнецу делить ее с другим мужчиной?

— Роуз, зачем тебе знать?

— Я хочу быть уверенной, что близнец не перенесет привычки, полученные у королевы, в жизнь другой женщины.

— Близнец развращен злой королевой. Все, что можно было попробовать в постели и вне ее, он делал, даже с плеткой впервые познакомился не из-за наказания, а в любовных играх.

Роуз открыла рот, не зная, что сказать.

— Пожалуйста, не мучай меня. Да, я испорчен, искалечен, но не сломлен. Если ты позволишь любить себя, клянусь, я жизнь отдам, чтобы ты стала счастлива.

Роуз молчала. Она ожидала страшных признаний и думала, что готова к ним.

Как сильно сам Петр виноват в произошедшем с ним? Смогла бы она выстоять, не сломаться, попав в руки к больной женщине, которая изо дня в день в течение долгих лет калечила сознание рука об руку с обозленным жрецом?

Роуз понимала, будь Петр испорчен, он никогда не помог бы ей бежать, не притащил бы Руффа в лабиринты, веря, что Роуз любит жениха, не расстался бы с магией ради нее.

— Я приняла решение. — Роуз встала и теперь смотрела на Петра сверху вниз. — Я забираю назад свое предложение пожениться.

Огонь потух в глазах Петра, на лицо наползла тень, сделав его старше.

— Я понимаю…

— Нет, Петушок, не понимаешь! — горячо возразила принцесса. — Я жду предложения от тебя. Хочу, чтобы ты сделал меня своей невестой, как полагается. Чтобы встал на одно колено, а руку приложил к сердцу, другую протянул мне и рассказал, как сильно любишь…

— О, Роуз! — Петр вздохнул с облегчением и покачал головой, словно сгонял дурной сон. — Я чуть не умер.

Краски вернулись в его лицо, глаза озорно сверкнули.

— Ничего, что жених не в праздничных одеждах, а невеста совершенно голая?

— Ничего. Будет о чем рассказать нашим детям.

— Тогда слушай…

Петр встал на одно колено, но посмотрев вниз, хмыкнул и потянул палантин не себя. Роуз мило покраснела и сделала шаг в сторону, чтобы освободить тот его край, на котором стояла. Палантин занял место на бедрах Петра, и граф стал похож на древнего бога.

— Ничего, что только невеста осталась совершенно голой? — произнесла с улыбкой Роуз, вкладывая ладонь в протянутую руку.

— Будет о чем рассказать нашим детям, — губы Петра прижались к внутренней стороне ладошки невесты. Немного задержавшись, Петр приник к запястью, потом короткими шажками добрался до сгиба локтя.

Роуз сама не заметила, как оказалась сидящей на выставленном колене и искала губы Петра, с готовностью ответившего на ее неумелый поцелуй.

— Ах, мы так никогда не доберемся до нужных слов! — Роуз попыталась вывернуться их крепких рук Петра, который уже целовал ее грудь.

— Зачем слова? — граф сделал честные глаза. — Я своими действиями красноречивее расскажу о любви. Вот смотри, — он поцеловал Роуз в лоб, осторожно раздвинув вьющиеся пряди. — Я ценю твой ум. Только неглупая девушка смогла бы полюбить такого, как я.

Роуз возвела глаза к небу, изображая из себя святую.

Петр продолжил:

— Глупая отдалась бы в первую же ночь, а потом бегала за мной хвостиком. А умная Роуз заставила страдать от безответной любви и сохнуть от неудовлетворенного желания.

— Запретный плод сладок? Да, Петр?

— Да, милая, — произнес Петр, целуя каждый глаз невесты.

— Сейчас ты будешь рассказывать о моих прекрасных очах?

— Нет, я намекаю на то, что ты можешь видеть самую суть. Ты еще в детстве разглядела, что я стану хорошим мужем.

— Смешной! В детстве я хотела, чтобы ты катал меня на качелях и при этом смотрел с обожанием.

— Почему на качелях?

— Тогда бы у меня красиво развевались волосы, а я млела от счастья, что ты стоишь рядом, а не бегаешь по дворцу с Генрихом. Почему ты целуешь мой нос? Я всегда держу его по ветру?

— Нет, милая, им ты различаешь, где находится правда, а где ложь.

— Ты — правда, остальное — ложь?

— Да, в лабиринтах верь только мне.

— А губы, что говорят мои губы? Мои речи умны?

Долгий поцелуй несколько раз прерывался, словно Петр дегустировал и хотел поймать послевкусие.

— Твои губы сладки. Я никак не могу оторваться от них. Они как розочка на вершине торта. Помнишь, ты в детстве всегда начинала с розочки? Вот и я всегда хочу начать с твоих губ, которые дарят первое наслаждение.

— А груди дарят второе наслаждение, поэтому ты их сейчас целуешь?

— Глупая, сейчас я целую твое сердце. Оно средоточие любви, нежности и доброты. Если я приложу к нему ухо, то услышу только одно слово: «Люб-лю! Люб-лю! Люб-лю!».

— Ты прав. Я люблю тебя, Петр!

— А теперь послушай мое сердце.

— О, там бьется то же слово! — Роуз соскользнула с колена Петра, чтобы приложить ухо к его груди. — И кого же любишь ты, Петушок?

— Одну малявку, которой хочу подарить сердце и предложить руку, чтобы она могла опереться на нее в любой момент. Согласна ли ты, Роуз Эрийская, стать женой Петра Пигеона, который клянется любить и оберегать, стать хорошим мужем и отцом, быть верным до самой смерти?

— Ой, Петушок. Я право не знаю, что тебе ответить! Такое заманчивое предложение. Умная девушка обязательно взяла бы время подумать. А я ведь умная? Ты сам недавно сказал.

— Сколько времени тебе нужно, малявка? Минуты хватит?

— Нет, пожалуй, побольше. Я надеялась, ты продолжишь рассказ о моих достоинствах, которые расположены ниже груди, гораздо ниже.

— Неужели я еще не рассказал, как красив твой большой палец на ноге? Я не могу на него наглядеться.

— Нет, холодно.

— О, тогда коленка! Она вызывает такой трепет. Роуз встань, мне не видна коленка, и я не могу описать, как она важна для меня.

— Теплее, Петушок, теплее, — Роуз встала в полный рост.

— Роуз, милая, я стесняюсь рассказывать о том, что вижу перед глазами. Можно я покажу?

— Можно, любимый.

— И после этого ты ответишь мне «да»?

— Все зависит от того, что ты мне покажешь.

Петр сдернул палантин.

Через некоторое время они вернулись к водопаду, где смыли с себя песчинки. Роуз несколько раз сказала «да», после того, как Петр доказал силу своей любви, и если бы не чувство голода, продолжал бы доказывать снова и снова.

Тайник находился за валуном. Петр отодвинул сколоченные доски, и перед взором беглецов предстала выложенная камнями яма, в которой хранились мешки и мешочки с припасами еды и вещами, увесистая связка факелов и небольшое шерстяное одеяло.

Мужские штаны, которые Петр протянул Роуз, оказались ей велики и завязывались почти под грудью, а рубаха доставала до колена.

— Я не додумался принести сюда женскую одежду, прости. Но если ты набросишь сверху палантин, все будет выглядеть не так ужасно.

— Ой, Петушок, я рада и таким штанам. Они гораздо приличнее голого зада.

— Я бы век смотрел на твой неприлично голый зад, но нам нужно выбираться к людям, малявка.

Уплетая сухари и сушеные фрукты, Роуз находила пищу божественной. Фляга вина, разбавленного водой, подняла настроение, и принцесса почти не слушала рассуждения Петра, считая, что ей не обязательно точно знать, куда они направляются.

— У нас есть два пути: один длинный, утомительный, но безопасный, хотя порой придется идти по шею в воде, второй короткий, но непредсказуемый — через шахты, где продолжается разрушение. Если бы не грозящий нам голод, я бы пошел длинным путем.

— А какой путь быстрее всего приведет к священнику? — Роуз оживилась, вспомнив, что их ждет свадьба.