— Это… Лика. И Анжела ещё.

Ешь вашу мать, только женских разборок мне сейчас не хватало. Но баб проучить следовало. Лика, видимо, совсем нюх потеряла, считала, что если спит со мной, если я на ее бабские закидоны глаза закрываю, то все, считай, Шерхана приручила.

— Не бойся. Тебя больше никто не тронет.

А она стоит, все ещё стыдливо прикрываясь, и так доверчиво мне в лицо заглядывает:

— Правда?

— Слово Шерхана.

Я все ещё не доверял ей, этой девочке. Помнил, кто ее дядька, кто — отец. Их фамилию на груди моей клеймом выжгли, захочешь забыть, не забудешь. И какая ирония судьбы, видеть сейчас перед собой раздетой дочь своего врага. Да если б он знал, что я первым у Белоснежки стал, давно бы в гробу перевернулся.

Лизу я оставил дома, под присмотром охраны.

Нужно было на работу вернуться, перетереть с пацанами, как там дела движутся. Каждому из них хотелось в душу заглянуть — чуйка шептала, предатель близко, крысу среди своих искать стоит. Я и Белоснежку с подозрений не снял, слишком мутным был этот ее побег от злого дяди, да ещё прямо ко мне в лапы.

Но явно не обошлось без серьезного человека, который о всех моих планах в курсе был. И это явно не полотерка.

О маршруте и времени прибытия знали всего несколько человек. Каждого из них я сейчас держал под подозрением.

— Хозяйствуй тут пока, — напоследок велел Белоснежке, — в холодильнике жратва есть. Если что надо — скажи Исмаилу.

В ресторане первым делом велел найти мне Лику. Встал недалеко от входа, дожидаясь, когда Анжела, подруга ее, сгоняет за певичкой.

Лика при виде меня улыбку сразу натянула, по-кошачьи коготками по груди моей скользнула. А я ее за запястье поймал.

Сжал. Больно сжал.

— Имран, пусти, — она все ещё улыбалась, но видно, ни смешно не капли. По сторонам зыркнула, не видит ли кто, как я с ней грубо обращаюсь, а потом снова попросила, — пусти, мне больно.

— А драться тебе, значит, не больно, — произнес задумчиво, — удивительно.

— Доложила, поломойка, — на лице у Лики ни капли раскаяния, наоборот, в атаку собралась, — ничего страшного я с этой курицей не сделала. Пусть перед тобой косой поменьше вертит.

В этот момент я пожалел, что баб не бью. Вспомнил синяки да ссадины на белой нежной коже, и снова злость внутри меня закипела.

— А вот это уже я буду решать, усекла? — прищурился, ясно давая понять, что Лика берега попутала, — считай, ее я уволил.

Она расцвела, улыбнулась довольно. Как же, решила, что все ей с рук сойдёт. Но долго радоваться Лике не пришлось, для нее наказание уже было готово:

— А раз место поломойки у нас вакантно, — медленно протянул, тихо так, —  с сегодняшнего дня полы теперь моешь ты. Анжела, — крикнул, —  швабру тащи. Лика убираться изволит.

У Лики глаза округлились, рот перекосило от злости. На мгновение мерзко стало — это вон с этой змеёй я сплю? Не женщина, Медуза Горгона.

— Я не буду! — топнула ногой певичка, руку снова дернула, но хватка у меня железная, — Имран, ты с ума сошел, что ли? Ну извини, я сглупила. Не стану больше связываться с этой девчонкой. Ты же знаешь, что я к тебе чувствую. Приревновала. Мир?

— Мой. Полы.

Швабру она взяла. Выдрала из рук подруги. Взгляд такой, будто палку эту о хребет мне переломать мечтала. Елозит шваброй по полу, в сапогах на тонкой шпильке, в платье обтягивающем красного цвета, а весь ресторан, кажется, сбежался на это зрелище посмотреть.

Когда ещё увидишь, как первая леди за гостями снег с грязью заметает?

— Я не понял, тут чё, концерт идёт бесплатный? — рявкнул, и народ как ветром сдуло. Только Лика со шваброй на месте своем осталась, а я в кабинет отправился.

Встреча с бойцами ничего нового не принесла. Игнат как сквозь землю провалился, а вместе с ним и груз. Оружия ящиками, а мы его ищем как иголку в стоге сена.

Я взял нож, который мне от отца достался, и начал в мишень на стене метать. Раз, второй, третий.

— Думай, Шамиль, думай! — не глядя на своего друга, сказал, и снова метнул, в четвертый, — вагоны подменили, где-то они  временно храниться должны. Ищи любые склады, ангары, куда по путям проехать можно. Это, мать вашу, полтора десятка тонн огнестрела!

В пятый раз подряд в десяточку попал. Подошёл к доске, вытащил нож.

Шамиль башкой кивнул, Анвар проматерился и к фляге приложился. Под мой неодобрительный взгляд флягу спрятал, а потом заявил вдруг:

— Надо племянницу эту найти!

О том, что девчонка нашлась давно, я пока никому не сообщал. Не доверял. Ни одному из десяти сидевших здесь человек до конца не мог верить. И слова Анвара мне ой как не понравились.

— Фото ее надо отыскать, в розыск ментам подать. Надавим через нее на Игната, а ещё лучше кишки выпустим. А если красивая, то сначала…

Я не выдержал. Рука быстрее оказалась, чем мозг. Нож кинул — он просвистел рядом с башкой Анвара и воткнулся в картину за спиной. Возьми чуть вправо — и не было бы больше Анвара.

— Брат, ты чё, совсем? — на побледневшем мужском лице выступила испарина. Ребята молча смотрели на меня, на лицах — испуг и удивление.

— Напоминаю: мы груз ищем. Груз, а не бабу, мать вашу! Чтоб я этих дерьмовых разговоров не слышал больше, понятно?

Стоило представить только, что хоть один из этих людей к Белоснежке прикоснется, как хотелось в рожу дать.

Даже если она дядьке своему помогает, никому ее трогать не позволю. Она моя теперь.

Я не понимала, что я сделала не так – Шерхан изменился ко мне. Раньше смотрел на меня, и звериные глаза его теплели, даря мне несбыточные надежды. Теперь все было иначе. В его глазах - недоверие. И даже словно маленькая толика презрения.

Я тут же сделала выводы - я ему отдалась и разочаровала его. Потому что порядочные девушки так не поступают! А ещё, наверное, с Ликой из-за меня рассорился. Это как раз меня радовало, и опять же говорило о том, что я не порядочная.

Несмотря ни на что я с замиранием ждала его ночью, в этой роскошной комнате на огромной, просто неприличной постели. Он не пришёл. И на следующий день тоже. И потом… Меня никто не обижал. Я не была заперта в комнате. Но как только собралась покинуть дом, возле меня сразу материализовался смуглый мужчина в костюме.

Сам Шерхан в доме показывался редко - наверное, проводил почти все время в ресторане. С Ликой, шептал мне внутренний голос и отмахнуться я от него не могла. Я запуталась. Мне страшно было думать о том, что я буду принадлежать такому мужчине, но перестать думать о нем я не могла. А вспомню ту ночь, и снова низ живота тянет, и нижнее белье мокнет. Я уже смекнула, от чего оно мокнет, и уверовалась — я падшая женщина. И никакие молитвы меня уже не спасут.

Когда прошла почти неделя моего заточения, я решила - с Шерханом нужно поговорить, так больше продолжаться не может. Я лежала ночью в постели, услышала, как его машина приехала. Значит, дома. Я каждую ночь ждала, когда он приедет, но первый раз решилась идти к нему сама. Умылась холодной водой, чуть пощипала щеки — слишком бледная, и пошла. Коридоры большого дома тёмные, только местами лампы, стилизованные под старину. Я шагаю, и ноги босые вязнут в дорогом ковре. Иду и репетирую, что ему скажу. Спрошу, в чем причина такого его поведения. Считает ли он меня падшей. Любит ли Лику…

Я уже знала, где его кабинет, ходить по дому мне разрешали, поэтому дошла быстро. У дверей замерла, а потом слегка потянула на себя створку. И поняла - он там не один. Опечалилась, ведь это говорило о том, что сегодня у меня ничего сказать не получится, а прийти второй раз храбрости не хватит. Прислушалась - Шерхан очень груб, выражений не выбирает. Порадовалась, что бабушка не знает, что такой вот мужчина-тигр мне ночами снится.

— Твою мать, - сокрушался парень, его Анвар зовут. – Да этим оружием можно было целый город зачистить. Тысяча отборных калашей!