— Дядя! - пронзительно крикнула я, — пожалуйста, не надо!

Рванулась, пытаясь убежать, но его рука цепко держала мое запястье. Взывать дядю к родственным чувствам бесполезно, особенно, когда он чертовски пьян. Я так надеялась, что после второй бутылки виски он уснет, но мне не повезло.

Раньше его могла контролировать моя бабушка. Но теперь, когда ее не стало, я осталась совершенно одна, без защиты...

— И куда же ты? — спросил он, обдав меня запахом алкоголя. — Звать бабушку? А нету её, умерла твоя защитница!

И рассмеялся зло. Мне на щеку брызнула капля слюны, но я побоялась её утереть. Я вообще боялась шевелиться. От запаха алкоголя меня тошнило – я пила разве только глоточек шампанского на новый год, и сейчас думала об одном. Только бы не вырвало. Если вырвет на него, он меня точно изобьет. Желудок болезненно сжался.

— Пожалуйста, - попросила я, пытаясь восстановить дыхание, сбитое бегом, — не бейте меня.

Он посмотрел на меня с прищуром. Раньше он был красив, и даже похож на моего папу. Теперь все чаще пил. На людях ещё держался, а вот так, дома, вымещал всю свою злость на мне. Я ничем ему ответить не могла.

Но на уме у него было другое. Такое, а чем я даже думать не смела. Что просто не могло уложиться в моей голове.

— Думаешь, бить буду? - спросил он, наклонился так близко, что я видела и красный в прожилках нос, и кустистые брови и глубокую морщинку между ними. — А зачем добро портить? Девочка-то созрела…

И дёрнул мою юбку наверх. Мне бы сопротивляться, а меня от страха парализовало. Стою и смотрю, как его толстые пальцы, — на указательным капля соуса, ужин был недавно, - мнут мою юбку. Затем хватают за ногу и кожа покрывается красными пятнами, а меня обжигает болью.

А потом случилось непоправимое. Меня все же вырвало. От страха. От того, что он мой дядя. От того, что бабушка говорила - то, что произойдет между мужчиной и женщиной будет по любви и после свадьбы. А не с почти родным дядей в доме моего покойного отца.

Я почти ничего не ела - за столом с дядей кусок в горло не лез. Много воды пила, и сейчас именно ею меня обильно вырвало на его брюки. Он отшатнулся, выпустив меня из рук, смотрит на меня — в глазах ярость.

— Ах ты мерзавка! - закричал он. — Сама напросилась!

Его рука медленно, как в замедленной съёмке поднимается вверх. Сейчас ударит, понимаю я. Так сильно, как никогда раньше ещё не бил. Отчаяние придало мне сил. И глупости, наверное. Я его толкнула. Несильно, но он поскользнулся и упал назад, громко стукнувшись затылком. Упал и остался лежать.

— О, боже! - воскликнула я.

Потому, что решила — он умер. Слишком громкий был удар. Не шевелится. А я никогда не делала больно людям! Наклониться и проверить пульс страшно - вдруг жив. Схватит за руку, повалит на пол, задерет юбку и доделает то, что начал. Надо бежать, решила я. Немедленно, прямо сейчас. Лучше на вокзале жить, чем ждать, когда тебя в следующий раз ударят, или даже…то, о чем страшно говорить.

— Игнат! - раздалось от дверей внизу.

Я не добежала до выхода и медленно попятилась назад. Пришёл дядин помощник, тот, кто не давал окончательно пустить по ветру папино наследство, что дядя и пытался сделать. Но от него мне защиты ждать нечего. Он такой же, как и мой дядя.

И взгляд его такой же, страшный, пугающий. Я с ним наедине никогда не оставалась, страшно было. Бабушка его дальше порога не пускала. Но теперь ее нет, и я целиком зависима от мужчин, которых боюсь.

— Игнат! - снова крикнул он.

Я побоялась идти в свою комнату - там сразу искать станут. Юркнула в библиотеку. Здесь крепко пахнет сигаретами. Книги, которые папа собирал всю жизнь, покрываются пылью - от дяди сбежала почти все прислуга. Я забилась за пыльные шторы и затихла. Сейчас я и боялась, что дядя умер, и мечтала об этом.

По коридору раздались шаги — непонятно чьи. Кто-то вполголоса и очень неприлично выругался.

— Она хотела меня убить! - закричал дядя.

Я вздрогнула — живой. Сейчас будет меня искать, чтобы наказать. Зажмурилась от страха.

— Да бог с ней, - говорил мрачно помощник. — У нас дело на миллион едва не сорвалось.

Они остановились прямо у двери в библиотеку. Кажется, я даже слышу дядино дыхание и чувствую аромат виски.

— Кто опять? — спросил дядя.

— Шерхан.

Снова грубый мат. В нашей с бабушкой жизни не было места грубым словам и сейчас я густо покраснела, несмотря на страх.

— Я этого выродка своими руками…

— Они уже в «Караване». А в его ресторан мы соваться не будем, если жить хотим.

Короткая перепалка злым шёпотом, я не слышу слов.

— Тогда какого черта ты припёрся? - крикнул дядя. – Я ничего не могу сейчас сделать с Шерханом, а девку найду и завалю! И слова мне никто не скажет, она мне не кровная родня, держу из жалости. Ли-и-и-за!

И имя моё крикнул ещё громче. Вздрогнула. И от обиды тоже - все деньги и этот огромный дом, который мне теперь ловушка, дяде достались от папы. И из этого дома мне нужно бежать сразу же.

— Я помогу тебе её найти, - вдруг сказал помощник.

Да, я была наивна, такой меня вырастила бабушка. Она не хотела, чтобы я видела грязь жизни. Но даже я догадываюсь, что если меня отловят двое обозленных мужчин, ничего хорошего не будет.

Дождалась, когда они отойдут от библиотеки. Открыла окно. Хорошо, что бабушка разрешала ходить без туфель только в своей комнате - мне не придётся убегать босиком. Но на улице март. Через спинку кресла перекинуто мужское пальто. Недолго думая надеваю его, пусть велико, перелезаю через подоконник. Прыгаю в талый холодный снег.

Ворота стоят нараспашку, охранник не на посту - при папе такого не было. Но сейчас это хорошо, я бегу очень быстро.

— Дрянь! - закричал вслед тот, у кого я в детстве на коленях сидела. - Тебе не сбежать, паршивка! Я тебя найду и пожалеешь, что на свет родилась!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я ему верю. Поэтому бегу так, как никогда не бегала. От ветра щеки жжёт, слезы текут, а мне все кажется догонит сейчас и схватит.

В себя пришла только на проспекте. Обернулась - никого. И куда мне теперь идти? От папиного наследства осталось не так много, но дядя все ещё богат. Он найдёт и вернёт меня, и никто ему не указ.

Я плакала, утирала слезы и шла. А потом увидела его. Здание. Наверное, историческое - из тяжёлого серого камня, с высокими арками окон и массивными колоннами. Никаких лишних украшений. Красная ковровая дорожка ведёт к двустворчатым дверям. Там, за ними, в тепле стоит швейцар в ливрее. Но остановилась я не потому, что тут дорого, богато и едой вкусной пахнет.

На вывеске крупными буквами из кованого металла написано - «Караван». Как сказал дядин прихвостень? Если жить хотим, сюда не сунемся. Значит и за мной сюда не придут.

Я толкнула тяжёлую, обитую чем-то подозрительно похожим на золото дверь, и вошла. И так тепло стало сразу голым ногам в мокрых туфлях.

Швейцар оглянулся, увидел, что никого больше рядом нет и решил не выбирать выражений.

— Пошла вон, - сказал он, — тебе тут не по карману. Быстро!

Но он не видел того, что видела я. За его спиной медленно появился мужчина, бесшумно, словно тигр на охоте. Я таких никогда не видела. Высокий, плечи широкие, кажется - не охватить. Глаза тёмные, на лице щетина, подбородок упрямый квадратный. Он — в сто раз сильнее и страшнее дяди. Я кажусь себе грязным бездомным котёнком и больше всего на свете хочу провалиться под землю.

—  Макар, ты хочешь, чтобы я тебя уволил? - укоризненно, но равнодушным тоном сказал он швейцару, а потом на меня посмотрел.  Просто взгляд, а я от него места себе найти не могла, все внутри задрожало. —  На работу устраиваться пришла?

Я кивнула - от страху язык отнялся. Голос его, мужской баритон, заставил мурашки по позвоночнику скатиться.