И в этом смысле самым светлым взглядом, был бы тот, что не имел бы груза налипших на него вместе с образованием и воспитанием предрассудков и недоразумений. Но это чревато другими недоразумениями. Ведь для обеспечения абсолютной чистоты, он не должен иметь никакого образования? А в этом случае, он, хотя и будет свободен от «налипания», но в то же время пуст, свободен и от материала, из которого он смог бы строить свои умозаключения. И его взгляд, лишенный этого материала, не будет иметь никакой возможности для формирования гармоничных цепей умозрения. Он не будет способен к построению вовне архитектоники и музыкальной гармонии собственного гения. Некоей Полифонии, единственно с помощью которой, может достигаться формирование истинности, как в образах идеального, так и в последовательных согласованных алгоритмах рационально-аналитического.
Что мог бы написать художник, не будь у него под рукой палитры разноцветных красок? Что мог бы построить зодчий, не будь у него под рукой кирпичей? Что мог бы создать философ, не будь у него под рукой инструментариев языка и понятий? Здесь, как нигде важна дозированность, воплощающаяся в гармонию соотношений образования и собственного идеального знания, собственного ума. Сколько ты готов, сколько способен нести груза образования, не в ущерб собственному глубинному умопостижению. И сколько ты способен вынести свободы собственного умопостижения, не в ущерб здравому смыслу, – дисциплине чистого разума. Вопрос, который своей серьёзностью и важностью уступает лишь вопросу соотношения в твоём разуме, рационального и идеального полей воззрения.
Невозможная объективность
Посмотрите внимательнее на наше отношение к окружающему миру. Мы, практически никогда не бываем по-настоящему объективны. Мы, в своих обобщённых апперцепциях и дефинициях придаём чудесный ореол появлению жизни на земле, считая это тайной за семью печатями. И в то же самое время в своих локальных восприятиях её реальности, обывательски смотрим на такие, по-настоящему чудесные вещи, как развитие из яйцеклетки, оплодотворённой сперматозоидом, такого грандиозного явления как человек, с его колоссальными возможностями, и необузданными желаниями в познании. Мы даже не пытаемся достаточно глубоко вдуматься в суть оплодотворения как такового, в его непостижимую тайну.
Что есть оплодотворение? Я знаю, что здесь таится вся суть вещей, здесь скрывается тайна всего «живого». Но что оно могло бы представлять собой с точки зрения глубокого проницательного разума, стремящегося как к истокам, так и к обобщённому анализу совокупного воззрения, где параллели не менее важны, чем устоявшиеся хреоды осмысленности.
Мы назвали появление жизни на земле феноменом, а её последующее развитие – естественным процессом. Но ведь, по сути, эти явления одного плана, одной цепи превращений. Отличие лишь в нашем подходе к осознанию явления, в нашей субъективной оценке. Наш разум способен лишь знать начало, иметь его, но не понимать его. Ведь чтобы его понять, необходимо знать и понимать то, что до начала, а это – невозможно. И поэтому как «начало человека», так и «начало природы», всегда будут уходить от нашего сознания, в перспективу трансцендентальных облаков, где наше разумение, попадая в разряженное поле собственной осознанности, отворачивается, и стремиться как можно быстрее вырваться из этого белого тумана, на прозрачные и понятные просторы обывательского бытия.
Мы привыкли к этике, как к чему-то естественному, чему-то вроде самого бытия человека, но её зачатие и последующее развитие, с филигранной точностью повторяет зачатие и развитие человеческого плода. «Метафизические и трансцендентальные сущности», как бы они не казались далеки от «физических», имеют ту же последовательность, и ту же принципиальную схему, и динамику своего зарождения и становления.
Где находится, то зерно? На каком уровне? Где та точка отсчёта, которую мы вправе назвать, – началом жизни? Она так глубоко, что нам её, никогда не достать. Где-то, на недосягаемом уровне, в недрах «неживой» материи, на самом деле, гнездится наша жизнь. И как бы мы не пытались проникнуть в глубины, как бы ни пытались отыскать эту точку отсчёта, мы никогда не достигнем её, ибо это всё равно, что достигнуть крайней точки фундаментальности материи. Ибо, это всё равно, что найти неделимую точку пространства, или времени. И это, пожалуй, единственное доказательство того, что мир вокруг нас, создаётся нашим разумом. В противном случае, он имел бы свою собственную изначальность, свою непосредственную аподиктическую законченность.
Вы скажете, что отличие «живой» материи от «неживой», – очевидны, к чему вся эта демагогия? Но постарайтесь посмотреть не предвзято, глубже, с несколько иного угла зрения. Ведь то, что очевидно, – на самом деле является большой иллюзией. Мы видим то, что хотим видеть. – Истина, всегда где-то там. Очевидность эта, явна – лишь на «полюсах». Как только ты начинаешь смотреть в суть, искать границы и пересечения, всякая очевидность – пропадает.
Наше отношение к «живому», это отношение «сына к матери». То есть, вне всякой хладнокровности, где нет, и быть не может никакой объективности. Но когда мы пытаемся, насколько возможно, смотреть на мир хладнокровно, мы начинаем видеть несколько иную картину. От нашего созерцания, одно за другим, начинают отпадать старые заблуждения, мы постепенно прозреваем, и мир вокруг нас, становится иным. А по сути, лишь готовым к обрастанию новыми заблуждениями. Ибо он не может существовать без «чешуи». Мир – словно змея скидывает старую шкуру, и его новая, такая нежная, светящаяся молодостью и новизной, кажется абсолютно истинной, абсолютно совершенной. Но и ей суждено задеревенеть в своё время, и так же отвалиться.
Резюме
Возвращаясь к вопросу появления «живой ткани» на «безжизненной планете», я хочу попытаться посмотреть на эту проблему сквозь призму происходящих во всей природе доступных нашему оку, процессов. В частности, переход энергии из одного состояния в другое, повсеместное перевоплощение материи, её трансформации на всех без исключения, уровнях. Нет никакого сомнения, что динамика появления «живой ткани» обусловлена этими повсеместными, присущими всему материальному, каузальными цепями, и перевоплощениями материи из одного состояния, в другое. Упрощённо: Как вода превращается в лёд, камень – в лаву, всевозможные кристаллы в гибкое, хаотичное, или твёрдое, организованное состояние, а при появлении необходимых благоприятных условий начинают расти, продуцируя и умножая собственное тело, как материя металла, под воздействием собственных агрессивных форм, превращается в нечто сверхтонкое, своеобразно упорядоченное, определённо организованное и сверх агрессивное и мобильное, в магнитное поле, так и «живая ткань», – суть необходимая последовательная трансформация «неживого мира», и её появление обусловлено стечением обстоятельств, возникновением тех условий, при которых она – не могла не появиться. Банально? Может быть. Но вот, собственно, к чему я.
Как было сказано выше, совершенно невозможно появление из определённой материи, чего-то совершенно чужеродного, чего-то – вне его существенности, или сверх его существенности. «Живая ткань», это естественная последовательность перевоплощения грубой инертной и хаотической формы материи, в относительно агрессивную, гибкую и упорядоченную на определённый лад, – лад зацикленной динамики круговых и повторяющихся обменов, в строгой последовательной и целокупной форме определённого характера, (суть организма), и лоббирующего и закрепляющего собственные критерии и оценки, во внешней среде пребывания. Её утончённая сбалансированная форма, её доминанта, – в синтезе противостоящих грубых, инертных, и агрессивных мобильных материальных тканей. А главное, это её особенная, «палеокинезная упорядоченность».
По большому счёту, все её свойства, не выходят за рамки общих свойств всякого вида материи, принадлежащего нашему феноменальному миру. Если только ты сам, не причисляешь эти свойства, – к сверхъестественным и чудесным. Наше отношение к «живой ткани», как к чему-то «сверх сущему», чему-то «над всем», это лишь вопрос восторженности её возможностями, и её способностями. Благодаря, в частности, её невероятной гибкости, агрессивности и мобильности, её сверх упорядоченности, и сохранению системности, – вызывающих полную уверенность даже в произволе, как в чём-то действительно реально возможном, и существующем в природе. Уверенность, впитавшаяся нам в кровь, черпающая свои силы, не столько в восторге её возможностями, сколько в убеждённости в отсутствии таковых, – у «посторонних», чужеродных субстанций, не имеющих подобных возможностей, обозначаемых нами, как «неживые системы», или «неодушевлённые предметы».
