– Значит и мультики им отключить надо, – кивнул я, – раз они из них только плохое черпают.

– Не Зинаидовна? – задумался Михалыч и начал перечислять, подняв глаза к потолку: – Кузнецам я те два меча вернул ишо во вторник, тазик Иван Палыча я в тот же день назад отнёс, даже отчистил его от земли, которой они нахватали, когда в тазике ентом с Холма вниз катались… Гюнтера опять дразнили, что ли? Или Падловна за ту бутылочку чернил на них въелась? Так может, талант у них, Федь! Вона какая роспись знатная на стене Тронного зала получилась!

– Всё гораздо хуже, – и я описал свои открытия в вагончике. – И дело тут вовсе не в рогатках. Ну, подошли бы, попросили жгут, мне разве жалко? А вот то, что они без спросу в вагончик проникли, шарились там, да кражу совершили, да не у кого-нибудь, а у меня, такого расчудесного, но грозного, вот это, деда – преступление. И теперь займёмся наказанием.

– Реально не по понятиям, – поддержал меня Аристофан. – Западло у своих тырить.

Бесенята хором вздохнули и опустили головы.

– Маленькие они ишо, – завёл привычную тему Михалыч. – Ну чего ты, внучек в них вцепился, как клещ какой? Ну, больше не будут, ну, по задницам нашлёпаю, ну чего ты волну гонишь, Федька?

– Нет уж, – запротестовал я, – доигрались твои паразиты. Я долго на их проказы глаза закрывал, но тут они уже все границы перешли. Сегодня вагончик мой обобрали, завтра у Аристофана самогон сопрут, а послезавтра так вообще по карманам всех наших, канцелярских шарить будут? Нет, деда, тут уже дело принципа.

– Расстрел на рассвете, – зевнула Маша. – Отрубание головы после повешенья. Что вы там ещё придумали, мсье Теодор?

– Ну, во-первых, лишение премии и урезание жалования в половину.

– Ох! – схватился за сердце дед.

– Во-вторых, – строго продолжал я, – розги три раза в день в течение месяца.

– Сурово, – кивнул Аристофан. – Но справедливо.

– Феденька! – завопил дед, а бесенята жалобно завыли. – Не доводи до греха, касатик!

– Угу, ты ещё за топор схватись, – хмыкнул я. – Накосячили твои негодяи мелкие, теперь отвечать будут.

– Это, босс… – протянул Аристофан. – Тут и мой косяк реально.

– А?

– Да дедушка Михалыч никак нам их не отдавал на учёбу в отряд, – пояснил бес. – А уж у себя, мы бы им конкретно всё объяснили.

– Маленькие они ишо! – взвыл Михалыч.

– Давай, босс, без базара к нам их зачислим? – предложил Аристофан. – Типа перевод временный оформим. А уж я… – он повернулся к бесенятам и впечатал кулак в ладонь, – всё реально им объясню.

– А мне нравится такой подход, – вдруг заявила Маша. – Как бы дедушка Михалыч не ворчал и не оправдывал своих питомцев, а дисциплины им явно не хватает.

– Эх… – вздохнул дед. – Накинулись всем скопом…

– Значит, так и решим, – подытожил я. – Аристофан, забирай вредителей к себе на перековку.

На этом мой, такой утомительный день и закончился. Аристофан отчитался о своём походе в Холм с заколдованной солью, типа всё ништяк, Калымдай решил, видимо, царствовать допоздна и я его так и не дождался. Маша ушла к себе готовиться к свиданию с французским послом, а я, отмахнувшись от расстроенного и ворчащего деда, пошёл домой, к Варе, обдумывая по пути расписание на завтра.

Да кабы они эти расписания срабатывали, угу. Планируешь, размечаешь день по минутам буквально, но обязательно же найдётся что-нибудь или кто-нибудь, вмешавшийся и испортивший весь распорядок.

Первым начал Михалыч. Пока я завтракал, он суетился около меня, оглашая Канцелярию тяжкими вздохами. Ничего, поскучает, пока Тишка да Гришка курс молодого бойца проходят. Но едва я приступил к десерту, как он выложил на стол две рогатки, глиняный свисток, моток нитки с крючком, грузилом и поплавком, сделанным из гусиного пера, половинку засохшего пряника, фигурку коня, вырезанного из дерева, рукоять меча и свинчатнку – налитую свинцом кость для игры в бабки.

– Кружок «Умелые руки» при Канцелярии открыть хочешь? – хмыкнул я. – Или это – взятка за досрочное освобождение твоих оглоедов?

– Содействие властям, – горестно вздохнул Михалыч. – Тишенька с Гришенькой добровольно сдали и свои рогатки и то, что на остатки жгута твоего у городской детворы наменяли. Всё как есть сдали. Может, замолвишь слово за них, внучек? Ну как мальцам таким среди Аристофановых бандитов находиться? А вдруг, курить научатся? Или ещё каких бесовских штучек нахватаются?

– Ну, деда, хватит, а? Договорились же. Отсидят срок и на свободу с чистой совестью.

– Жа-а-алко… – всхлипнул Михалыч.

– Ты нас пожалей. Всё, деда, закрыли эту тему. Ты мне лучше скажи, как у нас дела идут? Где все наши, канцелярские?

– Занят я, – обиженно буркнул Михалыч. – Некогда мне отчёты тебе тут выдавать.

– Ну, детский сад какой-то, – пробурчал и я, вставая из-за стола. – Пойду в город схожу.

– Скатертью дорога, – донеслось мне вслед.

Ничего, потерпит разлуку. А бесенятам давно надо было урок преподать, а то совсем уж они оборзели в последнее время. Хотя, конечно и жалко их немного, да…

А вот что меня сегодня радовало – я был в норме. Слабость ещё чувствовалась, но я вполне спокойно спустился с лестницы на Центральную площадь и, немного подумав, решил сходить, подкрепить силы к Сократу в «Великолепный бес».

Войдя в кабак, я с удивлением заметил группку мужиков, столпившихся перед стойкой, за которой стоял Сократ и оживлённо о чём-то переговаривающихся.

– Озимые обсуждаем или строительство театра? – поздоровался я. – А что это за доска?

Доска, висевшая за стойкой, была поделена меловыми линиями на две части. Первая гласила «Канцелярия», вторая – «Дворец». А под ними ещё были какие-то цифры.

– Не понял… – протянул я. – Сократ, что это значит и при чём тут Канцелярия?

– Чайку, господин Захаров? – предложил он. – Или вам картошечки пожарить? Грудинка сегодня просто объедение.

– Не юли, – начал раздражаться я. – Заговор против власти? Позвать полицию?

– Ну-у-у… – он явно был в замешательстве и взглянул на мужиков, будто ожидая от них помощи. – Тут это… Того…

– Ага, – сказали мужики и начали быстренько расходиться. – Вот именно. Как бы оно вот эдак…

– Сократ!

– Э-э-э… – всё так же в замешательстве протянул бес, но вдруг оживился: – Не желаете ставочку сделать, господин Захаров?

– Так это ставки? – дошло до меня. – А при чём тут Канцелярия? И Дворец?

– Бега, Фёдор Васильевич! – выпалил Сократ. – Тишка да Гришка на Волчке, ну, то есть, канцелярские ваши, против котика Бени, дворцового.

– Бред какой-то, – хмыкнул я. – Вокруг города?

– От Западных ворот по Кощеевскому проспекту до Холма и обратно.

– Вот вы… бесы, – вздохнул я. – На чём угодно готовы деньги делать… И на кого больше ставят?

– Пока приблизительно поровну, – пожал плечами бес.

– Обломайся, Сократ. Эти маленькие негодяи на каторге у Аристофана сейчас. Придётся тебе без экзотики бега устраивать. Как обычно – с мамонтами.

– С Аристофаном мы договоримся, – хихикнул бес. – Свои же, не чужие.

– Ой, ладно, – отмахнулся я. – Налей мне чайку да пряников или пирожков вели подать.

Чай был вкусный, ватрушка отличная и я махнул рукой и на беса и на мужиков. Пусть развлекаются, какое мне дело? Вот сейчас подкреплюсь и пойду, схожу к Ивану…

– Фёдор Васильевич? – прервал меня густой бас. – Не помешаю?

– Присаживайтесь, Пантелей Сергеевич, – кивнул я нашему городскому главе церкви. – Чайку?

– Чайку, – согласился он. – Посоветоваться хочу. Дело неспешное, но важное. Да только сомнения меня тягостные одолевают…

– Конечно, Пантелей Сергеевич, рассказывайте.

– Прихожане просят часовенку малую у Южных ворот поставить, – без особых предисловий начал он. – Богоугодное дело, одобряю. И в путь православный люд отправляется, и в город возвращается, а хвалу господу нашему вознести не помешает.