— Видел, Савка, видел! Ты молодец! Самый настоящий молодец! — махал ему Андрюша с дерева, радуясь от души за друга.

— Я еще, еще хочу…

Савелий стоял перед заколоченной крест-накрест калиткой, и тяжелое предчувствие охватило его, защемило сердце. Он оглянулся вокруг, словно в поисках помощи и заметил согбенную под тяжестью лет сухонькую старушку. Одной рукой она опиралась на суковатую палку, а другой несла полную авоську с продуктами из сельмага.

— Здравствуйте, бабушка! Давайте помогу вам! — Савелий взял у нее сетку и пошел рядом.

— Вот спасибо, милой. Совсем упарилась: на автобус-то припозднилась и тащусь на ногах-то, — она не жаловалась, а просто ворчала вслух по привычке, потом пристально взглянула на Савелия. — Чтой-то не признаю тебя, милой?!

— А вы давно здесь живете?

— Давно не давно, а, почитай цельну жисть. И чей ты будешь? Не сродственник ли Вороновых? У ихнего дома, вижу, стоял.

— А вы Андрея Воронова давно видели? — с волнением спросил Савелий, словно не слыша ее вопроса.

— Так нет уже твою Андрея, — просто, без всяких эмоций проговорила старушка. — Погиб он. На войне проклятой и погиб. С год иль два тому будет. Вскоре и Зинка, его тетка, померла, царство ей небесное. — Она степенно перекрестилась и вновь взглянула на Савелия. — Я признала тебя, сынок. Вы дружковали с Андрюшкой-то. Имя твое только вот запамятовала.

— Савка я, — глухо проговорил он.

— Точно, Савушка! Ох и огольцы были, не приведи Господи! Ты, сынок, не держи в себе-то — заплачь и вскорости полегчает. Истину говорю! Да, давненько ты, милой, не был здеся, давненько, — она укоризненно покачала головой.

Савелию нечего было сказать в свое оправдание, и он пожал плечами.

— Спасибочки, милой, пришло я. Может быть, на чаек заглянешь? — старушка ткнула палкой в сторону своей древненькой, сильно покосившейся хибарки с двумя окнами. — Одна я и осталась: кто помер, кто уехал далече. Совсем забыли свою старую мать. — Ее глаза привычно заслезились. — Ладно, пойду, пожалуй, прилягу… замаялась совсем. Ох, ноженьки мои, ноженьки. — Старушка подхватила у Савелия свою авоську и, шаркая старенькими, почти развалившимися ботинками, поплелась к своему последнему прибежищу.

Савелий не помнил, как добрался до дачи Ланы: память кидала и кидала его в прошлое, когда они с Андреем бегали беззаботные и счастливые, несмотря на то, что не всегда ели досыта, не всегда имели одежду и обувку. Потом работа на заводе. Потом, потом Афганистан. Афганистан, где каждый человек рядом с тобой оценивался по самой высокой шкале. И часто ценою этой являлась сама жизнь.

Сидя на даче, обо всем этом и о многом другом размышлял Савелий, уставившись в одну точку перед собой. Со стороны могло показаться, что он внимательно слушал и смотрел на экран телевизора, где бушевали человеческие страсти, но его отсутствующий взгляд говорил о другом.

Лана вошла в комнату и увидела его неподвижную фигуру. Она была вся мокрая от дождя. Фильм уже кончился, и экран серебрился в темноте. Лана, решив, что он заснул, сняла плащ и тихонько повесила на гвоздь. Затем осторожно подошла к нему, чтобы испугать, но неожиданно заметила его открытые глаза и неподвижный взгляд, направленный в никуда:

— Добрый вечер, Савушка.

Савелий не отозвался: то ли не услышал, то ли не захотел услышать.

— Добрый вечер! — громче повторила она, прикоснувшись к его руке.

— Добрый вечер, Лана. Прости, не заметил, как ты вошла, — он проговорил это таким бесцветным тоном, что она с недоумением посмотрела в его глаза и хотела спросить что-то важное, но, увидев его взгляд, спросила совсем не то, что хотела:

— Ты ел что-нибудь, Савушка? Он ничего не ответил.

— Конечно же нет! — Лапа поняла, что он снова ушел в себя и не слышит ее. — Так… сейчас чтонибудь придумаем. — Она начала быстро распаковывать принесенные продукты, накрывать стол. Потом неожиданно остановилась, достала из бара бутылку виски. — Надо же как-нибудь расслабиться. — Налила полный бокал и подошла к нему. — Выпей, Савушка!

Он снова никак не отреагировал на ее слова, и Дала насильно сунула ему в руку бокал.

— Пей!

Он поднял на нее глаза, а посмотрел отсутствующе, как бы мимо.

— Пей, пей! — Лана сама взяла его руку с бокалом и поднесла к его губам.

Савелий начал машинально пить и выпил до конца, совершенно не поморщившись, словно пил воду. Лана поставила бокал на стол и присела рядом.

— Что-то случилось, Савушка? — тихо спросила она. Он не ответил и продолжал смотреть перед собой.

— С братом? — неожиданно догадалась Лана. Он ничего не ответил, опустил глаза вниз и чуть заметно кивнул.

— Его… Он убит? — с грустью прошептала девушка. Савелий еще ниже опустил голову.

— Может, напутали? Может, жив твой брат?! Тебя же тоже не было столько лет на родине.

— Ничего не напутали, — глухо выдавил он, затем не глядя взял бутылку и снова налил полный бокал. — Ты не была в Афгане и не знаешь, что это такое! — он начал повышать голос. — Ты никогда не видела трупы с вырезанными органами, отрезанными ушами, выколотыми глазами! Ты… — В этот момент Лана ласково погладила его руку, и Савелий оборвал себя на полуслове и быстро опрокинул виски в рот.

— Да, Савушка, ты прав, я никогда не была в Афганистане и, действительно, не знаю то, о чем ты говоришь, но раскисать не нужно! — эти слова она проговорила тихо, но твердо.

Савелий вновь налил полный бокал и хотел выпить, но девушка вдруг тревожно вскрикнула:

— Савушка!

Савелий вдруг взглянул на нее, потом на бокал, поставил его на стол и вновь повернулся к девушке, постепенно возвращаясь из своих воспоминаний. Глубоко вздохнув, он вытянул руки вперед, проделал медитационный пасс и вновь повернулся к Лане, на этот раз с виноватой улыбкой:

— Прости меня, Лана.

— Вот и хорошо! Наконец-то ты вернулся, а то был так далеко от меня, что я даже напугалась. — Лана быстро налила кофе и пододвинула к нему. — Ты обязательно должен выпить горячего кофе.

— Лана! Я очень прошу тебя поехать, сейчас со мной.

— Куда?

— Километров двести отсюда.

— На ночь глядя? — удивилась она. — Может, с утра?

— Нет. Я хочу, чтобы ты там увидела восход солнца. Палатку возьмем, покушать.

— Ты чего-то не договариваешь. Что случилось еще Савушка? — Она нахмурилась с тревогой.

— Через два дня я улетаю.

— Приняли?? — Она радостно захлопала в ладоши, но тут же перестала и тихо спросила. — Далеко?

— В Казахстан.

— Значите на шесть месяцев расстаемся, — На ее глаза навернулись слезы, но она тут же взяла себя в руки. — А, может быть, это и не так плохо: я же тоже уезжаю на два месяца в Финляндию, потом — в Ливан.

— С отцом?

— Нет, но это он меня пристроил. Чего это мы болтаем? Осталось двое суток, а мы еще здесь! — Лана стала быстро собираться в дорогу, бросая на ходу указания Савелию. — Спальные мешки наверху, в шкафу. Палатка — в гараже. Не забудь бар опустошить.

Они добрались на место к двенадцати часам ночи. Ярко светила луна, и ее отражение серебром рассыпалось в спокойной воде небольшой речушки. Стояла удивительная тишина, и вокруг не было ни души.

Савелий быстро и ловко установил палатку, расстелил в ней спальные мешки, укрепил фонарь, а Лана накрыла импровизированный стол:

— Ты не представляешь, Савушка, как я рада, что ты вытащил меня на природу! — Она чмокнула его в щеку и протянула бутылку шампанского, которую он с шумом открыл и разлил в фужеры.

— За что пьем? — с улыбкой спросил Савелий.

— За твои успехи! — Она звонко чокнулась и быстро выпила.

Потом, поставив фужер на импровизированный стол — кусок фанеры — обхватила руками свои колени. — Знаешь, Савушка, у каждого человека должен быть свой дом, куда он мог бы всегда вернуться. — Лана говорила торжественно, тихо, и, возможно, поэтому слова казались более весомыми, более важными. — И пока у тебя нет такого дома, возвращайся ко мне. Скажу честно, за эти дни я так привязалась к тебе, что расставаться просто невыносимо. Так что возвращайся, я буду ждать, — Неожиданно она, чтобы скрыть свое волнение, капризно воскликнула. — Да я тебе просто приказываю! Ты же знаешь, как я люблю командовать.