— Уильям, — шёпотом окликнул его парень. — Смотри — вон там.
У одного из сгоревших деревянных домов виднелась одинокая женская фигура, просто сидящая под порогом. Бледная, худощавая, вся в крови, но ещё живая. Из-под капюшона вылезали длинные волосы, колыхаясь от ветра и закрывая временами фигуре обзор, но она никак не реагировала на это. Наёмник медленно подошёл к женщине, облачённой в неприметные мешковатые штаны да парку, и отдёрнул капюшон — всё её лицо было покрыто вздутыми венами, артериями — синими и фиолетовыми, как само вечернее небо. Капилляры в глазах лопнули, окрашивая белок в красный, сочилась кровь из десен, резались клыки. Мышцы челюсти были напряжены до предела, превращая выражение лица в оскал, от которого у нормального человека давным-давно свело бы скулы. Но, что главное, повсюду виднелись волдыри от ожогов, облезлый кожный покров, красные или коричневые участки, напоминающие кратеры. Парень попятился назад от увиденного, старик оскалился — то был диссидент.
Фигура брякнула цепями на руках, прикреплёнными к железным балкам дома, заметив своих гостей, но это было большее, на что она была способна. Пожалуй, если бы её штаны были более светлого цвета, то гости увидели бы обильные потоки крови, идущие от позвоночника по бедрам, а если бы куртка не была столь объемной — увидели бы и перебитые кости хребта. Её дыхание было прерывистым, быстрым, громким и резким. «Не будь она прикована — уже напала бы», — с этой мыслью, он навёл ей револьвер на голову.
— Что здесь произошло?
В ответ раздалась лишь тишина. Пальцы на её руках немного подёргивались. Иногда она сжимала руки, сдирая себе кожу на ладонях ногтями, иногда — скалила зубы, постукивая ими от напряжения мышц, но молчала.
— Я знаю, что ты меня слышишь. Говори, пока можешь.
В ответ снова ничего не раздалось. Наёмник ткнул стволом в лоб девушки, намекая на то, что пора бы перестать выделываться. Краем глаза он увидел какую-то цепь на её шее. Рука потянулась, нащупывая какой-то медальон.
— Убей меня.
Голос звучал хрипло, сдавленно, очень тихо — будто бы ей стоило огромных усилий выговорить эти слова, но Хан знал, что, пускай так оно и было — она пересиливала в себе не боль, а жажду крови. Стадия диссидента была переходом от человека, подхватившего активные клетки паразита, до полноценного заражённого. Многие утверждали, что именно на том этапе человек был опаснее всего — находился ещё в сознании, охваченный нескончаемой яростью и неутолимым желанием убивать, пока его тело выдавало столько физического потенциала, сколько было способно выдать. На деле, россказни о «самом опасном» были преувеличением.
Хантер дёрнул за цепь и сорвал бижутерию с шеи — в его руках оказался старый армейский жетон, имя на котором давным-давно стёрлось, а целая его часть, как и прочая информация, перекрывалась тремя кислотно-синими полосами, идущими вдоль и образующими что-то, вроде дельты реки. Он узнал его сразу — то был такой же жетон, какой ему выдал Хэнк Роуман.
— Откуда у тебя это?! Что ты делаешь здесь с этим?! — она молчала, Уилл выстрелил мимо головы. — Отвечай!
— Убей меня.
— Уильям, что пр?..
— Не сейчас!
Девушка молчала в ответ. Охотник нацелился в плечо и выстрелил. Диссидент взвыл и, даже не дёрнувшись, кинулся на стрелка, оскалившись до предела. Бесполезно — цепи держали крепко и не давали шевельнутся больше, чем на десятую метра. Уильям ударил заражённую по челюсти и, пока та была оглушена, схватил за горло, второй рукой крепко обжимая рану — чтобы было больнее. Только в тот момент из-под светло-земляной парки начала сочится кровь. Она взвыла то ли от боли, то ли от ярости. Её никто не слышал.
— Говори, — взглянул пыточных дел мастер своей жертве прямо в глаза. — Говори, иначе это всё покажется тебе лёгкой прогулкой в сравнении с тем, что я с тобой сделаю!
— Ха-ха-ха-ха-ха! Убью! Убью! Убей! Убей, пока не поздно! Убей! — смесь слюны и крови летела во все стороны.
Внезапно, наёмник отпустил горло, просто смотря на женщину пустым взглядом и вытирая кровь со щеки. Через несколько секунд диссидент перестал брыкаться и замер в удивлении.
— Убить, говоришь? Тогда обмен: ответь на то, что я у тебя спрошу. Ответишь — я пристрелю тебя. Не ответишь — мы оставим тебя здесь. К следующему счастливому случаю, который ты ждёшь уже несколько дней. Кивни, если согласна на условия, — по щекам женщины полились слёзы — наполовину красные, смешанные с кровью, кивок последовал за ними.
— Что здесь произошло?
— М… Мы… Ошиблись. Не договорились… Хэнк… Он не…
— Хэнк, который Роуман? — кивок вновь послужил ответом. — Где он? Что с ним?
— Мёртв. Они… все мертвы. Они выкосили нас… Как скот. Все… Они…
— Кто они?
— Напали… Одновременно… Ночью… Долгой-долгой ночью. Мы ошиблись, а теперь… Седьмые… Десятые… Первый… Все. Мы упустили их.
— Кто это? О ком ты говоришь?
— Убей меня.
— Ответь на мой вопрос.
— Я не знаю! — бросилась та на него, выгнув спину. — Убей! Убей! Убе-е-е-ей!
— Заткнись! — Хан замахнулся на зараженную, та рефлекторно отвернулась. — Парень и девушка, что здесь были — приезжие, одеты не по погоде, с большими рюкзаками в ярких цветах — где они?!
— Забрали. У Ред… Кладбище… У Ред. Ты их не увидишь.
«Сука», — прошептал под себя Уилл. Река Ред была последним рубежом, отделяла Техас и Оклахому ровно по своим контурам. А кладбище Браун-Спрингс — местом встречи между двумя сторонами.
— Убей. Убей. Я не хочу так… Я не чувствую… Убей, — наёмник прицелился в голову и в очередной раз выругался про себя.
— Уильям… Она же человек.
— Она не человек, Пацан. И, что куда важнее, мы условились.
— Спа…
Выстрел. Ещё выстрел. Контрольный. Уильям не двигался даже после того, как всё затихло — в его голове всё звучала фраза: «Хэнк мёртв», — наверное, это должно было быть больно, но нет — не было. Или было, но недостаточно — слишком много смертей в последнее время, слишком много потерь, которые некем восполнить. Было просто пусто. Наконец, убрав оружие, он сорвал со своей шеи такой же медальон и положил оба в карман — они пробудут с ним ещё совсем недолго.
— Погоди… — опешил парень. — А у тебя откуда такой? И что за Хэнк?
— Уже неважно. Просто… теперь мне нужно будет выпить за одного человека… За двоих, вернее — в память о паре хороших поступков. Об одном.
— Я… И куда мы теперь?
— К Браун-Спрингс. Давненько я не был на этом кладбище… Даже слишком.
Когда они подходили к реке Ред, небо уже было синим. Ещё менее получаса, и ночь окончательно наступит, скрыв любые следы присутствия человека от любопытных глаз — стоило поторопиться. Мальчик, всё изредка жалующийся на гудящие от перенапряжения ноги, отставал на несколько метров. Старик, пытаясь подавить боль в бедре, возникающей при каждом шаге, только ускорялся.
— Налево, — сказал он, войдя в лесную чащу. — До кладбища осталось минут десять ходьбы — будь наготове.
Уильям достал из-за ремня кольт и снял его с предохранителя. Спустя секунду, остановившись, он протянул оружие парню, идущему позади него:
— Думаю, не время выделываться. Такое время вообще редко наступает. Учти: затвор взведён. Прицелишься мушкой на цель и нажмёшь на курок — произойдёт выстрел, — спутник потянулся за стволом, охотник немного отвёл руку. — Без моей команды не стрелять. Или тогда, когда поймёшь, что всё слишком плохо.
— И как я это пойму?
— Штаны намокнут.
Чем ближе они приближались, тем сильнее небо вступало в роль противника, скрывая всё в темноте. Хантер помнил наизусть: от шоссе и до точки сбора — ровно миля по тропе, не больше и не меньше. Но когда оставалось менее, чем одна пятая от мили, он свернул в леса.
— Подойдём из тыла, — объяснял он свой план попутчику, всматриваясь в наполовину опавший негустой лес. — Смотри под ноги и не наступай на ветви — наделаешь шуму. Иди медленно. Стой. Напяль капюшон. Не смотри удивлёнными глазами, а просто напяль. Вот. Так-то лучше. Мне бы сейчас тоже не помешал, но обойдёмся тем, что есть, — наёмник достал из кармана маску-бандану, которой, видимо, побрезговали солдаты, и, натянув на нос, завязал на затылке. — Теперь пошли. Ещё раз: медленно.
