— Долбанулся, что ли? С чего бы мне садиться с тобой в одну камеру?

— Потому что я ещё не решил, убить тебя или нет. Будь добр, присядь и выслушай, если жить охота.

— Учитывая то, что было только что, у тебя вряд ли получится даже ранить меня, — он медленно открыл камеру и, положив ключи рядом с собой, уселся напротив, закинув ногу на ногу. — Валяй — выкладывай.

— Скажи, зачем лидер судей мог тебя заказать?

— Выкладывай, а не гони, старый. Зачем бы тому лысому хрену меня заказывать?

— Ты должен быть убит в течении двадцати… одного часа. Тебе слово «самоуправство» о чём-нибудь говорит? «Разлад в рядах судей», быть может?

— Да не заливай! — всё тем же спокойным тоном говорил он. — За такую херню не убивают, — взгляд человека из Джонсборо говорил об обратном. — Да ладно? Что, серьёзно? Ха-ха, вот же сука одноглазая…

— Просветишь? Как-никак, я твой убийца, — он терял терпение.

— Ну, короче, старый… Есть судьи, которые мудаки, — парень сел нормально, поставив локти на колени и согнулся в спине. — Не мудаки в плане поведения, а в плане мудаки мудаки — могут пристрелить человека за маленькую провинность, повесить кого-нибудь из-за плохого настроения или личных мотивов — как тот говнюк, что дрыхнет в соседней камере. Непрофессионалы, короче. Таких нужно ставить на место, сечёшь? Прям конкретно на место. А лучше — и вовсе избавлять от этого, — парень указал на тёмно-синюю ленту на руке. — И поскольку большинство моих «коллег» ссытся это делать — это делаю я.

— И каким же способом ты это делаешь? Избиваешь их?

— А хрен ли б нет?!

— Это не справедливость. Это преступление.

— Да? А что, о великий убийца, я должен делать по-твоему?

— Справедливость подразумевает наказание, равное преступлению. Как вы наказываете простых убийц? Петлёй? Пистолетом? Что же тебя останавливает, парень?

— Ха. Попробовал бы ты повесить судью — тебя прибили бы на следующий же день.

— А избивая их, не наживёшь себе врагов?

— Срать я хотел на врагов! Для врагов у меня есть пушки.

— И всё же ты нажил довольно крупного, а я не могу назвать то, что ты делаешь, справедливостью — ты даёшь лёгкий щелбан за крупный проступок — неравноценная расплата. Чаши весов не в твою сторону.

— Пошёл бы ты нахер, а? Я несу справедливость. Пофиг, какую — я делаю хорошее дело.

— Не думаю. Скажи, на ком эти самые избитые судьи выплёскивают свою злобу? Хочешь самоутвердиться — сними девку, но не делай ерунды, — перефразировал он речь напарницы-судьи. — Да и болтать кому-то об убийстве — не лучшая идея.

— Ах ты, говнюк! Да я!.. — вдруг в холле раздался женский крик, прогремел выстрел. — А это ещё что за хрень?!

Парень выбежал из камеры и машинально хотел захлопнуть дверь, но наёмник вовремя подставил руку. Судья в красном тщетно метался по комнате, пытаясь найти пушку, видимо, не замечая её в тёмному углу. «Сиди, блять!» — прокричал он какой-то фигуре в соседней камере. Сверху послышались шаги.

— Эй, ребят, что пр…

Вновь прогремел выстрел. Красный фрак покосился, схватившись за плечо, и медленно упал на стул. Наёмник закрыл дверь, не захлопывая замок. В комнате с камерами раздались шаги.

— Жан?! Жан, ты здесь?! — за дверью соседней камеры раздались стуки. — Здесь он! Где эти чёртовы ключи?! Быстрее обыщи этого придурка, пока кто-то остальных судей не созвал!

Уильям из Джонсборо поднял глаза к небольшой дырке в двери и увидел, как двое охранников, что сторожили вход снаружи, обыскивали его ещё живую цель. Парень в маске пытался сопротивляться и схватил одного из охранников за руку, когда тот полез в его внутренний карман костюма, но его силы было недостаточно — откинув руку, «страж порядка» сделал шаг назад и выстрелил с малокалиберного пистолета парню прямо в голову — из правого глаза маски Ярости потек ручеек крови. Судья дышал, но не шевелился.

— С этим всё, Жан. Наверное, ключи у той девки — успел их передать, пока она переодевалась, или хрен его знает. Мы выждали, пока все соберутся здесь — всё, как ты и говорил. Остался только тот ссыкун — Хьюи. Наверное, убежал на второй этаж. Держись, мы быстро!

— Да, держись, пап! — прокричал второй голос. — Дядя Стефано, я за ключами, а ты обыщи его ещё раз — мало ли, мы что-то упустили.

На лестничном пролёте начали раздаваться шаги, а второй человек, как и было сказано, снова начал обыскивать паренька в красном.

— С… Су… С… Сука ты… Стефано… — медленно проговорил раненый. — То-то… мне лицо твоего напарника…

— Живой?! Нихера себе! Ну, это ненадолго! Эй, Жан! У меня для тебя сюрприз — сможешь сам пристрелить этого сукина сына! — из соседней камеры раздался едва слышимый смешок. — Та-а-ак. Да где же блядские?..

Дверь открылась молниеносно, и Уильям из Джонсборо, вооруженный связкой ключей в ладони, нанёс удар прямо в висок охраннику, от которого тот повалился на пол. Следующий удар пришёлся по лицу — некоторые из ключей дырявили щеки. Следующий — в рёбра. Из камеры раздавались едва различимые всему миру крики. Достав из фрака парня петлю, охотник ловким движением закинул её на голову Стефано и, лишив его возможности вскрикнуть, поставил на колени перед парнем.

— Что, живой, да? Обидно, не правда ли? — обратился тот к парню, в ответ послышался лёгкий кашель. — А теперь скажи мне — с позиции жертвы, так сказать: чего ты хочешь больше всего на этом свете?

— Спра… в… ведливости… — едва слышно проговорил умирающий судья.

Петля стянулась мгновенно и очень сильно — охотник поставил ногу прямо на спину лже-судье и продолжал тянуть, пока тот захлёбывался собственной слюной. Не дожидаясь развязки, он ударил Стефано по затылку и, пока тот был оглушён, положил его голову на плаху — в открытый дверной проём.

Кости черепа неприятно хрустнули яичной скорлупой, когда наёмник с размаху попытался закрыть дверь. Волосы слиплись, окрасившись от крови и были перерезаны в некоторых местах железным ободом. Глаза мужчины неимоверно расширились, словно готовясь вылететь из орбит, челюсть замерла в неприкрытом изумлении. Чавкающим звуком отозвался мозг во время второго удара. Тело охранника забилось в сильных конвульсиях, но охотник лишь положил ему ногу на грудь, препятствуя уходу со смертельной траектории. И, в конце концов, небольшими ручейками серое вещество начало вытекать вместе с кровью после третьего удара, заливая собою пол как в камере, так и вне её. Один из глаз Стефано нелепо растёкся по сломанной глазнице, будучи раздавленным собственным черепом, а второй лишь неуклюже вылетел, потеряв связь с нервом, и скатился на пол по щеке. Тело продолжало немного подергиваться.

Уильям Из Джонсборо неспеша оставил труп и подошёл ко второй камере. Да, он видел там тот же самый силуэт, который наблюдал вчерашним вечером — более испуганный, пораженный, ошеломлённый от того, что всё пошло не по-плану, но до боли знакомый. Охотник улыбнулся лишь на одну половину лица, смешивая яростный гнев с ненавистью и подошёл к камере вплотную.

— Матьез! — прокричал он голосом, максимально похожим голос на дяди второго судьи. — Я нашёл ключи! Давай-ка освободим твоего папашу.

На лице мужчины в ковбойское шляпе замерло выражение ужаса. Казалось, что даже если он и не слышал наёмника, то точно читал по губам. «Иду» — раздался голос сверху. Охотник лишь снял петлю с остатков головы и стал за углом лестницы — тем, что у камеры. Он был готов.

— Дядя Стефано, я здесь! Где?.. Боже!..

Прогремел выстрел — наёмник стрелял с пистолета раненого судьи прямо в ногу сыну зачинщика. Раздался стон, а петля так же быстро оказалась на шее парня. Уильям Из Джонсборо поднял паренька на ноги и, ударив под дых, подставил лицо прямо к стеклу в двери.

— Прощайся.

— Пап… — задыхаясь, ревел парень. — Пап, помоги… Мне б…

Пожалуй, он специально нацелился убийце прямо в темечко — чтобы пуля крупнокалиберного пистолета, которая, по его расчётам, должна была прошить череп насквозь, не разбила стекло. Голова второго лже-судьи, которую человек из Джонсборо до этого держал за те самые кучерявые волосы, осталась у него в руках. Вернее, верхняя её часть. Уши заполнил гул от выстрела. Где-то там — вдалеке, за стеклом, бился об дверь Жан. Вопил, молил, грозился, выл и рычал, как те самые заражённые, но это не интересовало охотника — его взгляд остановился на небольших частях головного мозга, которые элегантно и медленно падали вниз, отлипая от верхней части черепа. Парень очень быстро обмяк, очень быстро умер мужчина в камере, пускай его сердце всё ещё билось. В тот момент, когда Уильям открыл замок, единственное, на что хватило сил у Жана — это упасть на колени и попытаться собрать руками кровь, пока глаза заливаются слезами, — вновь оживить того, кому он посвятил целую жизнь. Наёмник достал из кобуры только что убитого пистолет.