***
Уильям докрутил барабан револьвера, вставив последний патрон, и, вернув оружие за пояс, вышел из тоннеля.
Станция Жана Дрепо никогда не считалась канадцами подходящим для жизни местом и была больше транзитной, чем жилой — одно жалкое помещение с тоннелями длинной в шестьдесят метров и шириной в двадцать, одна лестница, идущая прямо от эскалатора, один вход — в таком месте не смогла бы нормально поместиться и сотня людей. Но была и обратная сторона медали — местонахождение той самой станции, островок Сент-Элен. После операции «Мышеловка», когда мосты на континент были подорваны, Сент-Элен стал почти самым безопасным местом у Сопротивления. Ещё бы — неприступный с материка, осаждённый водой со всех сторон, а для того, чтобы добраться до него с Монреаля, нужно было, в прямом смысле, прошагать весь город — никто из разумных людей не стал бы рисковать так ради нескольких парков и музеев, пускай те и поражали своей красотой.
— Эй. Я ищу одного человека.
На двух платформах по обе стороны от рельс — единственном пригодном месте для подземной жизни, копошились всего две-три фигуры. Их быт был обустроен очень просто — котелки на подставках, огонь, обложенный кирпичами, простая тканевая палатка в качестве жилища и старый матрас, пожелтевший и потускневший от самого времени. Одним из таких людей был старичок интеллигентного вида в небольших очках-каплях. Наёмник всегда выбирал людей в возрасте, когда у него был выбор собеседника — они шли на контакт куда охотнее, а относились ко всему куда проще — у них была их собственная рутинная жизнь, а остальное мало волновало.
— И кого же?
— Мужчина с четырнадцатилетней дочкой. Имеет какие-то неполадки с головой и, возможно…
— Можешь не продолжать, — сказал тот, пошевелив поленья в костре кочергой. — В зданиях за парком, как и другие. Ориентируйся на большую такую серую сферу, сделанную из железных труб — не пропустишь. Или просто иди вдоль берега — он живёт в домишке у моста.
— Знаешь, что у него с головой?
— А ты, стало быть, ищешь и не знаешь? — старик в очках то ли удивился, то ли улыбнулся. — Точно не могу сказать. Молод он для Альцгеймера, травм головы ни во время войны, ни после не получал. Есть вариант, что он когда-то съел не то мясо, и теперь его мозги неспешно пожирает прион. Как же его… Болезнь Крейтцфельда-Якоба.
— Ты его родственник, что ли?
— Это место умирает, — с грустью заметил тот. — Не так уж и много людей осталось, чтобы не знать, с кем делишь землю. К тому же, живу я у самого выхода, как видишь — редко кто со мной не переговорит. Кстати, осторожнее с ним — его девочка, конечно, старается, средств им на еду хватает, но это только до тех пор, пока он что-нибудь не учудит. Глупец-Стив… Думает, что война до сих пор идёт, видит везде то ли врагов, то ли заговорщиков. Один раз даже чуть мне очки не разбил… Если ты его плохо знаешь или не уверен, что он знает тебя хорошо — лучше не подходи близко сначала.
— Хм… А дочь он за что бьёт?
— Как «за что»? Негоже его девочке торговать телом, когда армию Сопротивления должны снабжать едой и припасами. А то, что припасов долго нет, как и других солдат — пустяки, то просто Крысы отрезали станцию, и теперь где-то в этих тоннелях идёт ещё одна «нечеловеческая борьба за миллиметры бетона».
— Сложно всё у вас.
— Да нет — проще, чем кажется — просто очередной отец бьет очередную дочь. Все семьи, в каком-то смысле, одинаковы. В счастье и несчастье — нужно просто шире смотреть.
Выход из метро наружу оказался практически в самом центре острова. На юг через небольшой пустырь вела дорожка к ещё более мелкому озерцу, с востока и запада — гора парковок, построенных ради Complexe aquatique — комплекса бассейнов с небольшим особняком рядом, и Биосферы — того самого огромного шара, примерно в пять-шесть этажей в высоту. «Наверное, это красиво светилось ночью», — подумал себе охотник и пошёл прямо через парк Жана Дрепо, занимающий почти половину острова с севера.
«Вейлон не вмешался бы, — он шёл мимо голых деревьев и опавших листьев. — Сказал бы, что моя проблема — только моя проблема, и если я решил ввязаться, значит рассчитал свои силы и пришёл к выводу, что смогу справиться сам. И я справлялся? Да нихера я не справлялся — тоже по носу получал чаще, чем хотелось бы, — он ускорил шаг. — Но у нас двоих есть принципиальная разница — пацан свои силы не рассчитывает». Где-то в конце пути, он услышал девичий крик и тут же переключился на бег:
— Папа, хватит!
— Не позволю моей дочери снюхаться с Крысой! Убью!
Он выбежал из лесной завесы и увидел, что из дома у моста (больше похожего на каморку обслуживающего персонала) — первого и ближайшего дома к парку, выбежал Айви с окровавленным охотничьим ружьем в руках. За ним тут же вылетела девушка, которой он бросил ружье и замер у выхода.
— Мистер Роббинсон, я не желаю ни вам, не вашей дочери зла — как вы не понимаете?! Я просто хотел извиниться!
Из гаражных дверей — тех, что находились немного дальше основных, вышел мужчина. Полноватый, с засмоленными волосами и полуоткрытым ртом, он с большими усилиями перебирал пальцами правой руки, пока в ладони зиял нож, отданный Уильямом парню.
— Мне Крыса будет говорить, как дочь воспитывать?! — он схватился за рукоять и, преодолевая боль, принялся вытаскивать лезвие. — Не позволю! Ложь! Бред! Дезинформация! — Хантер достал револьвер и, став за деревом, прицелился мужчине в голову.
— Отец, прекрати! Он уже уходит! Беги, Ви! — она попыталась толкнуть его в сторону, но тот стоял как вкопанный.
— Если я сейчас убегу — он убьет тебя.
— Волновать тебя не должно! Беги! Он не убьет! — даже Уильям мог разглядеть синяки на её лице, так что не удивился, когда парень не сдвинулся с места.
Айви замолчал и встал в стойку, очень похожую на то, как стоял Челюсти. Роббинсон вытащил из ладони нож и, обхватив его левой рукой, молча пошёл на врага. «Помни, — говорил как-то Уилл Джеймсу, — если человек угрожает тебе, орёт, размахивает перед тобой руками и пытается нарушить твоё личное пространство — он хочет тебя запугать, он не готов драться. Если же кто-то молча идёт на тебя с каменным лицом, лишённым всех эмоций — бей или стреляй без разговора — он хочет тебя убить». Только наёмник хотел выстрелить, как увидел, что девушка сама прицелилась в отца.
— Пожалуйста, остановись! — по её глазам явно текли слёзы. — Хватит, папа!
— Вот оно как… Собственная дочь… Предатель… Шлюха… За что ты так со мной?! Я воспитывал тебя так, как мог и умел! Я любил тебя!
— Просто остановись! Стой!
Разумеется, он не остановился, а она не выстрелила. Хантер взвёл курок, нацелился и замер. Стрелять не хотелось от слова совсем. Один его выстрел мог лишить девушку отца, парня — девушки, а его самого — уважения со стороны парня. «До первого рискованного момента, — думал тот, не сводя глаз с цели на мушки. — Хотя вся грёбанная ситуация рискованная. Главное, чтобы он его не повалил».
Стив шёл вперёд очень странно — едва переваливаясь с ноги на ногу, часто перекашиваясь вбок, но всё же шёл, бубня что-то себе под нос. Охотник не много знал о прионных заболеваниях, но точно помнил, что они убивали очень жестоко, со временем превращая человека в овощ. Нарушение мышечной координации, потеря памяти, ложные воспоминания, деменция. Пускай он и понимал, что парню противостоял не совсем бывший солдат, револьвер он всё же не убирал.
Первым же ударом мужчина попытался пробить череп противнику — неспешно замахнувшись ножом, он резким движением провёл прямую на уровне его головы, но промахнулся — его повело в правую сторону. Второй удар последовал прямо после разворота, и вновь Айви удалось отпрыгнуть назад, не подставив брюхо под лезвие. «Сука!» — тут же выругался про себя стрелок — он осознал, что выстрелить в ногу было бы куда безопаснее, но теперь тело его напарника перекрывало ему цель.
Третий удар был колющим — Роббинсон поднял и вытянул левую руку так быстро, что сам старик едва успел среагировать на движение, но в следующую секунду нож уже валялся на земле — Ви не только успел увернуться, но и, сцепив руки, что есть сил ударил по запястью сопернику. «Повторяет всё, что видел. Неплохо, пацан». Как только нож выпал, а Стив схватился за руку от боли, последовал один размашистый удар под челюсть — завершение быстрой, но не очевидной битвы.
