— Он? Нет, — помрачнел резко старик. — Его повесили.
***
— Хочешь сказать, что ты — Эммет Джонс?
Уильям и Айви стояли перед прилавком различных инструментов, выкованных из железа и его сплавов, кожаных ремешков, кобур, сумок и подсумков, а довершала всё это коллекция безделушек с поверхности, очищенных и отполированных до состояния зеркал. За прилавком стояла крепкая телом рыжеволосая девушка, фартук на чьем теле выглядел если не откровенно, то точно вызывающе.
— А что? Не похожа?
— Нет, — оба ответили синхронно.
— Хи-хи-хи. Ну, что поделать, верно? Жизнь не всегда оправдывается.
— К тебе подошёл какой-то мужчина, предложил гильзы и указал на настоящего Эммета, верно?
— Ух ты… Если так много знаете — чего пришли ко мне?
— К кому тебя направил этот мужчина, и как он выглядел?
— Ну, не знаю… Не помню, наверное… О! Может, купите что-нибудь? Не смотрите на ценники — я вам назову свою.
Старик пробежался глазами по прилавку — основной ассортимент его не интересовал: клещи, плоскогубцы, ключи разводные, газовые, торцевые, механический домкрат — всё то, несомненно, интересовало бы осевшего выжившего, чьи проблемы были во много раз более приземлёнными и рутинными, но не его, так что в конце-концов он остановился на коллекции побрякушек.
— Заколка. Вон та — с серо-голубым камнем.
— И кто же из вас носить её будет? — рассмеялась та. — О-о-о, теперь поняла — с охоты пришли, да не поймали ничего?
— Что? Как ты вообще до этого дошла?
— Так ты на себя глянь — грязный весь, лук за плечами, и сынишка твой тоже уставшим выглядит, а Джонс, насколько я знаю, у половины метро денег занял — он же то ли пьянь, то ли игрок где-то в Пиле. Если не выбьешь из него долг — принесёшь любимой заколку — извинение за плохую охоту, да?
— Я… Смотри и учись, пацан. Вот это была женская логика.
— Потрясно.
— А то! — она улыбнулась и передала заколку. — А парнишка тот, что мне деньги приносит, немного ниже тебя — где-то метр восемьдесят, длинноволосый — почти до плеч, чернявый. И глаза у него… Ой, как лёд, ты не поверишь. И всегда блестят! Он посмотрит — аж холодно становится.
— Имя у этого парнишки есть?
— Хотела б я знать. Он как приходит — дар речи теряю. Ну его, вообще-то — с такими людьми связываться — но деньги лишними не бывают, сами понимаете.
— Ладно — уже хорошо. Сколько мы тебе должны?
— Ну, много я с вас не возьму — тридцатки хватит, — они оставили тридцать маркированных гильз и пошли прочь. — Эй! Если найдёте — не говорите, что это я, ладно? Удачи!
***
— Эммет Джонс?
За небольшим столиком, сделанным из картонной коробки и небольшой фанеры сидели двое людей и играли в карты. Оба — в обмотках, оба — преклонного возраста. Стулом первого — лысеющего белого старика в перчатках без пальцев и тёплой песочной куртке — был ящик из-под боеприпасов, а второго — чёрного длинноволосого, но такого же седого бродяги в рваном пиджаке и смердящей рубашке — настоящее кресло, пускай тому и было лет сорок.
— Зависит от того, — сказал тот, передвинув гильзу в центр фанеры, — кто его спрашивает.
— Друг.
— Друг знает друга в лицо, — сказал второй, тоже передвинул гильзу, — а мой друг, уверен, не знает ни одного из вас.
— Верно, Ричард, верно — впервые вижу этих джентльменов. Вскрываем?
— Мы ищем того, кому в действительности принадлежит это имя.
— О, то есть вы знаете, что мой друг — не тот, кто вам нужен, но всё равно пришли к нему? Отрадная глупость, отрадная. Вскрываем.
— Две пары, — старик в пиджаке раскрыл карты с пиковой и крестовой девятками. — Как видишь, математика на моей стороне.
— Твоя правда. Везение — на моей. Стрит, — на стол упала дама червей и бубновая десятка.
— Хм… Аплодирую стоя, — он действительно привстал и похлопал. — Такое хладнокровие, такой контроль микромимики — ты явно стал лучше играть, друг мой.
— Всё благодаря твоему учению.
— Мы вам не мешаем?
— Знаете, раз уж вы спросили… — начал тот, что в перчатках.
— Спокойно, Ричард. Гости тоже пришли за знаниями. Судя по форме их одежды, они либо бродяги, как мы, либо и вовсе не отсюда, так что знания им в корне необходимы и более приоритетны, чем наша с тобой игра. Иди, неси в мир свои навыки. Увидимся… позже. На перекрёстке с восточным тоннелем, — «Джонс» отправил своего партнёра по игре подальше, а сам раскинулся в кресле. — Ну, чем я вам обязан?
— Настоящий Эммет Джонс и\или имя того, кто тебе платит за то, что выдаешь себя за него.
— «И\или»? А вы весьма умны. Что для вас есть настоящий Эммет Джонс?
— Белый, лет тридцать, чёрные во…
— Нет-нет-нет, я не об этом. Скажите, что было бы, если бы нашли человека, абсолютно внешне вам подходящего, но оказалось бы, что это — совсем не тот, кем вы его представляли. Остановились бы вы на этом Джонсе?.. Не понимаете? Впрочем, неважно. Видите ли, вы попали в замкнутый круг — он собрал карты со стола и, осторожно выровняв их, кинул в карман, — один Эммет ведёт к другому, другой — к третьему, и так далее, пока вы не выйдете на печально известного Джонса, что умер года три назад от какой-то несчастной пустой оболочки там — наверху. Сдадитесь ли вы на том человеке?
— Имя того, кто тебе платил. Как он тебе представился?
— Белый жилистый мужчина лет тридцати с тёмными волосами, впавшими щеками и голубыми глазами, в которые лучше не смотреть? Этот мужчина? Или это — вовсе не он?
— Тебе виднее, но советую поторопиться.
— Вижу, что к взаимовыгоде вы не настроены… — он привстал и поправил верхнюю пуговицу на рубашке. — А дальнейший разговор пользы мне точно не принесёт… Ищите в баре «красных фонарей» нашего замечательного метро. Ищите «Калеба». Думаю, вы с ним либо хорошо поладите, либо убьете друг-друга в конце-концов — есть у вас что-то общее во взгляде. Что-то… звериное, я бы сказал.
— Учту. Скажи лучше, чем этот Калеб вообще руководствовался, когда набирал вас всех? Только один действительно отрабатывал свою плату, пока остальные…
— А о чём кричат вороны, собравшиеся на лесных ветвях? Я не понимаю зверей, незнакомец. И, думаю, остальные тоже — они просто ведутся на олово, что блестит для них золотом.
***
Уильям и Айви вновь вернулись в бордель, вечерело. Старик и подумать не мог, что понадобится всего день — один жалкий день для того, чтобы найти целую легенду. Подходя к станции, он всё больше убеждался, что вся схема Ворона, вся та хитрая и изощрённая ловушка с бесконечными Джонсами, ведущая в никуда, была рассчитана только для Нея Зильбера и тех, кто добирался до него — мало знающих, отчаявшихся, уставших или просто неподготовленных — тех, кто и знать не знал, кем и чем был Ворон на самом деле.
«Но восемь лет, — думал он себе. — Неужели не нашлось того, кто захотел бы убить его за восемь лет? Если он где-то в борделе — среди толпы — то как?.. И, при этом, кто-то умудрялся даже привести его в Картрайт, если верить тому олуху. Нет, верить ему не стоит… Хм, возможно, он здесь и не был всё время. Интересно, почему же он не убежал в Гренландию, если начал бегать? Казалось бы, нет места безопаснее, надёжнее? «О чём кричат вороны», — действительно — хрен поймёшь».
— Уильям? — до станции оставалась пара шагов.
— Чего?
— А что я должен буду ей сказать? — говорил он, смотря в пол.
— «Ей» — это?
— Ну… Той девушке, с которой я…
— А, да, — Хантер действительно даже не вспоминал о том маленьком для него инциденте. — Погоди, ты даже не знаешь, как её зовут?
— Мы не представились… Но это неважно! Что мне ей сказать?
— Я-то по чём знаю?
— Как?! Ты же говорил, что…
— Что нужные слова найдутся, и это значит: «найдутся у тебя в твоей голове без чьей либо помощи». О чём я могу сказать девочке, если видел её всего полторы минуты? Хочешь совета старика? Я бы извинился.
— Я не виноват, — голос его тут же стал немного ниже.
— А я и не говорил, что виноват. Я сказал, что тебе стоило бы извиниться.