Но никому не уйти от реальности, никому не разжать металл голыми руками, никому не сбежать — синяки на ладонях говорили об этом лучше, чем что-либо. Оставалось лишь просто сидеть и смотреть прямо на свою смерть. Смотреть внимательно и тщательно, так, как никогда в жизни, боясь упустить момент, потому что страшнее взгляда на ту самую смерть была только подлая мысль о том, что стоит отвернуться, как она тут же сделает шаг на тебя.

— Папа… — шептал Ли, не смыкая век. — Папа… Пожалуйста…

— Наш отец мёртв, — Уильям смотрел на бездну более спокойно, ощущая не только отчаяние, но и смирение. — Эти два часа пройдут быстро, поверь мне.

— Пожалуйста… Папа!

— Я так не могу, Луи! — раздался голос сверху. — Нахер всё — я его поднимаю!

— Ты хочешь висеть рядом с ним, а?! Потому что я вот нихрена не хочу! Сказано же: он — враг!

— Какой, к хренам, враг?! Этого пацанёнка из бункера вытащили! Он всю свою грёбаную жизнь в стенах провёл, а первые люди, что пришли снаружи, расстреляли его отца! Какой враг?! Враг чего?! — клетка медленно начала подниматься.

— Тебя опустят к нему — помяни моё слово. Он же пытался пристрелить…

— Да, а Смит пытался пристрелить его в ответ, так что всё честно. Как только доложат, что кто-то приближается — спустим его обратно. А теперь не будь мудаком — помоги.

«Не будь мудаком», — повторил про себя старик. — Какой же это день? «Не будь мудаком», «не будь мудаком», «не будь…» Сука! — цепь, стремительно поднимающаяся до этого вверх, заклинила, так что камеру немного потрясло. — Нет… Нет, нет, нет…»

— Какого хрена ты остановился?!

— Я? Я думал, это ты.

— Ладно. Поднажали, — наверху что-то явно заскрипело. — Один рывок и…

Уильям вспомнил, что это был за день. Ещё до того, как одиночный металлический звон раздался у самой крыши, а потом, рикошетом от стены, упал на пол; ещё до того, как его камера, почувствовав свободу, стремительно полетела вниз, а он даже не осознал, что произошло — это был тот день, когда он столкнулся с зараженным в первый раз.

Гул металла от удара о пол заполнил голову. Вокруг поднялась странная, немного красноватая пыль, облаком разбредаясь по помещению. Там, среди того красного тумана, послышались неестественные, почти нечеловеческие хрипы. Клетка упала таким образом, что Уильям оказался внизу — ближе к полу, а Ли — наверху — так же, как и в тот день. Старик смотрел на бетон и видел, как растёт та самая тень — от гигантской, гнилой, почти зелёной руки.

Криво сломанные пальцы с висящими напоказ жилами, длинные, поломанные где-попало ногти, вздутые насыщенно-синие артерии. Хантер понимал, что в тот день просто очередная голодная матка подползла к нему, пытаясь отхватить сочный кусок, но то, как он это видел и ощущал, невозможно было передать словами.

Заражённая женщина закрыла своей ладонью свет от дыры наверху, а воображение извращало картину реальности — фигура казалась мальчику гигантской, отвратительной и всесильной, и она тянулась за ним. Казалось, ещё секунда, и она порвала бы в клочья ту самую клетку. Порвала бы, потому что в глазах той женщины отсутствовало что-либо — ни страха, ни боли, ни сомнений — только цель, отражающаяся от бледных зрачков. Ещё секунда, и она дотянулась бы до него, сжала бы и просто проглотила, даже не заметив, даже не пережевав кровоточащими и гнилыми зубами, даже не попробовав на грязный от земли язык.

— Что произошло?!

— Гребучий стопор оборвался! Я тяну — хватай ствол!

О да, ещё ровно один момент — она протянула руку через прутья, Уильям почувствовал, как Ли вжимается в противоположную решётку, вдавливая туда и его самого. Не было сил прокричать, не было сил даже двигаться. Единственная причина, по которой он смог отпрянуть от решётки вниз — та же самая рука просто подталкивала его ногтями, пытаясь зацепиться за рваную кофту. «Ещё ровно один момент». Выстрел.

***

Уильяма «Из Джонсборо» Хантера рывком выбросило из сна. В помещении было так же темно и пыльно, как и вечером. Он взглянул на часы: четыре тридцать утра. Спать не хотелось. Пройдясь по автосалону, он обнаружил, что его попутчик также не спал — сидел у большого панорамного окна и смотрел вдаль — на дорогу и звёзды, совсем скоро исчезающие за тёмным лесом.

— Почему не спишь? — шепотом спросил Хан.

— Был плохой сон — не особо хочу спать. А ты?

— Тоже. Через время это состояние пройдёт — сонливость опять вернётся. Можем либо поспать ещё, либо начинать завтракать, оставив пару часов для дневной передышки.

— Тогда давай завтракать.

Маршрут через Западную Вирджинию оказался самой лёгкой частью путешествия. Несмотря на то, что Эволюция, как и многие другие, но малочисленные группировки, промышляла в тех краях, она была довольно разобщена. Уильям не мог не удивляться тому, что по пути им не встретилось ни одной западни или засады — были времена, когда очень-очень многие отряды выживших только и делали, что селились возле крупных дорог и, прокладывая шипы на трассу, ждали у моря погоды.

Впрочем, те времена прошли — количество тех самых выживших сократилось до мизерных значений и не собиралось останавливаться. Да, никто точно не знал, сколько всего людей на планете осталось, никто даже предположить не мог о том, сколько в отдельно взятом штате бывших США, однако если бы кого-нибудь — любого здравомыслящего человека — спросили о том, то он бы без угрызений совести ответил вечно правдивое и краткое: «мало».

Айви половину пути просто проспал, не сумев справиться с сонливостью, а вторую же — восхищался. Он вовсе не пытался скрыть то вдохновение и воодушевление, что давали ему пейзажи штата. Не зря Западную Вирджинию называли «Мать гор» или же, более ласково «Горная мама» — таких переливов рельефа, такого разнообразного ландшафта, что был там, не было больше нигде: огромные холмы, покрытые столь же гигантскими деревьями, наслаивались друг на друга, уходя далеко за горизонт; величественные горы, через которые пролегала маленькая, совсем узенькая дорога, казались полноправными хозяевами тех мест; и даже сами шоссе с их крутыми поворотами и вечными изгибами будто говорили: «Вы проходите не там, где вольны, а там, где способны пройти», — человек казался совсем маленьким в той картине, совсем неважным и слабым, а природа же наоборот — вечной и величественной. Даже города (как совсем маленькие посёлки, так и крупные, занимавшие многие километры площади), казалось, совершенно слились с тем местом — покрытые лозой, мхом, опавшими листьями они словно желали исчезнуть в пелене времени, оставив только самое лучшее глазу редкого живого человека.

Старик по дороге рассказывал о штате — о системах пещер, простирающихся в горах, о водопадах, спрятанных в холмистых местностях вечнозелёными деревьями, о истории о том, как небольшое событие там помогло развязать Гражданскую Войну за свободу — обо всём том, что знал, а в какие-то моменты и сам просто затихал — то ли давал насладится моментами, то ли наслаждался ими — ему трудно было ответить на тот вопрос для себя, но, к счастью, его попутчик делал это за него всего одной фразой:

— Знаешь… здесь и правда всегда красиво, — к сожалению, в Западной Вирджинии они так и не остановились.

Машина затормозила лишь около ещё одной церкви, что была недалеко от Страсберга, Вирджиния — в штате-соседе Горной Мамы, что, впрочем, не столь сильно выделялся. В этот раз Хантер оставил Парня у входа, войдя в церковь сам.

— Не самое удачное место, — раздалось у того из-за спины. — В смысле, первый тайник тоже был в церкви, но её без наводки даже не найдёшь — стоит одна себе в лесу, ждёт; в парке домик я бы даже обыскивать не догадался, а здесь…

— А что здесь?

— Не знаю… Домов десять? Выглядит достаточно масштабным, чтобы попробовать что-то найти.

— Прошло пятьдесят лет, Пацан, эти домишки начнут обшаривать только, если кому-то срочно понадобится что-нибудь, либо если кто-то захочет здесь поселиться. Оба варианта маловероятны.