Скажи, Стаххил, а не есть ли полная изоляция от социума, отшельничество вдали от людей, признаком чего-то вроде «несварения желудка»? Не слабость ли этого «психофизического желудка», является той причиной, по которой человек удаляется в пещеры, и живёт там, в полном одиночестве?

Не всё так однозначно, Висталь. Стремление к отшельничеству и одиночеству столь же разно мотивированно, и имеет порой настолько отдалённые друг от друга причины, что вызывают желание идентифицировать их, как нечто разнополое и даже разнобережное. Точно так же, как и стремление к владычеству. Тщеславие, пожалуй, основная страсть, выступающая мотивом, как к владычеству, так и к отшельничеству. Но главным, как здесь, так и там является обретение власти, как нечто более практическое, почти эмпирически осязаемое чувство. В первом случае власти над собой и обстоятельствами, во втором – над людьми и случайностями. И то, и другое, есть суть иллюзия. Но ради этой иллюзии, возведённой в ранг непоколебимой истинности, одни заточают себя в тюрьму полного отшельничества, где не только миг жизни перестаёт существовать, но день, месяц, и даже год превращается в пустоту, в бренную колесницу времени, не ощущаемую, и не приносящую более никакого удовлетворения. Другие, на пути к достижению власти над судьбами мира, бросают себя в огонь порока, сжигающего все ресурсы души, в омут бренной суеты, за которой миг бытия и сама жизнь так же теряется, и превращается в лишь иной вид этой бренности, в которой всякое достижение цели лишь ещё одна ступень, в бесконечной лестнице страстных желаний, – лестницы ведущей в преисподнюю. Душа развращается этой властью, как в первом, так и во втором случае. Ибо с этой власть приходит тот вид свободы, который словно наркотик, начинает затягивать в себя, и разрушать все плагины, на которых словно на консолях располагается душа, и благодаря которым её творческое начало имеет свою надежду. В экзальтированной свободе дух слабеет, его озёра мельчают, и на поверхности всё чаще проступают язвы суши, угрожая полной деградацией и распадом.

Да, человек не может существовать без стремления к одному из видов власти, но всякое своё стремление он должен контролировать, и подходить ко всяким своим желаниям дифференцированно, и с мерой доступного ограничения, как в положительную, с его точки зрения, так и в отрицательную стороны. Я, уважаемый Висталь, не являюсь ортодоксальным отшельником, я лишь отстранённый путник, в котором все жизненные силы только расцветают от этого отстранения, но не засыхают. Если я почувствую усталость и признаки деградации в своём духе, тут же приму меры для исцеления. Каждый человек на земле, является лучшим врачом для себя самого. Необходимо лишь очень чутко и внимательно прислушиваться не только к жестам своего тела, но и к флюидам своего духа. Всякое недомогание тела, должно иметь свою продолжительность, и заканчиваться выздоровлением. Всякая меланхолия должна иметь определённую протяжённость, и заканчиваться в свой срок. Человек слишком углубился в свои рассудительные умозаключения, он слишком большое значение придаёт рационально-аналитическим постулатам своего сознания, и мало уделяет внимания интуитивным. Они теперь, кажутся ему чем-то обманывающим, чем-то недостаточно достоверным. Но стоит ему обратиться к ним вновь, и ощутить их настоящую силу, и он теряет дар речи от восторга, и пускается в противоположность, превращаясь в одержимого гуру интуитивного сознания, и идёт по миру проповедником истины. Так, из своей собственной противоположности рождаются большинство проповедников, и так становятся даже богами на земле!

Я благодарю тебя за содержательную беседу, уважаемый Стаххил. Но мне пора. Скоро утро, я должен попасть на корабль, отплывающий на восходе. Спасибо и тебе Висталь, в беседе с тобой я познал в себе многое, что и не подозревал. Ты разбудил потаённые спящие вещи в глубине моего сердца, и теперь я вижу новое направление в собственном развитии, а значит застрахован на ближайшее время от скуки. Они пожали друг другу руки, и Висталь двинулся по направлению к восходящему за морем, солнцу.

Сквозь дымку серо-голубого тумана, озаряемая лучами активного солнца, перед взором Висталя возникла поражающая своей красотой долина. «Долина царей», в те далёкие времена представляла собой пустыню, где о существовании человека говорили, а точнее провозглашали во всеуслышание Великие Пирамиды. Всего за пятьсот лет было построено восемнадцать больших пирамид. Родоначальник строительства пирамид, фараон Сноффру, был самым ярым поклонником вечности. Его желание покорить смерть, не давала ему покоя при жизни. Он заразил этим всех последующих царей. = «Человек трепещет перед временем, а время трепещет перед пирамидами». = И пусть это изречение в своей самоуверенности и апломбе часто вызывает лишь ироничную улыбку, но, когда ты стоишь перед геометрическим воплощением земли, и идеалистическим воплощением солнца, то есть стоишь перед самой большой из пирамид, «Пирамидой Хеопса», ты понимаешь, что в этом изречении действительно что-то есть. Эта Величественная гробница строилась более двадцати трёх лет, и была закончена в две тысячи пятисотом году до нашей эры. Но люди до сих пор не могут понять, и вряд ли когда-нибудь осознают до конца, – как это было возможно! Да и гробница это, или что-нибудь ещё, всё громче поднимаются споры в учёном мире.

Древний Египет, не был похож ни на один уголок земного шара того времени. Та серьёзность, с какой люди этой страны относились к смерти, объясняла многое в их жизни. А так как в те далёкие времена Фараон для них, был не просто наместником Бога на земле, но был воплощённым Богом, то самые величественные храмы на этом куске земли, строились для них, и во имя них.

С тех пор здесь многое изменилось. Пирамиды, в те далёкие времена были несколько иными. Их великолепие и фантастическая непостижимость – поражала до глубины души всякого, кто лицом к лицу сталкивался с этими величайшими памятниками тщеславию, величию и стремлению к вечности. Для Висталя не стало неожиданностью появление его в древнем Египте. И зная свою судьбу, он с непоколебимым самообладанием шагнул на выжженную солнцем «Землю Великих». Что ждало его в этой стране? Чего ещё не видел и не слышал он на этом свете? Его сердце ровно билось в груди, и он шёл по направлению к отрывающемуся от земли и плавающему словно мираж, городу. Надежда, горящая в его груди, никогда не угасала. Она лишь изредка ослабевала на какое-то время, и затем разгоралась вновь. В глубине своего сердца Висталь знал, что только благодаря этому тлеющему огню, его существование имеет хоть какой-то смысл.

Надо отметить, что Висталь, при всей его причастности к наивысшему из возможных сословий живых существ, почти к духам, тем не менее, обладал всеми качествами присущими обычной человеческой душе. Ему были свойственны как тоска, так и радостное беспечное состояние. Как любовь, в самых её высших проявлениях, так и ненависть. Как меланхоличность, так и восторженность… Хотя последнее гораздо реже, в силу того, что он уже давно жил на свете, и как всякий «старец», пусть и моложавого вида, притупил душевные «ганглии-рецепторы» отвечающие за это, пожалуй, лучшее чувство данное одухотворённому существу, – чувство восторженности.

Висталь шёл по обетованной земле и думал, попадётся ли ещё когда-нибудь на его пути нечто, что привело бы его в неистовый восторг? Такой душевный восторг, который он испытал некогда на заре своей юности. В те давние времена в садах Эдема, на берегах «Золотой реки», он встретил первую и единственную Любовь своей жизни. Её звали Свистилла. Она была дочерью «Парагоня» и «Поветрии», и самым необузданным и совершенным созданием Вселенной! С рождением, она впитала в себя всё великолепие мира! Всё же несовершенство этого мира, досталось её брату Бедаллу, что вечно угрюмо сидел на камне и бросал камешки в медленно текущие воды «Золотой реки». Реки, которая олицетворяла собой всю бренность «нашего мира», и была метафорой нашему медленно текущему бытию.