Своему единственному сыну Ивану отец предоставил немалую протекцию, и отпрыск, оправдав ожидания, оказался достойным продолжателем жуткого ремесла. На радость родителю Иван Петрович, окончив семь классов и проработав недолго тюремным вахтёром, пожелал стать начальником бюро пропусков. Уже тогда во взгляде больших выпуклых глаз Ягго-младшего, обычно бесцветных, но иногда гневно наливавшихся кровью, проглядывало что-то жестокое и преступное. Подчинённые старались не встречаться с его взглядом, отворачиваясь при разговоре или покорно опуская перед Ягго голову.

Продолжая отцовские традиции, Иван Петрович вскоре сделался офицером по особым поручениям и в самом начале Великой Отечественной удачно откосил от фронта, получив бронь. Он тоже много пил, пьяный – бахвалился, рассказывая собутыльникам всякую ерунду о своих несуществующих успехах среди женщин; от него всегда дурно пахло луком и одеколоном Московской парфюмерно-мыловаренной фабрики «Новая заря». Одеколон, несмотря на дефицит, выдавали ему по аттестату чуть ли ни вёдрами, чтобы заглушить приторный и стойкий запах человеческой крови.

Даже собаки при встрече с палачом, почуяв неладное, не смели близко подходить и облаивали страшного человека на почтительном расстоянии.

Суд над 1132-м состоялся в первых числах ноября, почти сразу после XIX съезда КПСС и накануне 35-й годовщины Октябрьской революции. В надежде на хоть какие-то послабления, связанные со знаменательными датами, 1132-й, находясь в СИЗО, куда аккуратно поступали центральные газеты «Правда» и «Известия», внимательно изучал и речь Сталина на заключительном заседании, и доклад Маленкова, и другие материалы, но ничего хорошего для себя не нашёл.

Самой продолжительной оказалась речь Берии, в которой Лаврентий Павлович, адресуясь к величию «отца всех народов», тем не менее, поставил партию впереди Сталина: «Вдохновителем и организатором великих побед советского народа была Коммунистическая партия, руководимая товарищем Сталиным». Подразумевалось, что думающие люди были прекрасно осведомлены, кому на самом деле принадлежит основная заслуга в победе над фашистской Германией.

Только такой личности, как Лаврентий Павлович Берия, оказалось под силу организовать в сорок первом эвакуацию промышленности Советского Союза подальше от всех границ. Около трёх тысяч предприятий и более пятнадцати миллионов специалистов в кратчайшие сроки были передислоцированы из районов боевых действий, и фронт стал получать высококачественные танки и самолеты, пушки и боеприпасы в тех количествах, которые позволили переломить ход войны и сорвать гитлеровский блицкриг.

К концу 1942 года советская военная промышленность превзошла германскую почти по всем показателям.

Всё объяснялось просто: в конце тридцатых годов под контролем НКВД и по личной инициативе Лаврентия Павловича на Урале, в Сибири, в Казахстане и других недоступных потенциальному врагу местностях заключёнными ГУЛага возводились заводы-дублёры: корпуса, коммуникации, инфраструктура. Таким образом, многие эвакуированные предприятия монтировались не на пустом месте, хотя было немало случаев, когда приходилось запускать станки прямо под открытым небом. Но в реалиях военного времени и это считалось огромным достижением.

Гитлер и его стратеги не учли подобного обстоятельства и решили, что, уничтожив концентрированным ударом советскую экономику в европейской части страны, за два месяца покончат с Советским Союзом. Непонятно, каким образом Берии удалось под бомбёжками и обстрелами увести из-под вражеского прицела полтора миллиона вагонов с оборудованием и людьми. Безусловно, эта блестящая военная операция Наркомата Внутренних Дел должна войти в анналы истории Победы 1945-го.

Другая, не менее значимая, задача встала перед ведомством Берии уже после войны; в 1946 году, оценив масштабы ушедших на Запад трофейных документов, представлявших собой почти готовую технологию ракетостроения, Лаврентий Павлович, особо не церемонясь, вывез на Восток ряд немецких учёных и инженеров, имевших хоть какое-то отношение к разработке и созданию реактивных систем «Фау-1» и «Фау-2». Разместив германский научный потенциал всё в тех же, опробованных на соотечественниках, колониях ГУЛага, Берия где кнутом, где пряником заставил немецких теоретиков и практиков в кратчайшие сроки создать ракетные комплексы, ставшие основой военной мощи страны Советов. Уже в сорок седьмом, несмотря на свирепствовавший в СССР голод, унёсший более миллиона жизней, он отрапортовал Сталину об успешном запуске первой советской ракеты Р-1, которая вплоть до мельчайшего винтика была скопирована с трофейной немецкой ракеты «Фау-2», а через десять лет она же, только модернизированная, вынесла в космос первый в истории человечества искусственный спутник Земли.

Советскую ракету со спутником скромно назвали Р-7. 1132-му показалось странным и то, что с Политическим отчётом ЦК партии выступил Маленков, а не Сталин. Более того, Маленков прямо и недвусмысленно заявил, что идеологической борьбе партия на данном этапе придаёт особенное значение. На фоне недавнего громкого процесса, названного прессой «Ленинградским делом», это звучало зловеще. Ведь именно пресловутое «дело» вернуло советским карательным органам инструмент смертной казни, отменённой 26 мая 1947 года.

Опасения 1132-го подтвердились после оглашения приговора: высшая мера.

Подусиленным конвоем 1132-го провели коридором к выходу, где погрузили в автозак. По прибытии в СИЗО его тщательно обыскали, остригли наголо и после душа переодели в мешковатую одежду с последовательно чередующимися широкими горизонтальными полосами серого и тёмно-серого тонов. Полосатая круглая шапочка и стоптанные солдатские ботинки без шнурков дополнили мрачный тюремный наряд.

Во время процедуры превращения человека в мишень, 1132-й двигался в замедленном темпе, с трудом отвечал на задаваемые ему обычные вопросы, зачастую вообще не понимая их смысл, и вообще – свежеиспечённый смертник, ещё не привыкший к новому для себя состоянию, был заторможен и с трудом осознавал происходящее с ним. Тюремщики, словно сочувствуя, вели себя корректно и спокойно, отдавая дань уважения арестанту, ценой собственной жизни заплатившему за жизнь и благополучие родных и близких: более года следователи подвергали его зверским истязаниям и мучительным пыткам, угрожая безжалостно расправиться с семьёй, если он не подпишет нужных бумаг. А 1132-й не понаслышке знал, что это вовсе не пустые слова. С октября 1950 года по всей стране – в Москве, Горьком, Симферополе, Рязани, Мурманске, Новгороде, Таллине, Петрозаводске, Пскове – прокатилось эхо «Ленинградского дела», и начались аресты как фигурантов, так и членов их семей; всех, попавших под раздачу, ждали пытки следствия, тюрьмы, лагеря и ссылки: детей избивали на глазах родителей, жён в присутствии мужей, нередко и тех и других забивали до смерти.

Через неделю номерного заключённого этапировали в Исполнительную тюрьму, и потянулись чередой скучные томительные будни. Одиночная камера в полуподвальном помещении круглые сутки освещалась тусклой электрической лампочкой. Три раза в день через квадратное отверстие внизу окованной железом двери ему доставлялось питание: завтрак, обед и ужин. Еда не отличалась разнообразием, но в целом кормили сносно. Утром – пшеничная каша, хлеб и чай с сахаром; днём – гороховый суп с мясом, иногда уха или щи, перловая каша, хлеб и компот; вечером – пшёнка, либо овощное рагу, хлеб и сладкий чай. По субботам – пресса недельной давности, раз в десять дней полагалась баня и смена белья.

При хорошей погоде его выводили на полчаса в треугольную клетку с четырёхметровыми стенами, где небо состояло из квадратов колючей проволоки. Острый угол бетонного треугольника упирался в сторожевую вышку, на вершине которой часовой с автоматом наперевес, находясь в центре круга, бдительно контролировал все прогулочные дворики.

Раздумывая о своей судьбе, 1132-й догадался, что его «убирали» под занавес громких процессов не случайно, а в качестве опасного свидетеля бесовской вакханалии. Теперь он для партии был не просто отработанным материалом, но человеком, который, честно и добросовестно служа диктатуре, имел неосторожность по этой своей добросовестности так досконально и глубоко влезть в партийную «кухню», что узнал главное: «Ленинградское дело» – чистейшей воды фабрикация Министра МТБ Виктора Абакумова, его подчинённых и комиссии ЦК, в том числе Маленкова, Хрущёва и Шкирятова.