— Брось! — легко отмахнулся Воробей и тут же перевёл разговор: — Ты же присмотришь за кораблём? — Он обернулся и широко заулыбался, глядя в стеклянные глаза. — Мы вернёмся и глазом моргнуть не успеешь, — заверил капитан, хваля самого себя за неплохую иронию, — а, если что случится, ударь в колокол.
Следующего вопроса Джек точно не ожидал. По крайней мере, не так стремительно, как он был задан.
— А если что случится с тобой?
Прежде чем Воробей совладал с оторопью, на волны успел плюхнуться последний швартовый конец. Кэп покрутил головой, глянул в окно на изумрудные хребты и развёл руками:
— Мы на суше. Что может случиться? — Конечно, пиратскому барону трудно было предположить, что он будет втянут в водоворот правления и теологических противоречий и станет воплощением божества: воплощением, которое, по мнению аборигенов, пелегостов, исключительно съедобно.
Жемчужина понимала, капитана ей не переубедить, и, не сказав ни слова, исчезла. Невидимая глазу, хранительница провожала команду и своего капитана, искренне желая поверить, что случиться не может ничего.
Дни шли, но, как бы преданно Жемчужина ни вглядывалась в заполняющие лес тени, корабль не посещал никто, кроме назойливых птиц. Море уходило и возвращалось вновь, волны лизали киль, ветер манил прочь, а она лишь периодически заставляла швартовые колья глубже зарываться в песок и не поддаваться прибою, в бессильном смирении ожидая возвращения капитана. Пока однажды к острову не прибыл человек. Уильям Тёрнер, кажется, был другом Воробья. Жемчужина услышала его голос и не сводила глаз, пока он обходил корабль и не переставал кликать по имени всех, кого знал. Хранительница медлила, не решалась показаться и нарушить несуществующие обеты, а Тёрнер ушёл в джунгли — и не вернулся.
Корабль тяжело увязал в песке. Всё глубже. Следующим днём к острову подошла шлюпка, вернее, волны бесцеремонно вышвырнули её на берег вместе с двумя пассажирами. Уж этих ребят Жемчужина знала отлично: её воротило, без сомнения, от всей команды под началом Гектора Барбоссы, и Абнер Пинтел с Терри Раджетти никогда не были исключением. Заполучив проклятье острова Мёртвых, Барбосса не утруждал себя заботами о «Чёрной Жемчужине» — на корабль ему было плевать, как и на всё остальное. Течи, сырость, вездесущие крысы, киль, царапающий ракушками дно, лохмотья вместо парусов — хранительница впервые жалела, что корабль не остался гнить на дне, но сама ничего не могла поделать под гнётом двух проклятий. И то, что ранее было аморфным, оставляло всё более чувствительные следы.
Теперь Жемчужина с высоты крюйс-бом-брам-реи наблюдала за попытками недалёких пиратов в одиночку увести корабль. Им было невдомёк, что без её согласия, как ни старайся, фрегат не сдвинется и на йоту: капитан его был жив, не смещён с должности, а главное — он обещал вернуться. Пинтел барахтался в волнах, пытаясь управиться с толстыми канатами; на палубе Раджетти гонялся за капуцином — единственным обитателем, кто, если не знал, то очень чутко чувствовал, кто настоящий владелец корабля. В отличие от зверя прибывшие моряки таким чутьём не обладали, а потому не стеснялись ни в своей преждевременной радости, ни в высказываниях о корабле, его команде и капитане, поминая последних добрым словом — в надежде, что те уже сгинули.
Джек как-раз намеревался сигануть со штурвала на ванты, когда Жемчужина в полёте ухватила его за хвост. Обезьянка испуганно взвизгнула и унеслась к топу мачты, а деревянный протез поскакал по палубе. Обрадованный Раджетти вставил глаз на положенное место, резво поднялся и тут же окаменел. Здоровый глаз ошарашенно таращился на явившегося ему духа. Жемчужина гордо возвышалась над горе-пиратом, и её холодное молчание заставляло его исходить тонким перепуганным писком. Хранительницу порадовала такая реакция: она так до конца и не поняла, с чего вдруг явилась этому жалкому отребью. Терри — вряд ли осознавая, кто перед ним, но остро чувствуя, что это нечто весьма могущественно, — попытался что-то сказать, но вышло лишь нечленораздельное мычание. Жемчужина приподняла подбородок. Раджетти принялся отчаянно показывать пальцами куда-то за спину.
— Ты пойдёшь туда, — прозвенел холодный голос. Пират стремительно бледнел. — Ты сойдёшь на берег и отправишься в джунгли за командой и капитаном.
В отличие от Джека Воробья Терри Раджетти не мог выдержать взгляда бездонных глаза, но, как ни странно, сотрясающий его хлипкую фигуру страх делал его отчаянно смелым.
— Я… я-й-а-а-а… я… не п-п-п-ойду, — задрожал матрос. То, что в следующий миг он — лишь мельком — увидел в тёмных глазах, потом ещё не давало ему спать много ночей. Ужас парализовывал тело.
Жемчужина молниеносно вскинула руку в сторону, за ней следом метнулся шкот, устремляясь к длинной шее пирата, как вдруг с берега донеслись многие голоса.
— Ты никому не скажешь, — буквально прошипела дух, прежде чем исчезнуть.
Возвращение части команды и здравого капитана не принесло Жемчужине ожидаемого облегчения. Её что-то беспокоило — и это было совершенно неправильно. Джек Воробей ступил на борт, началась привычная суета: пиратам не терпелось убраться подальше. Капитану, даже когда он в одиночестве с облегчением и довольством от удачно сложившихся обстоятельств завалился в любимое кресло, Жемчужина не явилась. Пока кэп с некоторым чувством уязвлённого самолюбия размышлял о её независимости, мистерия незаметно наблюдала за ним сквозь крохотные оконца у двери. Наконец, когда обида достигла апогея и кончилась бутылка рома, Джек Воробей, схватив фонарь, отправился бродить по палубе в решительной надежде встретиться со своенравным духом корабля.
Над морем повисли плотные серые тучи, сыпал мелкий дождь. Вахтенные жались у мачт, проклиная погоду. Растирая свербящий от сырости нос и теряя все запасы решительности, капитан направился в трюм — известно, зачем. Как вдруг сапог скользнул по ступеньке трапа, и кэп полетел носом вниз. Он и сообразить ничего не успел, как приземлился внизу. Но вот незадача: вместо твёрдых грязных досок палубы его физиономию встретили сваленные прямо у трапа в кучу сети. Фонарь тоже каким-то чудом приземлился точно в нужное положение. Джек было открыл рот для громких гневных отповедей, но так и не выдавил и звука, для верности даже прикрыл рот рукой и огляделся по сторонам. Спустя минуту, поднявшись, Воробей ногой отбросил сети с дороги и изо всех сил таращась в самый тёмный угол трюма просвистел:
— Ты здесь? — В ответ тишина.
Жемчужина, что стояла за его спиной, слегка улыбнулась.
========== -3- ==========
Когда команда «Летучего Голландца» вместе с капитаном исчезла с «Чёрной Жемчужины», и пока доблестные пираты отходили от ужаса, а Джек Воробей гневными речами заставлял их приняться за работу и держать курс на Тортугу, в дальнем отсеке трюма загорелся покрытый толстым слоем паутины фонарь. Тусклый свет едва разогнал плотную темноту, а женского силуэта и вовсе побоялся коснуться. Дэйви Джонс брезгливо сделал несколько тяжёлых шагов по трюму и обернулся:
— Дай-ка угадаю, — растянул он, — решила сделку заключить?
Из темноты блеснули глаза.
— Нет. Предлагаю обмен. — Хрупкая фигура нимфы обретала резкие, будто бы, правда, точёные из дерева, очертания.
— Хм, — изрёк Джонс и закурил трубку, не сводя с духа насмешливого взгляда.
Её голос звучал по-прежнему сильно:
— Возьмёшь корабль. И меня. Воробью простишь долг.
Дэйви Джонс громко фыркнул.
— С каких это пор вам дозволено вмешиваться в судьбы людей? — строго спросил он, намеренно обобщая и не называя хранительницу кем-то конкретным, подчёркивая: она лишь частица моря, такая же незначительная, как песчинка на дне, и безвольная, как планктон. Жемчужина лишь приподняла подбородок. Выпустив клубящуюся струю дыма ей в лицо, капитан «Голландца» подошёл к ней вплотную, несколько раз дёрнул щупальцами и, наклонившись к её уху, выразительно поинтересовался: — С чего это такая преданность?
