Вся команда замерла: не выпуская тросов, сжимая вёсла, впиваясь в рычаги кабестана. Жемчужина невесомой походкой вспорхнула из недр корабля. Ветер взбил её смольные локоны, что были чернее самой ночи. Она шла точно по воздуху, словно за её спиной и вправду были крылья. Ступала элегантно и плавно босыми ногами по шершавым доскам. Глаза её были закрыты, но она точно знала путь. Капитан Воробей задрал голову, аж шея хрустнула: небо почти очистилось, луна светила яркая и сочная. Он снова посмотрел на Жемчужину, моргнул и побрёл за ней следом. Хотя на верхней палубе творился переполох, хранительница шла спокойно, обходила каждого моряка, каждую бочку и брошенный трос. Затем в два лёгких прыжка оказалась на планшире и, ступая на носочках, двинулась к носу корабля. Джек по инерции протянул к ней руку, но Жемчужина уверенно продолжала путь — скорее плыла, чем шла. Ей не нужно было видеть. Это был её корабль. Она знала, когда переступить через проход к трапу, когда, легко ухватившись за натянутый стрелой трос, обойти ванты. На полубаке она спрыгнула на палубу, скользя изящными бледными пальцами по снастям и дереву. Джек застрял у лестницы и, как все, ощутил какое-то неуловимое движение. Жемчужина склонила голову и отвела руки назад. Второй предупредительный залп с брига никто не заметил.
Полилась дивная песнь: её не было слышно, она словно бы звучала у каждого внутри. Моряки растерянно переглядывались, молча спрашивая друг у друга, слышит ли ещё кто-то этот голос. Голос мягкий и в то же время сильный. От кормы к носу устремился поток воздуха, но снасти и паруса вели себя не как при лёгком бризе — по натянутым тросам, как по струнам, кто-то провёл невидимой рукой, паруса пригладил и сжал крепче хватку крепёжных деталей. Жемчужина стояла у края палубы, где толстый ствол бушприта нырял в глубину корабля. Так и не разомкнув глаз, она плавно вела руками из-за спины вперёд, едва заметно перебирая пальцами. Джек Воробей оцепенел, как только услышал её песню. Ему одновременно казалось, что он оглохнет, и хотелось, чтобы эта песнь не кончалась никогда и этот голос не утихал. При этом в душе у него творилось что-то странное, клокотало и ворочалось, тянуло тоской и вместе с тем чувствовалась почти ощутимая терпкость воспоминаний, которые он никак не мог вытянуть из памяти.
Menata ni’hire teyana-o
Nuisa tami’hra
Se ya ya sai neyana-o.
Заскрипели тросы, юркими змеями уползая из рук моряков. С тихим дрожанием провернулись реи на мачтах, разворачивая паруса от ветра. Корабль гулко застонал, тревожа отмель, но на борту никто и звука проронить не осмелился, зачарованный пением хранительницы: в те мгновения в душах моряков не было места страху и сомнениям, только непонятному даже им самим благоговению. Они могли не понимать, но чувствовали, что охватившей корабль силе нужно покорно довериться.
Жемчужина вскинула руки, и голос её зазвучал уверенно и мощно:
Minati fa-a’hate naya-o
Lasetta ni’hia
Nurara mi mera noeh!
Её глаза распахнулись, вспыхнули. Она выбросила руки вперёд, и, вторя её движениям, в воздух взмыли два гигантских носовых якоря, помчались, разрезая воздух, как хищные железные птицы, потащили за собой якорные канаты под гул вращающегося брашпиля. Якоря рухнули в воду и устремились на глубину, подчиняясь властным движениям Жемчужины. Она сжала кулаки и рванула на себя невидимые тросы. Корабль резко дёрнулся, пираты попадали. Один за другим сами собой становились паруса, реи проворачивались, загоняя в них ветер. Звонко хлопали и шипели брасы и шпигаты. Фрегат всё больше кренился на правый борт. Якоря тянули его вперёд, брашпиль проворачивался тяжело, вытягивая из воды канаты, а ветер гнал в сторону, на запад. По кораблю пошла частая дрожь. Вдруг разом все паруса свернулись, и тогда «Чёрная Жемчужина», подобно птице воспарила над мелью, над волнами, вырываясь из плена, чтобы через несколько мгновений снова грациозно стать на гребень. Чугунные лапы отпустили выступы рифа, возвращая якоря к кораблю. Жемчужина вскинула руки в стороны, и гигантские полотнища парусов вновь развернулись с триумфальным хлопком. Хранительница, медленно опуская голову, обернулась.
Джек Воробей успел преодолеть две ступеньки трапа на полубак и замер на третьей. Его взгляд нервно суетился между Жемчужиной и самостоятельно вращающимся брашпилем. Наконец, когда оба якоря почти синхронно стукнули о борт и ворот остановился, капитан перевёл взгляд на хранительницу корабля и снова, едва вспомнив, забыл, что намеревался сказать. «Чёрная Жемчужина» парила по волнам, бриг стремительно отставал, а Джек, как мальчишка, потерял дар речи при виде дамы. Но, воистину, в тот миг её вид заворожил его. Она больше не была похожа на призрака или ожившую скульптуру. Она была настоящая, осязаемая и прекрасная. Бледноватая подсвеченная лунным светом нежная кожа, смольные локоны, с которыми забавлялся ветер, и живые сверкающие восторгом глаза. По телу Воробья невольно побежали мурашки, но он залюбовался тем, как в её глазах, извечно пропитанных бездонной тьмой, эта тьма растворяется, как утренний туман под лучами солнца.
Жемчужина нервно сплетала пальцы, неумело пытаясь сдержать непонятную ей самой улыбку. Что-то внутри неё отчаянно требовало обнять Джека, но она не могла осознать причину этого и оттого только растерянно моргала. Увидев же, как лицо капитана приобретает сначала любопытный, затем растерянный, а потом смятённый вид, Жемчужина подалась вперёд:
— Что-то не так, Джек? — почти испуганно прозвучал её лёгкий голос. — У меня же получилось!
Воробей тут же пришёл в себя, засверкал ослепительной улыбкой и протянул ей руку, чтобы помочь спуститься. В глаза же ей он старался не смотреть.
— Я в тебе не сомневался, дорогая! И бесконечно признателен, — кэп отвёл руку назад, — как и все они. — Жемчужина подняла голову. Команда, замершая в оцепенении, не сводила с них глаз. Когда хранительница посмотрела на них, пираты — поначалу несмело, а затем всё более уверенно — принялись благодарно склонять головы. Жемчужина вопросительно глянула на Джека. — Ты всех нас спасла, — широко улыбнулся он.
— Я знаю, — слегка двинула плечом Жемчужина.
Воробей на секунду растерялся, затем галантно подхватил её под руку.
— А теперь, полагаю, тебе самое время отдохнуть…
— Ну что ты! — воодушевлённо воскликнула Жемчужина. — Смотри! — Она вскинула руку, будто бы в попытке коснуться зависшего над морем ночного светила. — Свет луны! Такой яркий! Проклятье Джонса не действует, ты был прав!
— И всё же, — кивнул Джек, ощущая себя родителем перед восхищённым рядовым событием ребёнком, — покуда мы не знаем наверняка, страховка не повредит. — Под его взглядом детский восторг Жемчужины померк. Она обвела взглядом палубу, глубоко вдыхая ночной бриз, и улыбнулась, повторив дерзкие искорки улыбки Воробья:
— Даже не думай держать меня взаперти вечно.
Джек сухо усмехнулся. Жемчужина лёгкой походкой направилась в каюту, не замечая провожающих её взглядов многих глаз. Следом стелился взбудораженный шёпот, но теперь он был пропитан не суеверным страхом, а восхищённым почтением. И только капитан Воробей глядел ей вслед с тяжёлой обеспокоенностью в глазах, хмуро водя пальцем по эфесу сабли и не чувствуя больше никакой радости от того, что им вновь удалось ускользнуть из-под самого носа противника.
========== -9- ==========
Оставшийся путь до Тортуги «Чёрная Жемчужина» преодолела скоро, не покидая покрова дождевой пелены. С неба сыпала густая морось, сменявшаяся ночными ливнями или дневными штормами. Тучи над океаном висели плотные, не пропуская ни единого луча солнца, кипели под порывами ветра и слоились плетями дождя. Команда «Жемчужины» кисла в кубрике, отгородившись от сырости облаками табачного дыма и долгими разговорами. На палубе никто не задерживался дольше необходимого, а вахтенные перестали таиться, согреваясь «неположенной» порцией рома.
