— Иди! — пи­ха­ет ее Во­рона. Ма­рина пос­лушно вы­ходит на за­литую лун­ным све­том по­ляну и ос­та­нав­ли­ва­ет­ся. Чер­ное пят­но на­поми­на­ет ей о кос­тре, ко­торый тут не­дав­но го­рел, о кри­ках, о брать­ях, сёс­трах, Чар­ли, о бегс­тве в лес, но всё это ка­жет­ся та­ким да­лёким, слов­но про­ис­хо­дило ты­сячу лет на­зад и не с ней. Да­же те, кто ок­ру­жил её сей­час со всех сто­рон, те, кто смот­рит на нее выжидая, да­же сам Чар­ли — ка­жут­ся чем-то смут­ным и не­сущес­твен­ным.

Марина чувствует, что внут­ри неё что-то зас­тря­ло, что-то, что не да­ет вдох­нуть пол­ной грудью и по­нять, что про­ис­хо­дит. Будто ка­кой-то ко­мок ры­дания, ис­те­рики и стра­ха зас­трял в пи­щево­де, как ку­сочек пи­щи. Марина ог­ля­дыва­ет­ся по сто­ронам, пы­та­ет­ся по­чувс­тво­вать свое те­ло, боль — фи­зичес­кую и ду­шев­ную — всё это есть, но кажется чу­жим. Словно она смот­рит на саму се­бя, на дру­гих и ок­ру­жа­ющий тём­ный лес сквозь тус­клое стек­ло. Собственное тело ей чуж­до, как и мыс­ли, и чувс­тва, и всё то, что она счи­тала со­бой все­го нес­коль­ко ми­нут на­зад. Она кажется себе призраком, занявшим чужое неудобное тело в очень непоходящий момент.

— По-моему, она дви­нулась, — ти­хо про­из­но­сит Фэйт.

— Мол­чи, — бро­са­ет ей Чар­ли и де­ла­ет шаг к Ма­рине.

Он об­ни­ма­ет и при­жима­ет её к се­бе. Он гла­дит её по спи­не, уби­ра­ет вскло­кочен­ные во­лосы за ухо, нак­ло­ня­ет­ся и ти­хо что-то шеп­чет. Ма­рина не по­нима­ет, но сло­ва ос­та­ют­ся внут­ри нее. Она де­ревян­ная и не­подат­ли­вая. На ли­це буй­ство кра­сок: сма­зан­ная губ­ная по­мада, по­тек­шая тушь и грязь. Чар­ли це­лу­ет её гу­бы и ску­лы, гла­дит по пле­чам, по спу­тан­ным во­лосам, по спи­не. Креп­ко при­жима­ет к се­бе и шеп­чет, шеп­чет, шеп­чет. Теп­ло его те­ла, его неж­ность про­ника­ют сквозь ко­жу и за­пол­ня­ют грудь пуль­си­ру­ющей жгу­чей болью. Ма­рина от­пи­хива­ет Чарли от се­бя, ва­лит­ся на ко­лени и пы­та­ет­ся вдох­нуть, но изо рта рвёт­ся вопль. Боль не­выно­сима, слё­зы смы­ва­ют с ли­ца грязь, чер­ные струй­ки текут прямо в рас­кры­тый рот. Чар­ли опус­ка­ет­ся пе­ред ней на ко­лени и тя­нет к ней ру­ки, что­бы об­нять, но Ма­рина от­талки­ва­ет его, ко­лотит ку­лака­ми и кри­чит.

Братья и сес­тры Чар­ли смот­рят. Один за другим щёлкают фонарики, и поляна погружается в темноту. Кто-то сто­ит, кто-то садится на тра­ву, Слэер возится с футболкой, стягивая ее через голову, но все они смотрят на Чар­ли и бь­ющуюся в ис­те­рике Ма­рину. Они пы­та­ют­ся прочитать по лицу Чар­ли, понять по его дей­стви­ям, что им де­лать дальше, но ему сей­час не до них. У ко­го-то, воз­можно, про­сыпа­ет­ся жа­лость к ры­да­ющей, слом­ленной дев­чонке, но раз­дра­жение и рев­ность силь­нее. Ког­да Ма­рина за­тиха­ет, Фэйт спра­шива­ет:

— Раз­ве мы не дол­жны при­нес­ти её в жер­тву? Или что-то ти­па то­го? — ее голос звучит слишком громко, слишком вызывающе.

— Ко­му? — Чар­ли под­ни­ма­ет на нее гла­за, в них — ус­мешка. — Ко­му ты хо­чешь при­нес­ти жер­тву, сес­тра?

— Ну, дь­яво­лу, на­вер­ное, — пред­по­лага­ет она, скры­вая сму­щение за смеш­ком.

— Ни­како­го дь­яво­ла не су­щес­тву­ет. Так же как и бо­га. Ни доб­ра, ни зла. Есть толь­ко че­ловек и его ил­лю­зии.

— Но ты го­ворил, что мы дол­жны убить её, — за­щища­ет­ся Фэйт, ог­ля­дыва­ет­ся, ищет под­дер­жку, но не на­ходит. Ник­то на нее не смот­рит, да­же Во­рона гля­дит се­бе под но­ги, де­лая вид, что её этот раз­го­вор не ка­са­ет­ся.

— Я го­ворил, что нуж­но ос­во­бодить­ся, а не при­думы­вать се­бе но­вых кро­вожад­ных бо­гов.

Чар­ли ук­ла­дыва­ет Ма­рину на зем­лю. Она ле­жит на бо­ку, по­доб­рав под се­бя но­ги. Гла­за её от­кры­ты, рес­ни­цы дро­жат, она смот­рит на свои сложенные перед носом паль­цы.

— Ты ска­зал, что мы дол­жны унич­то­жить Мать, — го­ворит Фэйт ти­хо и не­уве­рен­но. — Ты так ска­зал.

— Да, но не для ко­го-то дру­гого, а для се­бя. Вы дол­жны унич­то­жить её у се­бя в го­лове, — Чар­ли кри­во ус­ме­ха­ет­ся, гля­дя на сби­тых с тол­ку адеп­тов. — Она уже мер­тва для ми­ра. Раз­ве вы не ви­дите? Она уже сло­мала мир, сло­мала се­бя. Это вы всё ещё блуж­да­ете впоть­мах, прик­ры­ва­ясь стран­ны­ми иде­ями, вро­де жер­твоп­ри­ноше­ний дь­яво­лу.

На ли­цах — не­уве­рен­ные улыб­ки, об­легче­ние со смесью ра­зоча­рова­ния.

— Каж­дый из вас дол­жен прой­ти че­рез то же, что и она, тог­да вы всё пой­ме­те, — улыб­ки блекнут. — Слэ­ер, ты чуть не умер из-за нее, ты хо­чешь отом­стить?

Си­дящий на зем­ле Слэ­ер в ко­сухе на го­лое те­ло при­жима­ет к кро­вото­чащей ра­не свою ском­канную фут­болку. Он мол­чит, ис­подлобья гля­дя то на Чар­ли, то на Ма­рину. По­том по­жима­ет пле­чами.

— Мы не мо­жем дать ей уй­ти просто так. Что, ес­ли она по­жалу­ет­ся?

Эта мысль всем ка­жет­ся очень дель­ной и обос­но­ван­ной. Чар­ли смот­рит на каж­до­го и чи­та­ет при­говор для Ма­рины в каж­дом взгля­де. Его улыбка становится печальной.

Ма­рина ти­хо ше­велит­ся. Её ру­ка тя­нет­ся к нему, паль­цы хва­та­ют за шта­нину.

— Поз­воль им, Чар­ли, — го­ворит она. — Я хо­чу уме­реть. Да­вай же, я не про­тив. Эс­та­фета дол­жна пе­рей­ти к дру­гому.

— Да, и стрём­но как-то… — до­бав­ля­ет Слэ­ер, за­дум­чи­во гля­дя на Ма­рину, — ухо­дить прос­то так, пос­ле все­го. Что-то дол­жно про­изой­ти, я это чувс­твую. Ина­че всё впус­тую.

Никто не выражает согласия вслух, но в устремленных на Чарли взглядах плескается мрачное любопытство и нетерпение. После затянувшейся паузы он кивает.

— Хо­рошо. Я от­дам вам её. Она мне нравится, но… вам я позволю, — он лукавит, но об этом знает только Марина.

Ког­да го­лос Чарли за­мол­ка­ет, во­царя­ет­ся ти­шина. Те­перь каж­дый слы­шит шо­рохи ле­са, каж­дый слы­шит его та­инс­твен­ный ше­пот. Ма­рина зак­ры­ва­ет гла­за и пог­ру­жа­ет­ся в тём­ную без­дну внут­ри се­бя. «Про­щай, БОБ, — думает она, — про­щай, тем­ный, приз­рачный лес, про­щай, Сё­ма».

Ма­рина не ви­дит, как под­ни­ма­ется Вандал, ро­ет­ся в тес­ных кар­ма­нах джин­сов, дос­та­ет ко­рот­кий нож-ба­боч­ку и про­тяги­ва­ет его Чар­ли. Она не ви­дит, как пя­теро адеп­тов ок­ру­жа­ют её, но чувс­тву­ет, как вок­руг сгу­ща­ют­ся те­ни. Ма­рину раз­во­рачи­ва­ют и ук­ла­дыва­ют на спи­ну, зас­тавля­ют вы­тянуть ру­ки и но­ги. За­пястья сжи­ма­ют чьи-то паль­цы, на но­ги на­вали­ва­ет­ся что-то тя­желое. Кто-то за­бот­ли­во уби­ра­ет во­лосы с ее ли­ца, сма­хива­ет под­сох­­шую грязь. Это Чар­ли, Ма­рина уз­на­ет его прикосновения. Он нак­ло­ня­ет­ся и це­лу­ет её в гу­бы.

— Я люб­лю те­бя, — шеп­чет он. — Знаю, ты са­ма хо­чешь это­го, ина­че бы не стал…

Пять пар глаз смот­рят на не­го с не­тер­пе­ни­ем и тре­вогой, но Чар­ли ка­ча­ет го­ловой и улы­ба­ет­ся. Он про­тяги­ва­ет нож Слэ­еру, тот смот­рит, но не ре­ша­ет­ся его взять. Чар­ли про­тяги­ва­ет его каж­до­му по оче­реди, по­ка Во­рона не бе­рет его дро­жащей ру­кой. Она опус­ка­ет­ся на ко­лени пе­ред Ма­риной. Чар­ли от­хо­дит на па­ру ша­гов и смот­рит на них, сло­жив ру­ки на гру­ди. Мрак за­жима­ет рот Марины ла­донью и ки­ва­ет Во­роне. Та шум­но выдыхает, гля­дя на нож и на Ма­рину. Она ду­ма­ет, ку­да уда­рить. В сер­дце? Ей от­че­го-то ка­жет­ся, что там но­жу неп­ре­мен­но по­меша­ют рёб­ра, по­это­му она ре­ша­ет бить ту­да, где мяг­че — в жи­вот, там, где по ее мне­нию на­ходит­ся Ма­рини­на пе­чень. Во­рона об­хва­тыва­ет но­ж дву­мя ру­ками и, гром­ко вскрик­нув, уда­ря­ет им в жи­вот рас­прос­терто­го пе­ред ней те­ла. Нож вхо­дит лег­ко. Ма­рина мы­чит в сжи­ма­ющие ее рот паль­цы. Её те­ло тря­сет­ся, она пы­та­ет­ся выр­вать­ся, жмурится от боли. Во­рона сно­ва вонзает нож, но из-за хлы­нув­шей кро­ви ру­ко­ять сколь­зит в ее ру­ке. Она вскри­кива­ет, тя­нет по­резан­ную ла­донь в рот и от­хо­дит. Сле­ду­ющей нож бе­рет Фэйт.

Лез­вие ко­рот­кое, по­это­му Ма­рина дол­го не уми­ра­ет. Но ник­то и не хо­чет, что­бы его удар стал пос­ледним. На пя­том-шес­том ударе, Ма­рина пе­рес­та­ет соп­ро­тив­лять­ся, толь­ко вся сжи­ма­ет­ся и ку­са­ет гу­бы под паль­ца­ми Мра­ка. Он всё силь­нее при­жима­ет ла­донь к её ли­цу, ед­ва не сво­рачи­вая Ма­рине че­люсть, и даже не замечает этого. Ког­да до не­го, на­конец, до­ходит оче­редь, он ос­то­рож­но от­ни­ма­ет ру­ку от лица Марины и по­нима­ет, что она мер­тва. Её гла­за за­кати­лись, а вок­руг рта и но­са в раз­во­дах ту­ши и алой губ­ной по­мады от­четли­во вид­ны сле­ды его паль­цев.