Вот мы и очистим Русь от него и построим другой мир более справедливый, где будет хорошо и старику, и ребенку брошенному.

Да, да в нашем веке уже появились социалисты со своим учением, как обустроить государство, без Христа заметьте это себе. Вы, наверное, читали Фурье, Бакунина, того же Плеханова, Огарева, Чернышевского – горе писатели. А в Америке пошли дальше социалистов и учредили демократию и все как обустроить справедливо жизнь, вместо помазанника Божьего светский чиновник стал управлять… кхе, кхе, кхе, люди на него смотрят как на Отца народа и не хочет поверить, увидеть, что он чужой им, но подождите сильные мира с большим капиталом разочаруются в нем и начнут сами управлять, а народу оставят право выбора марионетки-чиновника. Что будет, если и у них ничего не получиться ох не знаю, не знаю.

Но это их дела, нам нужно о себе думать. Потому я не жду манны небесной, а живу именно для того, чтобы очистить нашу Русь от всяких негодяев на примере Александра II. Терпение лопнуло! Время пришло!!!

Да вы идеалист, впрочем, как и весь народ русский это правда присуще молодым людям, а вам уже тридцать шесть, но вы исключение, и вы большой молодец сохранили это в себе! Нам признаюсь такие и нужны, а то дело совсем не двигается сколько покушений и все без толку, весь Петербург уже знает, что на него объявлена охота и ждет исполнения! Так что время пришло надо действовать совершить последний прыжок!!! – вскрикнул черный ангел и в кабинете стало холодно Иван Фёдорович поежился и выпил из фляги.

Ну и холода напустил, право, что с тобой сделалось? Да и хватит победных реляций господин ангел, я этого не люблю. Дело еще не сделано потому попридержите, я тебя попрошу, а то сглазишь. Я всего лишь просто верю в хорошее и думаю, что не зря живу, не зря пропадаю, хочу сделать что-нибудь этакое чтобы помнили меня. Вот и все, а ты идеалист, идеалист.

Не буду больше, не буду, простите меня, а вы еще к тому же и суеверный. А я придерживаюсь другого мнения: чему быть того не миновать, главное, чтобы воля, так сказать, была.

Хорошо излагаешь.

Да я, собственно, о другом еще хочу у вас узнать.

О чем?

Кто вас рекомендовал в «Народную волю» и что вас подвигло пожертвовать своим капиталом на ее финансирование. Вы Иван Федорович, который стал не согласен с планом Божьим, говоря о всеобщем счастье отреклись от Него и готовы перейти на нелегальный образ жизни, это же от самой жизни отказаться.

Так все по порядку придержи нетерпение свое все узнаешь.

Да, да во всем нужен порядок.

Вот именно. Ты очень непонятливый, я уже говорил, что хочу сделать что-нибудь этакое чтоб, запомнили на все времена, я давно искал случая проявить себя и для этого готов пожертвовать не только своим капиталом, но и жизнью своей. Теперь о том, как я вошел в «Народную волю», странно что ты об этом не знаешь ты же ангел.

Всякое бывает вы уж поверти.

Так вот недели полторы назад я, как всегда, совершал свой утренний променад и вижу стоит маленькое существо, пригляделся девица с лицом мальчишки коротко подстриженная, потом уж я узнал, что ей уже двадцать восемь, но мне так не показалась. Так вот стоит вся замерзла, а я возьми к ней и подойди и упади около нее ног будто подскользнулся. Она давай меня поднимать, а я ей спасибо и пятисот рублевую ассигнацию даю и спрашиваю, как зовут тебя детка. Она оторопела сначала, да вы что, да не стоит это того, а я настоятельно говорю: «Бери!!», тогда румянец выступил на ее щеках, и она дрожащими от холода и волнения взяла и сказала, что зовут ее Софья Перовская. Тогда я ей еще тысячу даю и приглашаю в ресторацию согреться и откушать, она как кредитку увидела такую совсем дар речи потеряла, потом прокашлявшись и говорит: «Да я таких и денег-то не стою». А я ее так грозно спрашиваю: «Так что пойдёшь?». «А куда я денусь», – отвечает мне тихо. Посидели мы в ресторации она поела оттаяла собралась с мыслями и говорит мне: «Ну что господин хороший пойдем ко мне? Я благодарность помню». Собрались мы и пошли она квартировала у первой роты Измайловского полка. Пришли к ней и тут вся моя дремавшая страсть разом выплеснулась, она даже и не сопротивлялась. Надо сказать, что до этих дел она оказалась большой мастерицей откуда у нее не знаю видимо природный талант ее страсть отличается тем что она как животное, не позволяя себя брать, а берет сама мужчину, да так, что у того сил потом больше не остается, а она наоборот еще более неуемной становится. Так что, я был сражён ею наповал, никогда не мог подозревать что в женщинах может быть такая неистовая силища.

Потом она мне рассказала, что на Невском сторожила проезда кареты царя, что она из «Народной воли» и готовят на него покушение. Вот тогда я и загорелся этой идеей и сказал, что я хочу примкнуть к их организации, она потребовала отречься от Бога я тут же согласился и воскликнул как безумный: «Я отрекаюсь от Бога и более в Него не верую!!!» Вот так теперь хожу к ней и вроде ничего на первый взгляд в ней нет, а разговоришься и страсть просыпается во мне и хочется немедленно ею овладеть. Да забыл сказать она тогда же и пожаловалась мне что их организация нуждается в деньгах, я и на это согласился отказаться уже у меня не было возможности. С ней у меня началась новая жизнь и я нисколько не сожалею что мне придется еще и от этого гниющего мира отказаться ничего в нем хорошего нет.

Мир погубят похоть и деньги.

Может быть, а пока поживем еще.

Конечно поживем, ведь даже в аду смею вас уверить можно жить. Чем себя современный человек и тешит: сегодня-де, главное поживу как хочу, а там если и есть ад, то приму мучения, но верно жизнь то будет, а больше мне ничего и не надо. А помните ли вы многоуважаемый Иван Фёдорович дело Веры Ивановны Засулич, которая пятого февраля, семьдесят восьмого года, стреляла из револьвера в петербургского градоначальника, генерала от кавалерии Федора Федоровича Трепова, тяжело ранив того в живот?

Да я читал в газетах.

Так суд присяжных помиловал ее. Оправдал, невиновна мол! Каково, а! Следовательно, разрешили убийство по совести! И как ликовала вся Европа, а вместе с ней и вся наша интеллигенция.

И что? Я тоже радовался.

А вот что Иван Федорович: если у вас есть страх, а при свершении крупного дела всегда присутствует подленькая боязнь чего-либо. Так будьте покойны, публика петербургская на вашей стороне, быть может не явно, но в тихую, секретно, так сказать. Вы понимаете меня?

Да. Но страха никакого нет во мне. Я глубоко уверен в правоте моего поступка.

Вот и хорошо уважаемый Иван Федорович, а я вас могу заверить, что если окончите дело положительно, то впишете себя не только в Петербургскую летопись, но и в историю Российской Империи.

Хотелось бы верить. А знаешь почему я с тобой так откровенен?

Нет.

Да потому что ты моя фантазия, а мне об этом просто не с кем поговорить, а у меня все клокочет внутри. Смерть как хочется поделиться. Теперь же я высказался до конца и в знак моей благодарности к тебе, я позволю себе еще одно маленькое откровение. Я так легко и быстро принял эту идею об убийстве царя, потому что сам уже учувствовал в убийстве и остался безнаказанным, переступил черту. Психологически только намекнул лакею Смердякову, моего незаконно рожденного брата что было бы хорошо если б отца не было, если Бога нет, то все позволено, а тот неверующий, возьми и убей, а потом повесился не смог выдержать, пострадал же за все мой старший брат Дмитрий все страсть его неуемная через чур эмоциональный держать нужно себя держать, но я его в беде не оставил все-таки брат. Я ему побег устроил и теперь даже не знаю жив ли он или нет. Вот так. – и тут Ивана Федоровича неведомая сила буквально повалила, и он тут же заснул.

Смутно удрученный, с печальными мыслями, Алексей Федорович покинул собор Казанской Богоматери в четвертом часу утра. Извозчика он брать не стал, а пошел медленно по Невскому в сторону Знаменской площади. Квотировался он с Lise и Екатериной Андреевной в шести комнатах доходного дома купца Можаева у Николаевского вокзала. Когда к Lise подошло совершеннолетие они с Алексеем Фёдоровичем решили венчаться, тогда он чуть ли не каждый день бывал у нее. Молодые с придыханием ждали этого дня. И когда время пришло они предстали перед госпожой Хохлаковой, прося у нее благословления на брак. Что тут случилось с Екатериной Осиповной это трудно передать, у нее тут же случилась истерика, она была категорически против их свадьбы, крича во весь голос: «Я лучше уйду в монастырь или в сумасшедший дом, а своего благословления не дам ни за что и делайте со мной что хотите!». И только недельное нервное состояние Lise и доводы Алексея Федоровича, о том, что они все вместе будут жить и Lise будет, как и прежде при ней спасли все дело.