Он качает головой.

– Ты хочешь быть там только потому, что они первыми тебя заполучили.

Я закидываю голову назад.

– Никто меня не заполучил, и мы не можем вернуться во времени. Я сама решила, что мне делать, и знаю, какую ответственность за это понесу. Этот разговор не имеет никакого смысла. Ты найдешь меня рядом со своей машиной, когда решишь, что вынюхал тут достаточно.

– А что, если я скажу тебе, что знал о твоем визите ко мне еще до того, как ты пришла? – перебивает меня он, и я застываю на месте.

Я медленно разворачиваюсь к нему.

– Я отвечу, что ожидала этого. Уверена, что ты следил за каждым их движением. И могу поспорить, что у тебя есть свой частный детектив, который следит за их детективом. Ты пользуешься помощью со всех сторон, Коллинз, но однажды тебе придется самому предпринимать какие-то шаги, не рассчитывая на других людей. Человек, неспособный действовать самостоятельно, – слабый человек, а я ни разу не видела ничего, сделанного тобой самим.

– Это вызов?

– Вызов, наблюдение, просто чертов факт, – я пожимаю плечами. – Называй как угодно, Грейвен, но это совершенно неважно, потому что в конце дня ты – это все тот же ты, а они – это они. И они превосходят тебя по числу и смелости.

Я поворачиваюсь и ухожу.

К черту эту жизнь.

После третьей перемены я иду на совместный урок с Мэддоком, а теперь и с Коллинзом, и обнаруживаю, что у меня нет стула.

Я поднимаю глаза и встречаюсь глазами с Мэддоком, который опускает подбородок вниз, лениво откинувшись на спинку стула.

Я смотрю на учительницу, которая определенно избегает моего взгляда – она знает, кто это сделал, и это совершенно точно не она.

Я уже готова послать всех к черту и выйти из кабинета, когда Коллинз внезапно проявляет чуть больше храбрости, чем следует.

– Иди сюда, детка, – говорит он, и весь чертов класс вдруг смолкает. Даже учительница замирает с отведенной в сторону рукой, которой она уже собиралась что-то писать на доске.

Коллинз, откинувшись на стуле, с бесовским огоньком в глазах хлопает себя по колену:

– У меня есть для тебя место, которое тебе понравится.

Я раскрываю рот, чтобы ему ответить, хотя еще даже не уверена, что именно скажу, когда меня внезапно вообще лишают выбора, вытаскивая из кабинета, причем буквально – мои ноги волочатся по полу, потому что Мэддок хватает меня под руки и выносит из класса.

– Эй! – кричу я учительнице… которая просто отворачивается, чтобы не видеть эту сцену.

Мак выскакивает вслед за нами, и на полсекунды мне кажется, что он собирается остановить Мэддока, но он разворачивается, захлопывает дверь и прислоняется к ней – как раз в тот момент, когда до нее добегает Коллинз.

Коллинз лупит в маленькое окошко с другой стороны, пытаясь открыть дверь.

Мэддок продолжает тащить меня по коридору, а потом запихивает в небольшую нишу. Мы оказываемся лицом к лицу.

– Какого хрена тут происходит? – ревет он. – И даже не вздумай, мать твою, вешать мне лапшу на уши, Рэйвен. Выкладывай. Сейчас же.

– Да не о чем говорить, здоровяк…

– Не. Смей. Называть. Меня. Так… – рычит он, напирая на меня.

Кажется, он ждет, что я буду бороться с ним, или отпихну его, или расскажу ему правду.

Чего он совершенно точно не ожидает, так это того, что начну таять в ту же секунду, когда его хаотично бьющееся сердце встретится с моим.

Полной неожиданностью для него становится и то, как я приподнимаюсь на носочки и тяну его голову вниз, пока его губы не встречаются с моими.

Поначалу Мэддок яростно рычит, но потом его рык меняется на глубокий внутренний рокот, и я тону в его собственническом желании обладать мной. Мои легкие наконец раскрываются, жадно втягивая его запах, и боль от невозможности быть с ним рядом постепенно утихает.

Его язык сплетается с моим, его руки обхватывают меня, его тело прижимается к моему.

Да. Мой.

Мои глаза вдруг широко распахиваются.

Черт!

Не мой.

Я прикусываю его нижнюю губу, и он отдергивает голову назад. Я выныриваю из его объятий, но он ловит меня сзади за рубашку, и я шлепаюсь на задницу.

Он подтаскивает меня к себе, разворачивает и вжимает в стену, сдавливая ребра, так что мои ноги болтаются в воздухе и у меня нет ни единой возможности ускользнуть от него. Его глаза, бешеные и безумные, из зеленых становятся почти черными.

Он открывает рот, чтобы заговорить, когда до нас доносится шум борьбы Коллинза и Мака – они пихают и бьют друг друга, а позади них уже собирается толпа.

Мэддок сжимает меня и отпускает лишь тогда, когда вдруг из ниоткуда объявляется Ройс и кладет ладонь ему на плечо.

Он опускает меня на пол, и я замираю на месте.

Зачем я это сделала?

– Держите свои руки подальше от моих учеников, Брейшо, – кричит из коридора директор Перкинс.

Мэддок шагает прямо к нему и плюет ему в лицо, молча проходя мимо.

Директор переводит озлобленный взгляд с него на меня, и, как каждый раз, когда он оказывается поблизости, в его настороженных светлых глазах, изучающих наши движения, таится что-то еще.

Я надменно моргаю, хотя вовсе не чувствую в себе ни капли былой дерзости.

Я чувствую себя бесхребетной сучкой, роль которой и играю.

Через несколько минут народ расходится, и как только вокруг становится пусто, ко мне подлетает Коллинз.

– Чего он хотел?

– О, ты имеешь в виду, после того как ты спровоцировал его?

Коллинз смеривает меня злобным взглядом.

– Я спросил, чего он хотел?

– Ответов, – мои глаза расширяются, а брови приподнимаются в усмешке. – Придурок. Ему нужны ответы.

– И? – хрипит Коллинз.

Я отодвигаюсь от него.

– И он их не получил.

Я сворачиваю за угол и замираю при виде Кэптена, прислонившегося к стене.

Он, нахмурившись, смотрит на меня, потом опускает взгляд к полу и уходит.

Мои плечи опускаются, я поднимаю глаза к потолку.

Черт.

– Я думаю, нам нужен вечер веселья, а не разведки и защиты, – говорит мне Коллинз, опускаясь на стул на террасе напротив меня.

– Я думаю, что ты идиот.

– Я думаю, – произносит он, наклоняясь вперед, – что ты сможешь неплохо отдохнуть, если сама себе позволишь.

– Сильно сомневаюсь.

Он вздыхает, словно и в самом деле надеялся, что я буду обеими руками за.

– Ладно, вставай. Мы все равно поедем.

Я сужаю глаза до щелочек.

– И куда именно?

– В пиццерию моего друга. Пиво и плохая музыка.

– Там будут люди, которых ты отправил избить меня?

– Возможно, – он улыбается.

Мне не удается сдержаться, и я фыркаю от смеха.

Я всматриваюсь в него, все еще не понимая, как работает его мозг.

– И зачем ты это делаешь?

– Делаю что? – спрашивает он, и мне кажется, что он и вправду немного смущен.

– Притворяешься, будто хочешь, чтобы мы стали друзьями, словно это все еще возможно. Ведешь себя так, словно даешь мне выбор, хотя мы оба знаем, что ты все равно принудишь меня поехать, пргрозив, что, если я откажусь, ты, как обычно, прибегнешь к шантажу. Ты знаешь, что все равно заставишь меня, так говори прямо. Тебе нет нужды притворяться милым. Я предпочитаю, чтобы ты был настоящим, даже если настоящий ты – привилегированный придурок.

В уголках его глаз на мгновение появляется напряжение, когда он буравит меня взглядом.

– Веришь ты или нет, но я спрашиваю, потому что надеюсь, что ты согласишься и мне не придется тебя принуждать, как ты это называешь. Но если уж об этом зашла речь… Я что-то не вижу у тебя на шее цепи с чугунным шаром, милая моя.

Я вскакиваю на ноги, вперившись в него взглядом.

– С цепью и шаром или без них, не забывай, что я здесь из-за троих других парней и ты не один из них.

– И все же ты каждую ночь спишь в моем доме, так что, я осмелюсь сказать, тебе и вправду неплохо бы постараться привыкнуть к кое-чему, раз уж мы тут сотрясаем воздух. – Он улыбается и встает прямо передо мной. – К тому, что не меня тут следует считать лузером. Садись в машину, Рэй. Я даже позволю тебе надеть твою короткую заношенную толстовку.