Идти в деревню Лилии не хотелось, но необходимо было сменить раненым повязки, смазать раны свежей лечебной мазью, поэтому Лилия медленно, но всё-таки собиралась на выход. Мать заметила её необычную медлительность и хмурость, начала выпытывать, не случилось ли чего. Пришлось признаться, что не поладила с новым князем, а из-за чего, девушка так и не смогла сказать. Ну что ей было сказать, что обиделась из-за того, что ей заплатили за работу, так это вроде нормально, они с матушкой часто брали за своё врачевание и продукты, и ткань, мелкие монетки, а иногда и по хозяйству просили пособить. Как ей было объяснить матери, что почему-то именно у него она не может взять деньги, не может, и всё тут! Тем более брошенные таким способом, как нищенке, лишь бы отвязалась! При воспоминании об этом у Лилии снова загорелись щёки, она перевела дыхание, чтобы успокоиться, и, даже не попрощавшись с матерью, вышла на крыльцо. Денёк был под стать её настроению, серые тучи нависли над макушками елей, противно моросило, и девушка поспешила побыстрее преодолеть дорогу до деревни. Тору и Локи тоже не улыбалось бежать в такую погоду по сырости в ненавистную им деревню, но бросить свою подругу они не могли, потому обречённо трусили следом, время от времени отряхиваясь и фыркая.

Дождик остудил пепел пожарища, прибил дымки к земле, и о вчерашнем огне напоминали только чёрные пятна на земле и несколько обугленных брёвен. Людей на улице было немного, народ восстанавливал силы после вчерашней драки. К раненым Лилии пришлось войти в дружинную избу. Здесь она тут же окунулась в гул голосов, перекрестье взглядов, запахи кожи, железа и свежесваренных щей. Она почему-то боялась поднять взгляд и увидеть князя, поэтому сразу прошла в угол, где расположились раненые, и принялась за работу. Дружинникам девушка явно нравилась, они тут же начали подшучивать и выпытывать, кто она такая, где живет да с кем? Причём последний вопрос их волновал больше всего, тут же выяснилось, что среди раненых дружинников немало одиноких, которые только и мечтают о том, чтобы обрести подругу жизни, которая бы скрасила им пребывание в этом богом забытом месте. Они интересовались, не умеет ли Лилия лечить влюблённое сердце или воспламенившуюся душу, куда и какие примочки нужно сделать, чтобы охладить страсть? Их грубоватый юмор и привычное дело успокоили Лилию, она улыбалась и охотно отвечала на вопросы о себе, рассказала, что живёт с матерью в лесу, в деревне бывает редко, охотится и рыбачит одна. Дружинники тут же уверили её, что отныне она под их защитой, хотя девушка и пыталась убедить их, что в защите не нуждается, и вменили ей в обязанность показать им рыбные и охотничьи места, как новичкам в этом краю. Ей было легко с ними общаться, дружинники были явно не так суеверны, как местные жители, их не пугали ни её одиночество, ни её познания в травах. Скоро её мелодичный смех стал разноситься по всей избе, и местные девки ревниво косились в сторону раненых, справедливо полагая, что эта болотная чертовка может охмурить их лучших мужиков.

Михаил заметил её появление сразу же, как только она вошла, напрягся, ожидая её взгляда: обиженного? рассерженного? равнодушного? Разочарованно опустил плечи, когда Лилия не захотела даже посмотреть на него, и теперь напряжённо вслушивался в перешучивания дружинников и мелодичные ответы девушки, наблюдал исподлобья, как розовеет её лицо от похвалы, как вспыхивают искорки смеха в её глазах, чувствовал, как наваливается тяжесть осознания, что свет, который она излучает, – не для него. Он сам, своей яростью проклял свою жизнь, князь-женоубийца, он представлял, что о нём могут рассказать обозные кумушки. А в общем-то, ему всё равно, всё равно, и всё же он ревниво следил, не окрасится ли её лицо особой нежностью в разговоре с каким-нибудь его наёмником, и ждал, когда она подойдёт к нему. Когда Лилия наложила последнюю повязку и встала, Михаил вдруг тоже резко поднялся, лавка, на которой он только что сидел, с грохотом рухнула на пол. Лилия вздрогнула и обернулась, на встревоженном лице недоумение, дружинники тоже повскакивали. Многочисленные взгляды схлестнулись на Михаиле, и он почувствовал себя полным идиотом, которому только детей пугать. В раздражении пнув несчастную лавку, он вышел из избы, не проронив ни слова, и хлопнув дверью. «Что это с ним?» – Лилия всё-таки озвучила вопрос, висевший в воздухе. «Видать, всё ещё переживает смерть жены», – пробурчал Иван, дружинник с ранением ноги, укладываясь обратно на лавку. Его тут же одёрнули, обсуждать князя не полагалось. У Лилии полыхнули щёки. «Господи! Вот откуда эта боль в его глазах, эта мука, как же нужно любить женщину, чтобы так страдать из-за её смерти!» Сердце болезненно сжалось, но князя всё-таки нужно было найти и поменять повязку. Лилия вежливо попрощалась с дружинниками и вышла на улицу. Спросила у Авдотьи, грудастой темноволосой пермячки, набиравшей воду из колодца, не заметила ли та, куда ушёл князь. «Да, видала, злющий такой, прошёл по тропе, кажись, к реке, вон туда за ограду», – она махнула рукой по направлению к речке. Лилия вышла за ограду и по скользкой тропинке двинулась вниз. Дождик уже не моросил, но было по-прежнему пасмурно. Справа зашуршали кусты, Тор и Локи присоединились к хозяйке. Осторожно ступая, чтобы не поскользнуться, девушка вышла к воде. Отсюда и почти до середины реки шли мостки, добротные широкие доски, уложенные на крепкие лиственные сваи, к которым сейчас было привязано несколько лодок, тихо покачивавшихся на подёрнутой рябью хмурой воде. Князь стоял на самом краю мостков, застыл, угрюмо глядя в тёмную воду. Лилия невольно залюбовалась его мощной фигурой, даже сейчас, несмотря на его мрачный вид, от него веяло силой и теплом. Она никак не могла решиться вступить на доски, сделать шаг навстречу этой одинокой фигуре, перевела дыхание, и он услышал этот тихий выдох, обернулся, брови, итак сведённые, нахмурились ещё больше.

– Зачем ты здесь? – Его голос больно резанул Лилию, но она всё-таки шагнула на мостки и приблизилась к Михаилу.

– Князь, разрешите осмотреть вашу рану.

– Мне не нужна твоя помощь, уходи! – он раздражённо повёл плечами.

– Простите, князь, я, конечно, глубоко сочувствую вашей скорби, но рану перевязать всё же надо, если не сменить повязку, то рана может воспалиться. Присядьте, пожалуйста, а то я не дотянусь.

Михаил ошеломлённо посмотрел на неё и машинально присел на мостки.

– Какой скорби ты сочувствуешь?

Лилия смутилась, она явно завела разговор о том, о чём он говорить не хотел. Чтобы чем-то занять руки, она тут же стала разматывать вчерашнюю повязку.

– Так чему же ты сочувствуешь? – Михаил напряжённо всматривался в её зардевшееся лицо.

– Ну, вы же потеряли жену.

– Потерял?! – Выражение лица князя стало ещё более ошеломлённым.

Удивление князя заставило Лилию засомневаться, вдруг она что-то не так расслышала.

– А что, у вас не было жены?

– Почему не было? Была.

– Ну вот, я услышала, что у вас умерла жена, простите, если затронула больную для вас тему.

– Умерла?! – Голос князя показался Лилии всё-таки каким-то странным. – А как умерла моя жена, ты случайно не слышала?

– Нет. А как? – Она вопросительно посмотрела на Михаила, тот замешкался. – Простите, я не имею права лезть в ваши дела. Я вижу, вам тяжело говорить об этом.

Михаил хотел сказать ей, крикнуть, что он сам, своими руками убил свою жену, должен был сказать, но не мог. Язык отказывался повиноваться ему. Он понял, что боится, боится увидеть ужас и омерзение в её глазах, он не хотел, чтобы она отшатнулась от него в страхе. Столько раз он видел подобные взгляды, и ему было всё равно, ему было безразлично, что о нём подумают, но не в этот раз. Пусть ещё немного она побудет в неведении, пусть ещё немного он будет чувствовать прикосновение её нежных рук к своему плечу, ещё чуть-чуть он посмотрит в эти лучащиеся заботой прекрасные глаза. Она все равно узнает, рано или поздно кто-нибудь расскажет ей, что за человек князь. Рано или поздно, но не сегодня.