«Сколько погибших и раненых?» – спросил князь у подбежавшего к нему запыхавшегося Степана. «Наших трое да деревенских семь человек погибли, а раненых много, человек шестна… – тут десятник заметил окровавленное плечо Михаила. – Семнадцать», – закончил он, сочувственно глядя на князя. Князь поморщился: «Доставят лекарку, пусть сначала займётся моими людьми, ко мне пошлёте в последнюю очередь». Князь тяжёлым взглядом оглядел разрушения. Дружинная изба, слава Богу, стояла, сгорели пара сараев с сеном, которое вспыхнуло мгновенно, и новая конюшня. Судя по запаху, скот успели вывести не весь, часть животных сгорела. «Да, Степан, распорядись, пусть, кто поздоровше, займутся воротами, к ночи они должны быть отремонтированы, кто этих чертей узкоглазых знает, может, вернутся под покровом ночи мстить». Михаил тяжело поднялся на крыльцо и прошёл в кухню дружинной избы, зачерпнул ковшом из глубокой деревянной кадки чистой родниковой воды и жадно припал к живительной влаге. На душе было муторно, вот опять трое его людей погибли из-за того, что он чего-то не учёл, не проверил, как укреплены ворота, не обучил людей как следует, последнее время был слишком занят собой и своими переживаниями. Прямо с завтрашнего дня нужно будет возобновить тренировки с дружинниками. Плечо болело всё сильней. Михаил медленно, стараясь не двигать раненой рукой, стянул через голову кольчугу, распоротая ткань белой льняной рубахи прикипела к краям рваной раны. Князь решил пока рану не трогать, нужно будет попросить кого-нибудь отрезать рукав, левой рукой действовать было не сподручно. В сапогах всё ещё хлюпала вода, раздражённо Михаил стащил их левой рукой и отбросил в угол кухни. Босиком он снова вышел на крыльцо, да так и остался стоять, ошеломлённый. По его двору шла та самая девушка, которую он видел у озера. В длинной вышитой по краю рубахе, подпоясанной толстым кожаным ремнём, с которого свисали охотничьи ножны, деревянная фляжка и множество разноцветных мешочков, с перекинутой через плечо тяжёлой русой косой и небольшой холщовой сумкой в руке. Она подошла к лежащему на дворе раненому дружиннику, присела, осматривая его рану на бедре, достала нож и ловко распорола штанину, обнажая окровавленное сечение, что-то сказала бегавшей по двору веснушчатой девчонке, та быстро принесла таз с водой и чистую тряпицу. Девушка промыла рану, дала воину что-то глотнуть из фляжки, достала из одного мешочка иглу с ниткой, ножницы и начала ловко зашивать глубокую рану, дружинник постанывал, но терпел. Завязав узелок, девушка достала из сумки туесок, черпнула оттуда какой-то мази, густо смазала рану и крепко забинтовала полоской чистой льняной ткани. Ободряюще улыбнувшись раненому, она подошла к следующему бойцу с сильным ожогом. Михаил не мог оторвать от неё глаз. Он уже давно забыл про своё ноющее плечо, забыл, зачем вышел на крыльцо. Как заворожённый, он наблюдал за её ловкими пальчиками, за тем, как меняется её лицо при взгляде на раны, сочувствие, сострадание, нежность, одобрение делали её лицо таким живым, таким искренним, что Михаил почувствовал, как сжимается что-то в его груди и заполняет душу чистая радость оттого, что он снова видит её, что вот она, рядом, живая, реальная. Девушка всё-таки почувствовала его пристальный взгляд и подняла глаза. На мгновение Михаилу показалось, что в них вспыхнула радость, но она мгновенно сменилась озабоченностью и тревогой, девушка увидела его пропитавшийся кровью рукав. Что-то наказав лежащему воину, она подхватила сумку и направилась к крыльцу. Раненые воины провожали её восхищёнными взглядами. Михаил вдруг смутился, он не знал, куда деть руки, что ей сейчас сказать. Девушка подошла к нему, поклонилась и подняла на него взгляд, её большие бирюзовые глаза оказались так близко, что Михаил совсем растерялся. «Что же вы, князь, стоите, вы же ранены, пойдёмте, присядете, я осмотрю вашу рану», – её нежный, пленительный голос наконец вывел Михаила из ступора, и, кивнув, он проследовал на кухню. Она по-хозяйски усадила его на стул, и князь вздрогнул от прикосновения её пальцев. Девушка намочила прилипший к ране рукав и аккуратно, ножом, стала его отпарывать. Пытаясь отвлечься от тёплых пальцев, аккуратно придерживавших его руку, Михаил наконец произнёс: «Кто ты? Почему я не видел тебя в деревне раньше?» Девушка улыбнулась, и в её глазах заплясали озорные искорки. «Меня зовут Лилия, мой князь, я травница и лекарь, а в деревне я редко появляюсь, только если требуется моя помощь».
– Лилия? Какое необычное имя.
– Да, матушка, очень водяные лилии, купавы, любит. Говорит, что они символ красоты, здоровья и беззаветной любви. А окрестили меня Лией, так жену ветхозаветного Иакова звали.
– Так ты ещё и христианка? Интересно! А где же ты живешь?
– Мы с матушкой живём в лесу у Волчьего камня, место довольно неприметное, но очень красивое!
– А не боитесь жить одни в лесу?
– Чего ж бояться? Лес – он добрый, не то что люди, кормит нас, поит, одевает…
– А кочевники?
– Локи и Тор обычно предупреждают об их приближении, мы прячемся, но и кочевники не нападают, кому нужна старая одинокая избушка, да с нас и взять-то нечего.
– А Локи и Тор что, твои ухажёры? – Звонкий смех девушки наполнил кухню хрустальным звоном, заставляя сердце князя биться чаще.
– Можно сказать и так, бывает, они за мной ухаживают, правда, как-то по-своему, по-волчьи.
– Так это ты своих волков так назвала? И откуда лесная жительница знает имена варяжских богов?
– Очень интересная книга попалась о викингах, я её несколько раз перечитала! Там написано, что бог грома Тор ездил на колеснице со скипетром, увенчанным цветком лилии, представляете?
– Ты умеешь читать?!! Удивление на лице князя было таким неподдельным, что невольно вызвало у Лилии новые переливы смеха.
– А, кстати, где сейчас твои волки?
– Локи и Тор не любят заходить в селение, чувствуют, что их здесь боятся и желают им зла, потому и ждут меня за оградой. Бедные, нелегко им там сейчас приходится, дружинники ваши все кусты вокруг городища прочёсывают, а мои парни пытаются не попасться им на глаза.
– Знаешь, я твоему «парню» тоже едва ли обрадовался, а уж зла точно пожелал, когда он выпрыгнул прямо передо мной у озера. – Лилия снова засмеялась.
– Ничего, Локи не в обиде, он увидел в вас достойного противника!
– Правда? – У Михаила потеплело на душе, хотя он и понимал, что глупо радоваться тому, что девушка считает его достойным противником своему волку.
– А где ты вообще взяла этих волков? – Лилия с нежностью в голосе начала рассказывать, как нашла и вы́ходила своих волчат. Михаил слушал, как журчит её голос, и чувствовал её дыхание у своей шеи, ощущал, как бережно её пальцы зашивают его рану, старательно, боясь причинить малейшую боль. Тепло девушки, её запах, запах молодой хвои и цветущего шиповника окутывал его пьянящим облаком. Несмотря на ноющее плечо, Михаил никогда ещё не чувствовал такого блаженства и такого волнения. Ему так хотелось дотронуться до неё, провести рукой по золотым волосам, почувствовать под пальцами нежную кожу лица, прижать её к себе и не отпускать больше никогда. Желание дотронуться до неё было таким сильным, что Михаилу пришлось до боли вцепиться в подлокотники стула, чтобы сдержать свой порыв.
– Князь, расслабьте, пожалуйста, руку, вы же навредите себе, я только что зашила вам рану, шов может разойтись! – И девушка ласково погладила его забинтованное плечо. Этого Михаил вынести уже не смог, он вскочил, опрокинув стул, и сердито посмотрел на Лилию.
– Ты закончила? Всё, можешь идти, тебя там наверняка ждут ещё раненые, – и, резко развернувшись, твёрдым шагом вышел из кухни. Лилия ошеломлённо и обиженно смотрела в пустой проём двери. И что она, правда, раскудахталась так над ним, как наседка над цыплёнком, начала болтать, как сорока. Надо же! И ей показалось, что ей необыкновенно хорошо рядом с этим надутым бирюком! А он даже не поблагодарил её! В самом нищем жителе этой деревни признательности больше, чем в этом заносчивом князе! Вздохнув, она собрала свою сумку и направилась к дверям. «Стой! – окрик князя заставил её обернуться. – Держи!» Что-то мелькнуло в воздухе, и Лилия рефлекторно это поймала. «Что это?» – Она раскрыла ладонь, на которой сверкала золотая монета. Она подняла на князя полные ярости и обиды глаза и произнесла: «Мне этого не нужно. – Монета снова взмыла в воздух по направлению к князю, и Михаил поневоле её перехватил. – Достаточно было просто сказать спасибо. – Князь покраснел, но так и не смог выдавить из себя ни слова. – До встречи, князь!» – Лилия поклонилась и вышла во двор. Во дворе было пусто, всех раненых уже разнесли по домам, кто-то ушёл сам. Смеркалось, и Лилия поспешила к выходу из городища. Она хотела попасть домой до темноты и потому быстро скользила по лесной тропинке. Из чащи сразу вынырнули Тор и Локи и побежали рядом, но даже лесные братья не радовали её сейчас. В душе кипели боль и обида. Ну вот что она нашла в этом грубом мужлане?! Почему позволила себя обидеть? Почему оказалась незащищённой от его грубости? Она ведь уже привыкла, что её обижают, и ведьмой её обзывали не раз, и колдуньей, и лешачьим выродком, но грубость и оскорбления проходили мимо её сознания, не трогая души, но почему-то пренебрежение именно князя резануло болью. Лилия понимала, что сама виновата в том, что впустила этого бирюка в своё сердце. Она ведь редко ошибалась в людях, и там, у озера, когда она увидела князя впервые, ей показалось, что он добрый, только душевно израненный и ощетинившийся. Видать, непростые были у него времена. Она увидела в его глазах боль и восхищение. Этот взгляд так запал ей в душу, что Лилии захотелось эту боль хоть немного умерить, утешить его, оставить в его взгляде только восхищение. Девушке показалось, что она очень понравилась ему, и при виде её волков в его лице не появилось и тени испуга, только настороженность. Лилии так хотелось взглянуть на него ещё раз, что несколько раз подходила к селению и из-за деревьев наблюдала, как идёт строительство. Она высматривала фигуру князя, видела, как он плавно ходит от одной группы к другой, так ходят только опытные воины, отдавая распоряжения, как сам берётся за топор, шкурит брёвна, лезет на стропила, как устало расправляет плечи. Она отметила, что, пожалуй, первое впечатление было правильным, она ни разу не видела, чтобы князь кричал на кого-нибудь, но и не видела, как он улыбается или смеется. Видно, крепко засела в душе князя какая-то заноза, которая мешает ему радоваться жизни, а может, он просто расстроен, что его отправили сюда от великокняжеского двора, может, он тяготится своим назначением, может, у него в Москве осталась возлюбленная или жена. Опять же, жену или невесту взял бы с собой, коли переселился вместе со всем двором. Таилась в князе какая-то загадка, которая влекла Лилию, она ловила себя на мысли, что довольно часто думает о московском наместнике, пытаясь разрешить загадку его пылающих болью глаз. Она даже пыталась представить себе, как он улыбается, как расправляется хмурая складка на лбу, а в уголках глаз появляются смешливые морщинки. Вот сегодня, увидев его на крыльце так близко, обрадовалась, как дурочка, а потом испугалась, заметив его рану. У неё даже руки подрагивали, когда зашивала оставленное тяжёлым кривым мечом глубокое сечение, сердце болело от сознания, что она тоже причиняет ему боль, а голова кружилась от его близости, ей так хотелось погладить его, что она не удержалась и провела несколько раз ладонью по напряжённому плечу. Вот и нарвалась на грубость. Что она себе возомнила? Его явно раздражала опека дремучей лесной девчонки, и он поспешил избавиться от неё, швырнув на прощание монету. У Лилии загорелись щёки. Господи, как же она так ошиблась?! Она знала, что раздражает местных жителей, почему же она решила, что московские гости будут относиться к ней по-другому. Ещё раз обозвав себя дурочкой, Лилия решила выкинуть грубого князя из головы и относиться к нему так же, как и ко всем больным.
