Христианство пришло на Запад через Церковь Римскую, которая уклонилась от Церкви Вселенской и впала в грех обмирщения, в соблазн построения Царства Божия на грешной земле. Она обоготворила политическое общество и совершила смешение Церкви с государством. В степень догмата было возведено учение о непогрешимости Папы, объявленного наместником Христа на земле, стоящим выше Вселенских Соборов. Одновременно Папа стал претендовать и на роль земного владыки, обладателя светской власти. Единство Церкви стало мыслиться как принудительное, возникла инквизиция с её судом над совестью и карой за неверие. Было провозглашено право репрессий Папы против непокорных народов. И западное христианство взялось за меч, а Папа сделался главой нестройного народного ополчения – Крестовых походов. Вся энергия церковной жизни Запада оказалась направленной не в духовную, а в мирскую сторону.
Качественно иным было духовное просвещение России. Она унаследовала христианство от Византии, ревностно хранившей догматы и предания Вселенской Церкви. Поэтому Восточная Церковь строго уклонялась от греха обмирщения. Патриархи в ней не претендовали на непогрешимость, основные вопросы церковной жизни здесь решались сообща, на Вселенских Соборах. Греческие Патриархи не соблазнялись ролью земных владык и соблюдали дистанцию между духовными и мирскими интересами, хранили «симфонические» отношения Церкви с государством, избегая и крайностей слияния, и крайностей противопоставления небесного и земного.
Противоположным оказалось и православное понимание личности, решительно не приемлющее индивидуализма. Эгоистическая личность обречена на бессилие и разлад, она дисгармонична, как расстроенный музыкальный инструмент. Славянофилы утверждали, что истина открывается только верующему человеку, находящемуся под благодатным покровом Церкви. Они считали, что корень мирского зла лежит не во внешних обстоятельствах, окружающих человека, а в самом человеке, в его расстроенной, повреждённой природе. И напрасно человек Запада хочет улучшить внутреннее самочувствие, совершенствуя внешние обстоятельства: «развитием внешних средств» нельзя ослабить «тяжесть внутренних недостатков».
У православного русского человека иной взгляд, он, по замечанию Киреевского И. В., «внутренним возвышением над внешними потребностями» избегает «тяжести внешних нужд». Если Запад направляет энергию мысли и действия на улучшение жизненных обстоятельств, окружающих человека, то православная Россия устремляется к внутреннему устроению, к нравственному совершенствованию человеческой души.
Славянофилы поставили точный диагноз болезни европейской цивилизации, связанной с угасанием веры, обожествлением человека, провозглашенного «мерою всех вещей», и с наступающим в XIX веке кризисом гуманизма эпохи Возрождения. Выход из этого кризиса возможен лишь на путях возвращения к гуманизму христианскому. Поэтому цельный тип мышления, унаследованный Россией с православного Востока, славянофилы считали бесспорным нашим преимуществом. Он укоренился в глубинных основах национальной жизни, определил особый склад русского характера и особый облик русской классической литературы, в центре которой оказались проблемы духовной жизни, нравственного совершенствования человека.
Самобытность русского исторического развития славянофилы видели и в том, что наша государственность складывалась более органично и естественно. Государства западноевропейские возникали в результате завоевания воинственными германскими племенами коренного населения и насильственной его ассимиляции. Естественно, что для поддержания порядка завоевателям требовалась жёсткая и предельно регламентированная жизнь.
В России не было жестокого столкновения враждующих племён, поэтому гражданские права и обязанности, общественные, личные и семейные отношения не нуждались у нас в непрерывном юридическом оформлении. «Святость предания» всегда предпочиталась на Руси законодательным формальностям, нормы обычного права были жизнеспособнее, чем на Западе.
По тем же причинам в России не укоренилось понятие о «священном и неприкосновенном праве собственности». Земля в наших селах и деревнях принадлежала сельской общине, которая выдавала крестьянским семьям надел в личное пользование. С увеличением или уменьшением численности семьи совершался периодический передел (перераспределение) земельных наделов на миру (крестьянской сходке). Он происходил не по юридическим законам, а по совести, по нормам обычного права. Поэтому в русском национальном характере начало мира, соборного единения преобладает над началом эгоистического обособления.
Петровская реформа, подчинившая Церковь государству, заменившая патриаршество Священным Синодом (министерством государственного вероисповедания), нарушила «симфонические» отношения между духовной и светской властью, ослабила благодатное влияние Церкви на все сферы русской жизни. А насильственно европеизированная высшая прослойка нашего общества порвала связь с народом, национальной культурой и даже с православной духовностью.
В европеизации России славянофилы видели угрозу самой сущности национального бытия. Поэтому они критически относились к петровским реформам, к правительственной бюрократии. Они были активными противниками крепостного права, ратовали за свободу слова, за решение всех экономических и политических вопросов на Земском соборе, состоящем из лучших, достойнейших людей от всех сословий русского общества.
Славянофилы хотели реформировать самодержавие в духе идеалов православной соборности. В послепетровской России самодержавие обюрократилось, государство противопоставило себя земле, народу. Осуществляя насильственную европеизацию, оно создавало послушную себе, но чуждую народу бюрократическую прослойку. И чем упорнее было народное сопротивление реформам, тем более разрасталась бюрократия, пытавшаяся силой проводить на местах царские указы.
Самодержавие должно обновиться, встать на путь содружества с землёй. В своих решениях оно обязано опираться на мнение народное, периодически созывая Земский собор. Государь призван выслушивать мнение всех сословий общества, но принимать окончательное решение единолично, в согласии с христианским духом добра и правды.
Если славянофилы любили Россию как мать, сыновней любовью, то западники любили её как дитя, нуждающееся не только в заботах и ласке, но и в духовном наставничестве, руководительстве. Для западников Россия была младенцем в сравнении с «передовой» Европой, которую ей предстояло догнать.
Среди западников было два крыла: радикальное, революционно-демократическое, и умеренное, либеральное. Революционеры-демократы считали, что Россия вырвется вперёд благодаря прививке к её младенческому организму выпестованных на Западе революционных социалистических учений.
В 1840-е годы в радикальной прослойке западников широко распространяются учения французских социалистов-утопистов – сначала Сен-Симона, потом Фурье и аббата Ламенне. В 1844 году у выпускника Царскосельского лицея М. В. Буташевича-Петрашевского (1821–1866) по пятницам начал собираться политический кружок молодых людей, увлечённых социалистическими идеями. «Пятницы» Петрашевского посещают и русские писатели: литературный критик В. Н. Майков и его брат, поэт А. Н. Майков, А. Н. Плещеев, Ф. М. Достоевский, М. Е. Салтыков-Щедрин.
Социалисты-утописты видели бедствие современной цивилизации в социальном неравенстве, а выход искали на путях нравственного перевоспитания господствующего сословия в духе христианских заповедей. Недостатком исторического христианства они считали пассивное отношение к общественному злу и хотели придать христианскому вероучению активный, действенный характер. Усвоение христианских истин заставит богатых поделиться с бедными частью своих богатств – и в мире наступит социальная гармония. При этом социалисты упускали главный догмат христианства – поражённость природы человека первородным повреждением. Они считали, напротив, что человек по своей природе добр, а зло заключается в искажённом общественным неравенством социальном устройстве.
