– Михал Степаныч, – взмолился я, – оклемался я, помогите!

– Ты чего, сдурел? – отшатнулся от меня особист. – Чего причитаешь?

– Отправьте меня на фронт, пожалуйста!

– А что доктор говорит? – лукаво так смотрит, словно издевается.

– Да разве наших докторов переслушаешь, – развел я руками. – Он много чего говорит, но мне на фронт надо. Ребята там воюют, а я тут…

– Завтра к обеду найди меня, постараюсь что-нибудь придумать. Я понимаю, тебе надоело раненых таскать да пахать тут, как раб на галере…

Эка он в точку попал! Хоть и пожилой мужик, а соображает почище любого молодого умника. Может, и впрямь поможет мне?

Сразу после обеда меня вызвал к себе начальник госпиталя и начал проверку. Тут же присутствовал и особист. Было видно, что осмотр для порядка проводят, они уже явно о чем-то договорились, но я выполнял все, что требовали. Закончив процедуры, меня отправили вон из кабинета. Ждал минут тридцать, прежде чем вышел особист со справкой в руке.

– Держи! Дуй оформляться, сегодня около семи вечера будет эшелон, едешь на нем!

– Понял! Разрешите приступать?

– Беги уже!

Оформление бумаг заняло совсем мало времени, уже к трем часам дня я был полностью свободен. Чтобы не давать повода военврачу припахать меня еще к каким делам, свалил на станцию. У меня были кое-какие деньги, купил поесть в дорогу, хлеба, пару банок тушёнки и лука.

Сказать, что я охренел от времени в пути, не сказать вообще ничего. Так долго в поезде я еще не ездил никогда. Оказывается, особист-то не уточнял, едем мы в объезд, а это… Мама дорогая, аж через мои родные места! Ну, почти. Короче говоря, к моему приезду немцы уже взяли Калинин. Охренеть не рассказать.

Сгрузили нас в Калязине. Нас – это целую дивизию. Весь путь сюда мы собирали людей. Вологда, Ярославль и далее по списку. Я сначала растерялся, но практически сразу узнал, что с моей воинской специальностью меня направят на формирование. Так и вышло. Хорошо хоть вновь ехать никуда было не нужно. Здесь, на окраине города Калязин, укомплектовывался новый артполк, точнее, наш дивизион, как объяснили, остальные батареи где-то рядом. Меня приняли хорошо, привык уже, на мои габариты даже старшие командиры смотрят с уважением. Да уж, не думал, что когда-нибудь буду привлекать столько внимания к своей скромной персоне. Как бы не зазнаться. Шучу.

К сожалению, в наводчики я опять не попал. Учиться-то я учился, но вот написано в красноармейской книжке – заряжающий, будь любезен, служи, куда ставят. Ладно хоть не ящичным, и то хлеб. А ведь если бы попросил в госпитале особиста, то в новую красноармейскую книжку меня бы записали наводчиком, можно было так сделать, да я чего-то не догадался.

Тренировок почти не было, да и орудий тоже. Налегали на теорию и постоянно маршировали, чеканя шаг. М… вашу блин в транспорт! Как же так-то? Ладно, я немного опытный. Хотя бы в учебке отучился и стрельбы провел, а многие вообще не представляли, что им делать. Как будем воевать? Таскали телеги, изображая орудия и передки, а как еще? Ой да, навоюем мы тут.

В середине ноября нас погрузили на машины и отправили куда-то на запад. Ехали почти сутки. Где мы теперь, я уже не понимал. Выгрузили в какой-то дыре, на удивление тут была железнодорожная станция, и оставили ждать орудия.

Пушки прибыли… Господи, они что, из-под бомбежки, что ли? Все какие-то помятые, щиты пробитые, прицелов нет, в общем – жопа. Оказалось, на этой станции артмастерские находятся. Теперь нас разместили тут, будем ждать, когда закончат ремонт орудий. Ну и дела. Как же наши предки войну-то выиграли, а? Вроде бойцы есть, не хай какие спецы, но полный комплект, так в чем же дело? Работяги в мастерских прояснили ситуацию. Огромное количество артиллерии потеряно на занятых немцами территориях. Вон, мои любимые МЛ-20 вообще почти не попадаются, нет их новых, хоть тресни, зато есть пушки образца восьмого года, с колесами выше щита, такое, млять, удовольствие на них служить, аж за честь принимаем. Еще есть М-30, это пушка сто двадцать два миллиметра, если дадут их, придется переучиваться. Вот и получается, что удается вытащить при отступлении, направляют на ремонт и только потом передают по назначению. Ну не хватает на все новые части новых стволов, что ж поделать!

А ведь я раньше и не подозревал, что такое война… Да, думал, ушел в сорок первом и либо в землю, либо вернулся в сорок пятом. Казалось, на фронте ты только и делаешь, что воюешь. Стреляешь, взрываешь, наступаешь, отступаешь. А на деле? Если бы нас тогда на станции не расхреначили, может, я и побывал бы на фронте, а так? А ведь числюсь, что я на войне. Мама вон письмо прислала, правда, написано оно еще в августе, но нашло меня оно тут, в Калязине. Прочитал, даже всплакнуть хотелось. Брат погиб у меня, старший, Семен. Хоть и не сложились у меня с ним отношения, да и брат-то он моему новому телу, да только все равно сердце кольнуло как ножом. Еще в августе Семен попал под бомбежку, почти как я. Только я-то цел, а вот он… Мама пишет, чтобы берег себя, служил честно и бил поганых фашистов в хвост и гриву. А я? Мотаюсь тут, как говно в проруби. То учебка, то окружение и драпание. Теперь вот госпиталь, и опять сидим. Тяжко это, а делать что? Тот один день, что я воевал, как-то не хотелось засчитывать себе в актив.

Через пару дней прислали наконец заместителя командира батареи, звали его лейтенант Васильев. Раньше его обязанности исполнял сержант, командир орудия. Теперь хоть учеба какая-то началась. Прямо в мастерских осваивали орудия, учились разворачивать и менять позицию, изготавливаться к стрельбе. Я-то все это уже проходил, мне чуть легче, а некоторым парням было тяжело. Радовало, что повреждения все же не фатальные, без заводского ремонта обойдемся, главное, пушка та, что я хорошо знал, а вообще батарея смешанная.

Голод. Черт возьми, кто бы мог подумать, что на войне будет что-то страшнее врага с его оружием. Всем постоянно хочется есть, а мне так и побольше других, наградил же Господь размерами. Нет, может, когда доберусь наконец до фронта, там забуду, что такое страх голода, но сейчас… А еще погода резко испортилась и начались морозы. Нам так и не выдали до сих пор ни ватников, ни валенок. Хотя и обещали. В шинелях холодно, ноги в сапогах мерзнут до боли. После занятий идем в палатку, ага, в них живем, как летом, млять, хорошо хоть печурки в каждой стоят, говорят, нам повезло. Но чтобы она хоть немного нагревала помещение, нужно топить просто без перерыва и сидеть возле нее. Чуть отойдешь к стене – замерзаешь. Спим прижавшись друг к другу и накрывшись всеми шинелями, так теплее.

– Некрасов, ты мне рассказывал, что обучался на наводчика? – вопрос замкомандира батареи застал меня врасплох. Возились с орудием, а тут, как чертик из табакерки, командир прискакал.

– Да, в учебке времени было много, освоил и панораму, – кивнул я, распрямляясь.

– Это хорошо, – покивал головой лейтенант Васильев. На вид, кстати, попутнее моего прошлого командира. Этот с опытом, тоже из госпиталя. Мужик крепкий, невысокий, лет двадцать семь ему, шинель, видевшая многое, такие же сапоги, стоптанные наружу, видно, что служил, а не выслуживался. – Наводчик первого заболел, заменишь его.

– Ясно, – кивнул я, – разрешите собрать вещи? – Я-то на втором орудии был заряжающим.

– Давай, – кивнул лейтенант.

Как это заболел наводчик? Кашляет, что ли? Так тут все дохают, как хор мальчиков-туберкулезников. А чем еще можно заболеть на войне? Привык уже как-то, не болеют тут люди. Как говорили в одном хорошем старом фильме, на войне не бывает бронхита. Удивились и другие ребята, невидаль какая-то.

Собрав нехитрые пожитки, чего там, сидор да старый карабин без патронов, который выдали уже здесь в рембате, и отправился к расположению второго орудия. Узнал, что буду опять на МЛ-20 служить. А то я таблицы помню только для них, а тут ведь еще и сто двадцать два миллиметра есть. Два таких у нас и два «больших» ствола. Смешанная батарея. Что лучше, вопрос интересный. М-30, например, весит в три раза меньше, это жирный плюс, а по мощности и дальности МЛ-20 выигрывает. Хрен его знает, только повоевав, можно делать заключение. А мы ведь, как правило, даже не видим результатов своей работы. Это на передке командир, разведчики-наблюдатели еще что-то видят, а мы? На позиции только и видишь, что орудие и расчет, более ничего. А вот то, что М-30 часто на передке оказываются – факт. Их иногда используют против танков, это когда совсем труба. Как правило, если до этого доходит, значит, амба батарее и всему полку или батальону, что перед ней стоит.