— Тем не менее, капитан, пока ты занимался другими делами, мне удалось кое-чему научить ребят, — скоромно сказал Воронов.
— Например?
— Например, одному детскому развлечению.
— Знаковой системе общения? — догадался Савелий. — Здорово! Получается?
— А ты проверь! — предложил Денис Кораблев.
— Хорошо. — Савелий взглянул на Воронова. — Только не подсказывай!
— Даже и в мыслях не было, — усмехнулся Андрей.
— Отлично! Договоримся так: я подаю знак, указываю на кого-нибудь из вас, и этот кто-то сразу же должен объяснить словами или показать. Готовы?
— Так точно! — ответили все хором.
Савелий отвернулся, чтобы отвлечь их, и незаметно сделал знак пальцами. После чего указал на Трегубенкова.
— «Не вмешивайся! Мы не знакомы!» — сразу «перевел» Владимир.
— Хорошо, — одобрил Савелий, моргнул раз, потом другой и ткнул пальцем в сторону Дениса.
— «Сделай что-нибудь!» — расшифровал Кораблев.
— В какой-то ситуации можно, конечно, и так понять, а если поточнее?
Кораблев пожал плечами и вопросительно взглянул на Воронова, но тот демонстративно отвернулся. Савелий посмотрел на Матросова.
— «Помоги!» — с усмешкой сказал он, но тут же поправился: — Если совсем уж точно, то «Поддержи меня!»
— Вот сейчас верно, — улыбнулся Савелий и подал еще один знак.
Все мгновенно бросились на пол.
— Молодцы, ребята! Когда вы увидите этот знак, времени для рассуждения не будет. «Падай, если хочешь остаться в живых!» Отлично поработали, господа!
— Служим Родине, господин капитан! — хором ответили парни.
— Да, палец в рот вам не клади… — начал Савелий, а они так же слаженно подхватили:
— … враз оттяпаем!
— Отличный девиз, между прочим, для нашего отряда, — заметил Роман.
— Длинноват больно, — поморщился Матросов.
— Можно просто: «Палец в рот — откусим!»
— А это совсем не в струю, — покачал головой Воронов.
— Кстати, как назовем отряд? — спросил Савелий.
— Мы уже придумали, — ответил Кораблев. — «Крутые ребята». Нравится? — без особого воодушевления спросил он.
— Вижу, тебе самому — не очень?
— Не очень, — согласился Денис. — Но за это большинство.
— В таком случае мне тоже нравится. — Савелию вспомнилась песня, которую он слышал, когда просматривал видеоматериалы по Чечне. «Грозный ты, но не крутой…» — Мне кажется, лучше девиза, чем у Дюма, не придумаешь.
— Один за всех… — начал Матросов.
— … и все за одного!
— Детские игры какие-то, — пробормотал Воронов.
— Ага, как детские развлечения, вроде знаковой системы общения, — это хорошо, а как Дюма — так по-детски, — заметил Матросов.
— Я не сказал, что это плохо, — возразил Воронов.
— Так и я не сказал, — тут же нашелся Александр.
В этот момент в кармане куртки Савелия прозвучала трель сотового телефона.
«Неужели Гадаев звонит?» — промелькнуло у Говоркова в голове, и Савелий сделал знак: «Внимание!». Все мгновенно притихли, и он достал трубку.
Звонил действительно Михаил. Савелий несколько минут говорил с ним короткими фразами, а ребята внимательно и с некоторой тревогой смотрели на него, понимая, что, возможно, сейчас их командир получает очень важную информацию. Пожелав Михаилу удачи, Савелий отключил телефон и посмотрел на Воронова.
— Ну? — нетерпеливо спросил тот.
— Судя по всему, Гадаев был не один, говорил иносказательно, обращаясь ко мне как к своей знакомой. — Савелий вдруг улыбнулся. — Кажется, кое-что ему удалось выяснить, но подробности он сообщит через два дня, поскольку хочет проверить.
— Ну, слава Богу, — облегченно вздохнул Воронов.
— Точно! — поддержал Матросов. — У тебя, командир, был такой вздрюченный вид, что мы подумали, не случилось ли чего.
— Вздрюченный? — с усмешкой переспросил Савелий. — Интересное определение.
— Если и неверно по форме, то по существу очень близко, — сказал Воронов.
— Ладно, приму к сведению. Итак, ребята, по машинам?
В немецкий микроавтобус, который прислал Олег, были погружены личные вещи и оружие. Вишневецкий пригласил Савелия и Воронова в свой черный «линкольн», остальные сели в микроавтобус. В начале кортежа ехали «жигули» с проблесковой мигалкой на крыше и надписью на кузове «ГЕРАТ». Там сидел заместитель Олега Паша-шкаф. На нем был камуфляжный костюм с фирменными знаками отличия сотрудников Ассоциации ветеранов-«афганцев». Следом двинулся «линкольн», потом — микроавтобус, и замыкал кавалькаду военный УАЗик с мигалкой на крыше. Добрались без приключений и практически без единой остановки: не успевали они сбавить скорость перед светофором, как тот, словно загипнотизированный, мгновенно переключался на зеленый свет.
Ребята ехали молча, и каждый вспоминал последние сцены прощания со своими близкими. Естественно, никто даже намеком не обмолвился, куда отправляется, отделываясь общими словами о «служебной командировке», хотя прекрасно сознавали, что кто-то из них, возможно, из «командировки» не вернется.
Почти всю дорогу молчали и в «линкольне».
Воронов тоже вспоминал последний вечер, проведенный с Ланой. Жена не задавала лишних вопросов: она и так отлично понимала, КУДА едет Андрей, но старалась не подавать виду, что догадывается, старательно пряча тревогу и слезы, оставляя их на потом, когда Андрей уедет и она останется одна. Но стоило мужу сказать как бы между прочим: «Мы завтра отбываем», и Лана не выдержала.
— Во сколько? — машинально спросила она.
— Надо выйти без пятнадцати семь утра.
— Утра? — переспросила Лана, и тут до нее наконец дошло. — Господи! Уезжаешь?! — воскликнула она. — Почему же ты… — Но взглянула в его усталые глаза и поняла, что он и сам узнал эту новость недавно. — Как же так? Я хотела наготовить всего… Сладкое что-нибудь… Проводить… — И Лана заплакала.
— Родная, ты у меня самая сладкая, — улыбнулся Воронов и крепко обнял жену.
— Подлизываешься? — прошептала она, шутливо отбиваясь от его нежных объятий. — Голодный, небось?
— Есть такое слово в моем словаре, — улыбнулся Андрей.
— Тогда пойду приготовлю?
— Позже, — прошептал он, подхватывая ее на руки.
— Ну все, разыгрался! — Лана еще крепче прижалась к нему. — Может, сначала поужинаешь?
— Позже, — снова прошептал Андрей.
Он отнес жену в спальню, поставил на пол и стал раздевать.
Лана стояла покорно, вроде бы совсем безучастно, но только для видимости: всякая попытка Андрея снять одно, другое, третье оканчивалась с ее помощью легкой победой, пока она не осталась лишь в трусиках и поясе, поддерживающем чулки. Неизвестно, кто больше получал удовольствия от этого домашнего стриптиза. Пока Лана мягкой кошачьей походкой подбиралась к магнитофону, чтобы включить музыку, Андрей, словно солдат-первогодок, заслышавший команду: «Отбой!», в несколько секунд сбросил с себя одежду и, когда Лана, включив музыку, повернулась, был полностью «готов к употреблению».
Несмотря на то, что это стало уже почти ритуалом, всякий раз Лана изображала на лице удивление. Потом делала несколько движений, которые могли возбудить и глубокого старца, садилась на самый краешек стула, легко поднимала сначала одну ногу, потом другую, раздвигала их в стороны, незаметно отстегивая чулки. «Чок!» — призывно щелкали резинки. В такой момент Андрей обычно порывался подойти к ней, но Лана всегда останавливала его.
— Не спеши, милый, — томно прошептала она и теперь.
Воронов сел в кресло, с трудом пытаясь сдержать растущее желание. Лана медленно и грациозно сняла сначала один, потом другой чулок, небрежно расстегнула пояс, отбросила его в сторону, встала со стула и покружилась по комнате. Ее трусики словно сами по себе оказались на полу.
В груди у Воронова защемило. Он вдруг испугался, что видит Лану последний раз, и от этой мысли на глаза у него навернулись слезы.
Заметив это, Лана опустилась перед ним на колени.
— Что с тобой?
— Я вдруг подумал, что могу потерять тебя. — Андрей улыбнулся сквозь слезы.