Потом Алистер сказал нам, что состояние Эммы начало ухудшаться. Она перестала обедать с нами. Однажды вечером перед обедом я видел, как Леандр дает указания санитарам, затаскивающим больничную кровать через переднюю дверь.

– Я думала, у нее фибромиалгия [2], – прошептала Холмс за моим плечом. – Фибромиалгия не требует постоянного наблюдения. Я думала… Я думала, что ей становится лучше.

Я чуть не подпрыгнул. Она взяла себе привычку, словно призрак, проплывать мимо той комнаты, в которой я на тот момент находился, а потом, когда я ее замечал, извинялась и убегала. Поэтому я ей ничего не сказал, не попытался ее успокоить, а просто смотрел, как морщится Леандр при виде санитаров, бьющих кроватью о дверной косяк.

Наверху мужской голос громко произнес: «Но оффшорные счета – нет, я отказываюсь». Это был Алистер? Хлопнула дверь.

Меня это не касалось. Когда я обернулся, Холмс уже ушла.

Позднее я нашел Леандра в гостиной. «Гостиная» было слишком мягким обозначением того, чем в действительности являлась комната. Черная софа, низкий, дорого выглядящий стол, стоящие на коврике из воловьей кожи. Я бродил по коридорам в поисках моего отсутствующего лучшего друга, а вместо этого наткнулся на ее дядю и мать.

Я был удивлен. Больничная кровать уже прошла через переднюю дверь, и я ожидал, что Эмма Холмс будет пребывать в ней. Но нет, она лежала на софе, прижав ладони ко лбу, а Леандр с грозным видом стоял над ней.

– Это последняя услуга, которую я вам окажу, – говорил он с тихим бешенством. – До конца наших жизней. Последняя. Я хочу, чтобы вы это поняли. Ни платы за школьное обучение. Ни срочной финансовой помощи. Можете просить меня о чем угодно, но это…

Эмма опустила руки:

– Я знаю, что значит «последняя», Леандр, – сказала она. И в этот момент ее голос звучал, как голос Шарлотты.

– Ну? – спросил он. – Когда я вам понадоблюсь?

– Ты узнаешь, – сказала Эмма. – Уже скоро.

Тут она встала, покачиваясь. Как будто все ее мягкие части усохли, осталась только пустая пыльная оболочка.

Леандр тоже заметил это и протянул руку, чтобы поддержать ее, но Эмма предупредила его жестом. Медленными, трудными шагами она покинула комнату.

– Привет, Джейми, – сказал Леандр, все еще стоя спиной ко мне.

– Как же вы узнали, что это я? – шутливым тоном сказал я. – Вам всем нужны новые трюки. Этот я сейчас почти ожидал.

– Садись, – пригласил он, направляя меня к софе. – Где Шарлотта?

Я пожал плечами.

– Я думал, что так оно и может случиться, – сказал Леандр.

– С миссис Холмс все в порядке? – спросил я, чтобы сменить тему.

– Нет, – ответил он. – Хотя это и так очевидно. Скажи мне – я связывался с твоим отцом, но хочу это услышать от тебя, – как дела в твоей семье? Как твоя дорогая маленькая сестренка? Она все еще любит «Твоих маленьких пони», или как там они называются? Иногда Джеймс очень по ней скучает.

– С Шелби все хорошо, – сказал я. – Она покончила с маленькими пони и теперь рисует портреты собак. Начинает приглядываться к средним школам в районе нашей квартиры.

Леандр улыбнулся:

– Джеймс шумел насчет того, чтобы отослать ее в Шеррингфорд. Было бы прекрасно, если бы вы учились в одном месте. Воскресные обеды. Мини-гольф по выходным. Или роллер-дерби. Это ведь семейный спорт, нет?

– Ну да. – Хотя я был почти уверен, что это называлось просто катанием на роликовых коньках и что я бы скорее умер, чем занялся подобным. – Только я слышал, как вы сказали: «Никакой платы за школьное обучение». Мы не можем себе позволить отправить Шелби в Шеррингфорд. Не своими силами. И уже не секрет, что вы оплачиваете расходы на меня.

Его улыбка погасла:

– Это не относится к твоей семье. И никогда не станет относиться. Я буду поддерживать твоего отца всегда, Джейми. Потому что знаю, что он никогда не попросит меня о… Не важно, о чем. Послушай, никогда не думай, что ты будешь жертвой в этой войне. Ты ею не будешь. Я об этом позабочусь.

Невидимая война с невидимой кровью. Или с видимой, только не нашей – пока. Ли Добсон уже стал ее жертвой, и я был на волосок от того, чтобы тоже ею стать.

– Как она хотя бы началась? – Я задал вопрос, который мучил меня неделями. – К примеру, зачем Холмсы вообще наняли Августа Мориарти? Я знаю, что это был рекламный трюк или что-то в этом роде, но если вы все так ненавидите друг друга, для чего родителям Холмс было идти на этот риск?

– Знаешь, это долгая история.

Я рассмеялся:

– Я хотел сказать, что даже не знаю, как мне вставить ее в мое плотное расписание избегаемого гостя.

И это было правдой. Что еще я собирался делать в этот день? С тем же успехом я мог бы заполнить несколько пробелов, с которыми Холмс не собиралась мне помогать.

– Ладно, – сказал Леандр. – Но, если ты собираешься заставить меня рассказать об этом, сначала мы выпьем чаю.

Через десять минут и после чайника «Эрл Грея» мы устроились на софе. Где-то вдалеке раздавался шум прибоя.

– Ты знаком с историей столкновений Шерлока Холмса с профессором Мориарти, не так ли? Шерлок обезвредил немало злодеев, но Мориарти превосходил их всех. Настоящий ублюдок. Каждый второй преступник в Англии платил ему за крышу. Он организовывал их действия, связал их в сеть. И Холмс смог вычислить паука в этой паутине. – С отсутствующим видом Леандр потер виски. – Останови меня, если уже слышал это раньше.

– Я слышал это раньше, – сказал я и подул на чай.

Полмира слышало об этом раньше. Шерлок Холмс готовится к схватке с профессором, Холмс и доктор Ватсон мчат в Швейцарию, чтобы ускользнуть от него, мой прапрапрадедушка на скале всматривается в водопад, не зная, погиб ли его друг и напарник в его глубинах. И Холмс, и Мориарти в тот день исчезли. Мориарти навсегда, а человек, который вернулся на Бейкер-стрит, сделал это только через годы, уничтожив последних агентов короля преступного мира.

В рассказе было как-то так.

– В детстве я не понимал, почему так важен Мориарти, – продолжал Леандр. – В историях доброго доктора он не упоминался вовсе вплоть до «Последнего дела Холмса», где он, казалось, был придуман специально, чтобы объяснить все фантастически странные преступления, расследованные Шерлоком. А потом он снова исчез. И ты знаешь, развиваясь, наши отношения с этой семьей стали вполне цивилизованными. Ну, на самом деле – в некоторой степени пронизанными осознанием своей вины. У них была не лучшая репутация – проклятье печально известной фамилии делает такое с людьми – «грехи отцов» и так далее. Но они не были Наполеонами преступного мира. Именно это я и сказал моему отцу.

– И как дело пошло дальше?

Леандр провел рукой по гладко зачесанным назад волосам.

– Так себе, – признался он. – Он ответил мне, что у них в крови есть наклонность к преступлениям. Мы могли быть в мире с ними до начала этой истории с Августом, но мы так или иначе провели бо́льшую часть двадцатого столетия, враждуя.

– А мы провели? – уточнил я, потом поправился: – Вы провели?

Как я понимал, Ватсоны провели двадцатое столетие, преимущественно проматывая в карты впечатляющее наследство.

– Извини, если я ошибусь с датой, – сказал Леандр, прихлебывая чай, – но в девятьсот восемнадцатом Фиона Мориарти, переодетая мужчиной, заняла должность охранника в Синг-Синге. Костюм, как я понимаю, включал в себя мешочки с мукой, привязанные вокруг ее талии ради объема. По-видимому, маскировка была прекрасной. После двух месяцев избиений наиболее закоренелых преступников и, как полагают, сбора информации она уволилась. Через две недели она дала себя арестовать за ограбление банка среди бела дня, снова переодетая мужчиной, но уже другим. Ее посадили. Ночью она вывела из Синг-Синга двадцать заключенных через туннель, который копала предыдущие десять дней. Туннель прошел под Гудзоном.

Я позволил себе присвистнуть:

– И она смылась?

Он улыбнулся: