– Ээ, – только и смог ответить я. Но Зово, кажется, и не ждал ответа – он тут же поднялся с насиженного места и, рассеянно почесывая шею, направился к костру. И завтра, и послезавтра, и до самого конца пути он держался поодаль и больше не заговаривал со мной.

Через неделю пути впереди показались вершины Мувера. Снег на их боках сверкал, будто отполированные металлические зеркала – золотые по утрам, медные – вечерами и серебряные – при луне. Мне и подумать страшно было, что нам предстоит перебраться через эту стену льда и камня, подняться выше клубящихся облаков – и спуститься вниз, но Маленькая Медведица только ухмылялась, искоса поглядывая на могучие горы, и караван неотступно продвигался вперед.

Взрослые, направлявшиеся вместе с нами в Бьяру, хорошо ко мне относились: угощали сушеным мясом, чура и другими лакомствами, трепали за гриву и охотно рассказывали о диковинных местах, в которых им довелось побывать, и приключениях, которые довелось пережить. Так я узнал, что толстый увалень Наммукмук был когда-то учеником лекаря – пока не подсунул надменному, но подслеповатому оми вместо пилюль горсть впавших в спячку жуков. Больной тут же положил парочку под язык; Наммукмук до сих пор хохотал во все горло, вспоминая, как тот выпучил глаза и завизжал, когда насекомые проснулись от тепла и влаги и полезли прочь из его пасти! А Сота и Тамцен, супружеская чета из Мувера, вообще не были торговцами: они шли в столицу, чтобы совершить десять тысяч простираний на берегах озера Бьяцо и еще, хотя бы издалека, увидеть Перстень, Мизинец и Коготь – три главные святыни Олмо Лунгринг. К тому же я узнал, что Зово был не единственным колдуном среди нас. Три сестры Сэр, Макара, Прийю и Кхьюнг, тоже кое-что в этом смыслили! Как-то раз, во время привала, у торговцев никак не получалось развести костер – то ли оборванные с кустов ветки были сыроваты, то ли ветер слишком силен. Сколько бы травы они ни пихали в кладку, огонь только чадил да чихал искрами, но никак не хотел разгораться. Когда все намучились вдоволь, Макара Сэр просто щелкнула пальцами – и жаркое пламя сразу выросло вверх на пять локтей.

Три сестры были очень похожи с виду. Гривы у них были светлого, желтого цвета, а глаза – темные и блестящие. Они носили золотые кольца в ноздрях и ушах, по десятку звенящих браслетов на запястьях, длинные, до колен, рубашки и штаны из ярко окрашенного хлопка – совсем как жители страны за южными горами. Кхьюнг сказала, что раньше они каждое лето возвращались туда, чтобы осенью привезти в наши края сочные плоды, цветы и редкие травы, необходимые для изготовления лекарств. Там же они обучились искусству управления внутренним жаром, туммо, у лесного мудреца, который спал на горячем пепле в обнимку с головешками и избегал воды. Потому сестрам Сэр не нужны были толстые чуба, шапки или сапоги; их лапы всегда были такими горячими, что сжатое в кулаке воробьиное яйцо варилось вкрутую. А еще они никогда не ели пресную пищу или сырые овощи – говорили, что пряности помогают накапливать жар, а водянистые волокна рассеивают его. По вечерам, когда все торговцы усаживались ужинать вокруг костра, они доставали из заплечных сумок глиняные чашки и мешочки с красным и черным перцем, морской солью и шафраном и сыпали в цампу жгучие порошки, пока та не становилась цветом похожа на венчик кхур-мона29. Один раз средняя сестра, Прийю, как бы невзначай оставила рядом со мной плошку этого пахучего месива… Признаюсь, я не удержался и проглотил из любопытства целую ложку. Эта гадость чуть не разъела мне желудок и горло изнутри, а уж сопли и вовсе потекли из носа рекой! Все смеялись, глядя, как я скребу язык когтями, пока младшая сестра, Макара, не дала мне пососать кусочек жирного масла: оно быстро успокоило жжение.

– Вы оба дураки, – сказала она укоризненно, переводя взгляд с сестры на меня. – Брать чужое нехорошо, Нуму. А ты бы лучше не переводила пряности зря – кто знает, когда мы снова сможем их достать.

Остальные торговцы понимающе вздохнули: в этом году ни у кого не получилось пробраться через Путь Стрелы – единственный проход в горах, который вел из Олмо Лунгринг в южную страну. Он лежал высоко, куда выше, чем След Змея, и пройти по нему можно было только летом и в самом начале осени, пока небо не покрылось сплошными язвами снежных бурь. Но в этом году непогода пришла раньше обычного: градины размером с баранье копыто стегали по спинам путешественников и их верных яков; изморось ледяным мехом оседала на мордах, склеивая ресницы; говорили даже, что капли слюны и мочи замерзали от холода, не долетев до земли. Многие путешественники повернули назад, а те, кто продолжил путь, если и дошли до другой стороны гор, обратно уже не вернулись. Поэтому в этом году у торговцев не было новых диковин из южных земель; пришлось им переворошить старые запасы, чтобы не ударить в столице в грязь лицом.

– Ну, а может, так даже лучше, – заявила Чунгчунг Домо, помахивая деревянной ложкой размером с мою пригоршню. – Сейчас, я слыхала, за горами настали голодные времена. Несколько лет подряд засухи и неурожаи. А раз так, что же они будут продавать? Да будь перевал открыт, они бы сами к нам понабежали! Зачем нам чужая нищета? Нам и своей хватает. Чегой-то я должна кормить чужие рты, если самой есть нечего?

С этими словами она засунула в пасть добрую пригоршню цампы.

– Верно! Верно говоришь, – поддержал ее паломник – Тамцен и гневно потряс пальцем перед потрескивающим костром. – Южная страна – земля безбожников, не принявших Закона. Вот демоны и разгулялись там, насылая мор и напасти! Жуткие вещи творятся. Я слыхал, что в одной деревне овца окотилась клубком змей, а в другой – корова родила теленка о двух головах и трех задницах!

Пересказывая эти небылицы, Тамцен так горячился, что даже пустил петуха, – и торговцы, веселый народ, усмехнулись в бороды; но тут в дело вступила жена старика, Сота. Оглядев всех исподлобья, она злобно зашептала:

– Смейтесь-смейтесь! Смейтесь над правдой. А вот еще расскажу вам шутку: в прошлом году в княжестве Мрига в один день все реки покраснели, как кровь, и мертвые рыбы усеяли берег так густо, что волки и стервятники неделю ели падаль – и не могли съесть. А в княжестве Хастин уродился ячмень; как стали его молотить, оказалось, что в колосьях вместо зерен – крылатые черви, жуки да оводы! Только раз ударили цепами – и тут же поднялись гады над снопами огромной тучею, искусали дураков, да и сгинули. Ну как, все еще смешно вам? Помяните мое слово, еще раскаются они, нечистые, еще бросятся к горам, начнут стучать по камням кулаками – откройте, мол! Простите нас, безбожников! Да уж поздно будет! Провалится их царство под землю со всеми городами и деревнями; дре утащат его!

– А если все выйдет наоборот? – поддразнила старуху Прийя Сэр, острая на язык. – И это нам придется бежать отсюда? Кинешься тогда к горам, будешь просить прощения?

– С чего нам-то бежать? – срывающимся голосом воскликнул Тамцен, протягивая к свету костра четки из темно-зеленого нефрита; его супруга согласно закивала. – Пусть в южной стране хоть трава не растет – а за нами приглядывает Железный господин!

– Не больно-то хорошо он приглядывает, – огрызнулась Прийю. Старшая из сестер, Кхьюнг, тут же положила ей лапу на локоть, заставляя замолчать. И вовремя! После такого святотатства не то, что паломники, – даже торговцы недовольно заворчали; но я заметил, как среди перекосившихся от гнева морд мелькнула одна улыбка – это Зово смотрел на женщин. Дольше всего его взгляд задержался на дешевой подвеске, висевшей на шее Кхьюнг, – половинке раковины-гребешка с незнакомым мне символом, вроде круга с тремя загогулинами внутри.

Когда ужин был закончен и все разошлись спать, я пробрался к трем сестрам. Они, как всегда, расположились далеко от костра; от их тел подымалось тепло, заставлявшее воздух дрожать. Я лег рядом с Кхьюнг и коснулся ее светлой, как солнце, гривы.