Время шло, соседи привыкли и присмотрелись друг к другу. К тому времени новые жители обсидиановского берега поняли, что не в состоянии выделить из своего числа тех, кто будет заботится о пропитании, скотине и сборе лесных даров, обслуживании замка и многочисленных застав – ведь каждый боец на счету – и кинули клич-зов к вольным поселенцам, обещая взамен земли и свою защиту. В Приграничье потянулись первые храбрецы – или просто отчаявшиеся.

Такие, как семья самой Берты…

Староста Акке ухитрился втиснуться на облюбованное место в самой середине торгового ряда, хоть соседи и ворчали что-то насчет проныр краинских. Занял три прилавка, да еще сани груженые впереди поставил. Выяснилось, что самый ярмарочный день будет завтра; сегодня рыночную площадь посетят Хозяева, базар откроют, а вечером справят Зимоворот, Зимний праздник, как его здесь попросту называют.

После обустройства Акке отпустил молодежь погулять, себя показать. Неопытные подружки поначалу жались к своим, вертели головами, охали и ахали, спрашивали-дивились. Уже бывавшие на ярмарке парни вышагивали гоголем, посмеиваясь и цыкая на них за невежество. Народ сновал туда-сюда, приглядываясь, прицениваясь, переговариваясь и перешучиваясь. Берта со временем начала отставать и теряться – поначалу не нарочно, а потом специально. Надоело тащиться хвостом за важничающим Моди. Лучше самой все разглядеть, пощупать, где непонятно – у людей спросить.

Так и ходила, пока в глазах не зарябило и в голове не загудело: непривычна она к такой толчее и народищу. Отошла в сторонку, привалилась к коновязи. Если и бродит здесь так же Эрин, разве его среди эдакой толпы разыщешь? Только глаза сломаешь. Не будешь же стучать в каждый дом в Высоком – вон какое село большое да просторное – выспрашивая про сероглазого охотника!

Лошади за ее спиной переступали, встряхивали головами, позвякивали уздечками. Вот одна любопытная дотянулась, фыркнула, обдавая теплым дыханием. Берта не глядя, отмахнулась, но настырная животина всё не унималась – даже платок зубами прихватила, чуть с головы не сдернув.

– Эй, угомонись! – Берта обернулась шлепнуть по наглой морде и изумилась: – Седой?!

Оттеснивший пару других, чтобы добраться до Берты, конь затанцевал на месте: приветствовал. Расчувствовавшаяся девушка полезла под коновязь. Узнал, узнал, красавец-разумник! Седой, правда, обнять-поцеловать себя не позволил, но благосклонно принял сухарь, который она в кармане для перекуса носила. Поглаживая и охлопывая его, девушка бормотала:

– Хозяин-то твой где, а, Седой? Здесь же, правда? Вы же вместе вернулись? Ну хоть головой мотни в его сторону!

– Эй, ты чего это тут делаешь?!

Перед коновязью, уперши руки в боки, стоял долговязый простоволосый парень ее возраста. Смотрел недобро.

– Не видишь – лошадей ворую! – легкомысленно отозвалась Берта, жадно оглядываясь: где же там Эрин?

– А ну, отойди по-хорошему!

Перестав крутить головой, Берта насмешливо глянула на него.

– А то что? Ты, что ли, этому коню хозяин?

Парень взъерошился, став похожим на гусенка на исходе лета: шея длинная, шипит, наступает, крыльями машет… Шуму много, страху чуть.

– Не хозяин, но за лошадьми присматриваю!

– Вижу, как присматриваешь! – Берта кивнула на соседнюю вороную кобылу, нервно поводившую ушами на их громкие голоса. – Вон она у тебя не…

– Нечего тут командовать! Говорю: отойди, не трогай! Это же не твоя пахотная кляча, деревенщина! Копытом ударит, зубом зацепит – и нет тебя!

– Вот дурачина, – пробормотала Берта Седому. – Дурачина как есть! Чего это ты меня бить и кусать будешь? – и в доказательство чмокнула-таки коня в нос.

Парень едва не разрыдался – с досады или испуга. Кто же ему лошадей доверил, коли он так их боится? Еще и чуть не в драку полез – то есть схватил ее за ворот, пытаясь от Седого оттащить. Берта отпихивалась и отпинывалась. Лошади начали волноваться, шарахаться, храпеть, копытами бить. Берта уже было наладилась двинуть парня в челюсть – отучить лезть к незнакомым девицам, как услышала за спиной властное:

– Наррон! Что тут у тебя?

Парень тут же отпустил Бертин воротник, отступил, вытирая юшку – даже не заметила, когда от ее локтя прилетело! Ткнул в противницу пальцем.

– Вот, Гэтин! Не могу отогнать, прилипла к лошадям, как пиявка!

Подошедший мужчина живо прошел вдоль коновязи, кого охлопывая, кого оглаживая, кому повод подтягивая. Лошади успокоились быстро, потянулись к нему – конюх или хозяин. Не то что этот… недоумок! Не стал, в свою очередь, ее ни за рукав, ни за шиворот вытаскивать, поманил просто:

– Подойди, девушка.

Берта последний раз погладила Седого и вынырнула из-под коновязи.

– Что ты здесь делаешь? – голос строгий, взгляд строгий. Кажется, и впрямь хозяин.

– Да вон, знакомца, Седого, встретила, поздороваться хотела, сухариком угостить, можно же? А этот сразу драться!

Наррон шумно возмутился, незнакомец махнул на него, приказывая умолкнуть. Желтые глаза сузились.

– Тебе знаком этот конь?

Берта хмыкнула:

– Встречались.

– И хозяин известен?

– Немножко, – уже осторожнее сказала Берта – мало ли. – Эрином назвался.

Пауза. Вроде ничего такого в этом лошаднике нет, мужчина как мужчина, среднего роста, внешности обычной, но смотрит так, что понимаешь – не прост. Здешний староста? Родня Эрина?

– Значит, вы встречались… – повторил Гэтин, словно про себя.

– Раз или пару видела, – быстро сказала Берта. Может, не стоило и вовсе Эрина упоминать: мол, коня помню, всадника нет. Кто знает, какие тут у них строгости, может, не разрешено кому попало помогать на ночной дороге… Или вообще с девушкой разговаривать.

– Ну так, – сказал мужчина, что-то про себя решив. – В другой раз к лошадям не лезь. Пограничные кони чужих к себе не подпускают. Покалечить могут.

– А я ей говорил! – воспрял духом «недоумок». – Да и вообще, нужно разобраться, кто и откуда она такая нахальная!

Берта хмыкнула:

– Ну так иди ноги лошадям пересчитай: а вдруг я одну умыкнула! – и пошла прочь, не слушая, что там «конюх» кричит ей вслед срывающимся от обиды голосом.

***

– Идут… идут…

Эти слова перелетали от ряда к ряду, а вслед за ними распространялась тишина: как будто раз – и не стало на площади только что гомонившего народа. Все поспешно расступались, убирались за прилавки. Лишь невнятное бормотанье, иногда оплошный, тут же заглушенный кашель, да скрип снега под переминавшимися ногами. Когда прилавок затрещал под тяжестью навалившихся на него любопытствующих краинцев, староста Акке оглянулся, цыкнув гневно.

– Ой, боюсь-боюсь! – шептала Гутрун, цепляясь за тулуп Моди и выглядывая в проход одним глазком. Моди приосанился, поглядывая на девушек снисходительно. Берте было тоже боязно, но прятаться она не стала: вот еще! Наоборот, сдвинулась ближе, вытягивая шею. Заметила, что торговцы вокруг поспешно перекладывают свой товар, выступивший вперед староста тоже поправлял то да се. Дядька Вагни, подружкин отец, пояснил тихонько:

– К кому Волчьи лорды первыми подойдут, у того продажа сладится. Верная примета!

Ох ты! Берта вспомнила о сберегаемом от лишних глаз товаре. Знала бы, наперед выложила, пусть бы даже староста потом отчехвостил. А ну как придется вернуться домой ни с чем? Берта дернулась было назад, к вещам, да Моди прошипел:

– Чего мечешься? Замри! Вон они уже!

Берта и без того застыла. И впрямь – вон. То есть вот.

Впереди Пограничников шли двое – мужчина и женщина. Владетели, надо полагать. Берта уставилась на них во все глаза: хоть бы чуть совпало с тем, как представлялось! Волчьи лорды выглядели… людьми. Просто людьми. Безо всяких намеков на вторую их хищную сущность. Коренастый сивоволосый мужчина в наброшенном поверх одежды волчьем плаще – вот же, не жалеют своих родичей! По левую руку, ближе к ряду краинцев, шла женщина, высокая, с распущенными длинными светлыми волосами. Под коротким распахнутым полушубком тканная белая туника; кожаные штаны бесстыдно обтягивают длинные ноги; короткие сапожки мехом наружу. Яркие голубые глаза оглядывают ряды безо всякой приветливости, зорко, словно Волчья леди решает, стоит ли подпускать всех этих людей так близко к ее логову, а сам товар ее не интересует вовсе.