Сделав пару шагов в темноту коридора, Виерин остановился. Ощутимо повеяло холодом, и он понял, что в гнезде не только отдохнул, но и согрелся. Однако оставаться здесь до бесконечности было нельзя. Но и идти в темноту и тишину без какого бы то ни было плана, тоже не стоило. Слишком велика вероятность того, что выхода он не найдет, а снова, как вчера, заблудится и смертельно устанет. Да уж… смертельно. Вспомнилось, как еще недавно он полз сквозь темноту и неизвестность. Отчаявшийся, почти сдавшийся, приготовившийся умирать… Нет уж! Повторения этого кошмара он не выдержит! И так уже он сомневался в здравости собственного рассудка.

Но что он может сделать? Вариантов-то только два: идти вперед или оставаться на месте. Попытаться выбраться отсюда самостоятельно или ждать, пока вернется его спаситель. А что, если его найдет не доброжелатель, а человек Догуна? После всего пережитого вновь попасть в руки графа было бы слишком жестоко. Тот ведь теперь, когда все раскрылось, не будет больше с ним церемониться. Заставит его произнести брачную клятву, пару месяцев поиздевается и убьет. Нет-нет-нет! Нельзя попадаться врагам!

Так что же, все-таки, выбрать?

Виерин отступил назад, вновь погладил гнездо, и его тепло, его мягкость подействовали успокаивающе. А собственно, кто мешает ему запомнить дорогу назад, к гнезду? Сходить на разведку, а если не получится найти выход, вернуться. Ведь теперь, когда он не убегает, когда паника и слепой ужас не застят глаза, считать повороты будет совсем не сложно. К этому он привык еще когда ребенком бродил по своей части подземного лабиринта.

Приободрившись, Виерин вновь шагнул в темноту.

Неизвестно, сколько прошло времени, пока он блуждал по катакомбам, ведя рукой вдоль стены и запоминая повороты, но в какой-то момент Виерин почувствовал сильный голод. Он устал, хотелось пить, но голод тревожил сильнее всего. Он остановился и тяжело вздохнул. Путь отсюда до гнезда был неблизок. И если он собирался вернуться, то поворачивать назад нужно было сейчас. Иначе у него может банально не остаться сил на обратную дорогу. Так-то оно так, но… возвращаться было обидно. Он столько прошел! В стольких коридорах побывал! Но ни в одном из них не обнаружилось выхода. Однако надежда нашептывала ему не сдаваться, попробовать пройти еще хоть чуть-чуть вперед. Ведь должен же где-то здесь быть выход! И не один…

Но тут Виерин вспомнил, как учителя рассказывали ему о протяженности каменоломен. Что здесь, под землей, можно бродить неделями, месяцами, а путь наверх так и не встретить. Слишком много тут было ответвлений. И далеко не все из встреченных Виерин изучил. Разумнее всего будет вернуться. Хоть немножко поспать в тепле, отдохнуть, а потом приступить к поискам заново.

Так он и сделал. Без особых проблем вернулся к гнезду, забрался в его теплые и мягкие недра, и уснул.

Удивительно, но, проснувшись, он вновь не почувствовал ни голода, ни жажды. Он был полон сил и готов к дальнейшему исследованию лабиринта.

Время здесь, под землей, совершенно не ощущалось. Виерин не мог бы сказать, как давно он сбежал из замка. Возможно, прошли сутки или двое, а возможно, что уже и больше недели. Время сна Виерин по привычке называл ночью, а то время, когда он бодрствовал — днем. Таких дней и ночей прошло восемь.

Каждую ночь он спал в гнезде и всякий раз, проснувшись, чувствовал себя не только отдохнувшим, но и сытым. Он периодически возвращался мыслями к этому феномену, но никакого объяснения придумать так и не смог. Ясно было только одно: чтобы утолить жажду или голод недостаточно было просто провести время в гнезде. Обязательно нужно было заснуть там. Возможно, во сне кто-то приходил и незаметно кормил его. Да нет же! На самом деле Виерин давно уже в это не верил. Никто сюда не приходил, а помогало ему… ну, это покажется глупым, но он был абсолютно уверен, что само гнездо.

Оно не было набором шкур и одеял, как он решил в начале. А вот чем оно было — вопрос…

Когда на восьмой день Виерин выбрался из гнезда, ему показалось, что темнота вокруг стала не такой плотной. Да, точно, он теперь различал стены, видел отдельные каменные блоки и даже само гнездо. Оно оказалось почти черным, шарообразным, похожим на гнезда ос или мелких птичек, названия которых Виерин не помнил. Он поднял руку и благоговейно рассмотрел собственную ладонь. Из-за того, что он ходил по тоннелям на ощупь, постоянно держась рукой за стены, пальцы были в мозолях и мелких царапинах. Одежда кое-где порвалась и сильно испачкалась. Хотя Виерин и снимал ее на ночь, восемь дней под землей превратили ее в отвратительные лохмотья. Странно еще, что она не пахла, но это Виерин отнес в разряд тех же чудес, что и избавление от голода и жажды.

Оказалось, что гнездо стояло не поперек сквозного коридора, как Виерин все это время думал, а в тупике. Потолок здесь был ниже, чем в привычных с детства тоннелях около замка, а вот пол и стены — такими же.

А все-таки, какое же это счастье — снова видеть!

Виерин испустил радостный вопль, который тут же подхватило многократное эхо. Прислушался и заулюлюкал снова, радуясь, как ребенок, перекрикиваясь с далекими отголосками собственных криков.

Затем он замолчал и заозирался по сторонам в поисках источника света. Может, все-таки, кто-то приходил сюда, пока он спал, и на этот раз забыл где-то неподалеку светильник?

Но коридор был освещен равномерно. Причем на самом деле это был скорее не свет, а полумрак. Виерин попробовал отойти от гнезда на пару метров, но и там освещение не стало ярче. Тогда он вновь закричал:

— Эгегегеееей! Есть тут кто-нибудь?

— Сколько шума, — неожиданно услышал он недовольный голос у себя за спиной. Виерин вздрогнул и повернулся. Но в той части коридора никого не было. Только гнездо темнело возле стены.

— Кто здесь? — спросил он, на этот раз почти шепотом.

— Кто-кто, а сам-то ты как думаешь?

— Эммм… не знаю.

Незнакомец хихикнул.

— А ты подумай. Оглядись по сторонам, поищи меня. Ты ведь, кажется, теперь можешь видеть?

— Да, могу. А… — Виерин не знал, что еще сказать. Он растерянно смотрел на гнездо, со стороны которого раздавался голос. Но там, внутри, никого не было, Виерин это точно знал! Не может же с ним разговаривать… нет-нет, это слишком невероятно!

— Почему это? — голос прозвучал как будто обиженно. И, кстати, он был довольно странный. Бесполый. Виерин, поначалу решивший, что разговаривает с мужчиной, теперь не мог бы утверждать этого наверняка. И кстати…

— Ты что, мысли мои читаешь?!

— Было бы там что интересное! Хотя… — голос снова хихикнул, и Виерин вдруг понял, что тот раздается лишь у него в голове: подхватывающее каждое его слово эхо на репликах собеседника — неужели гнезда?! — молчало, — я из твоих воспоминаний многого не понял. У вас что, принято убивать своих сородичей? Тебя хотят съесть?

— Почему съесть? — удивился Виерин. — Нет, меня хотят убить, чтобы завладеть моими землями. Я — последний из рода баронов Браноар.

— И что, твой… замок примет чужака? Не съест его?

— Да что ты все заладил: съест да съест?! Голодный, что ли? А, кстати, ты кто? А то нехорошо как-то: ты обо мне, похоже, все уже знаешь, а я о тебе — ничего.

— Меня зовут Аргурррывгарр. Можешь погладить меня, у тебя это хорошо получается.

— Эмм… как? Прости, я не очень расслышал.

— Ар-гур-рывгарр, — гнездо любезно повторило свое имя медленно, по слогам.

— Очень приятно, Ар-гур-рывгарр. Барон Виерин Браноар к вашим услугам.

— Ну, раз к услугам, то погладь меня. Сколько уже можно просить?

Виерин подошел к гнезду и положил руку на его мохнатую поверхность. Он часто гладил его раньше, это было приятно, но сейчас вдруг им овладела странная робость. Все же, одно дело — трогать меховое одеяло, ну или даже пушистую зверушку, и совсем другое — ласкать разумное существо.

Гнездо одобрительно заурчало, как большая кошка, и Виерин принялся гладить его сильнее, сразу двумя руками.