— Что было потом?.. — уставившись, как зачарованный, на бездвижный в ночи силуэт, спросил Альбус.
— Я помню, как пришла в себя. Ал, мне стало так страшно тогда. Помню, как забилась всем телом. Я пыталась плыть к поверхности, но руки и ноги будто окаменели. Тело застыло, только сердце бешено колотилось. Оно словно хотело вырваться наружу, чтобы спасти хотя бы себя. У тебя когда-нибудь сердце билось так, что кажется, будто грудная клетка вот-вот треснет? А когда я вдыхала… раз за разом то была не вода и не воздух, и следующая попытка не приносила ничего нового. Я будто бы опускалась в бездну, и вокруг — только пустота. А я опускалась все глубже, все сильнее отдаляясь от тающего где-то наверху света. Я думала, это конец, Ал. И я сдалась…
Роза повернулась на бок и посмотрела на Альбуса.
— Я закрыла глаза и расслабилась. Решила: ладно уж.
— Ты не могла так просто сдаться, — сказал Альбус. — Только не ты.
— И все же я сделала это. На какой-то миг. А потом я вспомнила последнее письмо отца. Когда мама разрешила мне остаться на каникулы со Скорпиусом. Он говорил, что мы это время наверстаем с лихвой летом, он очень ждал, когда я вернусь домой. А мама меня, наверное, из-под земли бы достала. Если она задавала мне трепку за синяки после падений с велосипеда, то что бы меня ждало за это? Страшно представить. А потом я подумала о вас. Ты ведь без меня пропадешь, Ал, — Роза улыбнулась. — А Скорпиус… Он только-только потерял свою маму. Удивительно, Ал, но, оказывается, моя сила не во мне. Она в людях, которых я люблю. Ничто другое тогда не заставило бы меня бороться дальше.
Альбус слушал. Слушал, представляя все то, о чем говорила сестра.
— И ты справилась, — сказал он.
— Нет, — глухо ответила Роза. Она поднялась и посмотрела на него в упор. — Я не справилась, Ал. И потому я не понимаю, почему сейчас здесь.
— Но ты же сказала…
— Я решила бороться, — перебила Роза. — Я открыла глаза и хотела плыть вверх, я собиралась цепляться за стены, я хотела сбросить мантию, чтобы она не мешала. Но когда я открыла глаза… — Роза смолкла на миг, и вдруг ее голос стал совсем глухим и безжизненным. — Бледная худая рука тянулась ко мне из темноты. Она пыталась схватить меня за горло. Я помню эти скрюченные пальцы, как они алчно сжимались в каждой новой попытке дотянуться до меня и навсегда увлечь за собой в небытие. И тогда силы закончились. Последнее, что я помню, я уже не видела. Помню только чувство. Я растворялась. Меня словно бы уже и не было. И эта рука… она схватила меня за воротник. Дотянулась до меня. И рванула куда-то с такой страшной силой… И все. Эта рука потащила меня за собой в ад, Ал.
— Ада нет, — поморщился Альбус.
— Ну, тогда мне казалось, что нет ничего кроме ада, — неожиданно будничным тоном ответила Роза.
Альбус мотнул головой. Перемена в тоне сестры словно выдернула его из мрачной завораживающей истории и вернула обратно на больничную койку. Пустота колодца растворилась, и он снова видел перед собой привычные школьные стены.
— А Скорпиус? — спросил Альбус.
— Он же здесь, — ответила Роза. — А если он здесь, то с ним все будет хорошо. Говорят, даже самые опасные травмы бессильны перед мадам Помфри.
На какое-то время в лазарете повисла тишина. Роза лежала с открытыми глазами, но смотрела не на Альбуса. Словно бы сквозь него. А Альбус выискивал взглядом редкие пылинки, кружащиеся в лучах лунного света.
— Скорее бы Скорпиус очнулся, — сказал он.
— Ты слышал? — перебила его Роза, поднявшись на локте. Она мотнула головой в сторону двери, и Альбус прислушался, жадно вцепившись взглядом в конец комнаты, утопающий во мраке.
Они переглянулись и дружно упали на подушки, накрывшись одеялами.
Альбус еще пытался расправить ногами свое, когда дверь, тихо скрипнув, раскрылась, залив центральный проход ненужным здесь светом. Альбус слышал шаги, отскакивающие от каменных плит, стихнувшие неподалеку от его постели. Его пятка осталась торчать раскрытой.
— Я не думала, что на своем веку еще увижу подобное, — сказала МакГонагалл.
— Вы это о том, что гены неисправимы? — ухмыльнулся Гарри.
Альбус лежал, сжимая между пальцев одеяло.
Отец здесь. Он знал, что ему не померещилось. Он был в том подземелье. Он их спас.
— Нет, — протянула МакГонагалл, явно, с улыбкой. — Знаете, мистер Поттер, когда вы окончили школу, я вздохнула спокойно. Не поймите меня превратно… Но я была уверена, что с этих пор жизнь в Хогвартсе пойдет как прежде. Размеренно. Когда появился Джеймс, я невольно напряглась, но это оказалось лишь неосознанным волнением. Но когда в Хогвартс поступили Альбус и Роза… Роза — бунтарка. Это было ясно еще с ее пеленок. Но Альбус… Для меня он всегда был именно тем примером идеального ученика, при котором учителю остается волноваться разве что о его успеваемости. И когда Скорпиус Малфой был распределен на Гриффиндор, я вновь заволновалась… Но, наблюдая за их дружбой, я начала думать: осторожность Альбуса и рассудительность Скорпиуса смогут усмирить пылкий нрав Розы. Я думала, уж эта троица не попадет в беду. Но, видно, да, вы правы, Поттер. Ваши гены найдут приключения, даже когда их отыскать почти невозможно.
— А что с Малфоем? — спросил Гарри.
— Они с мисс Грейнджер… — МакГонагалл запнулась, — с миссис Уизли, — поправилась она, — отправились в Министерство со взятыми под стражу Пожирателями смерти. Со всеми, что были там, внизу.
Альбус чуть приоткрыл глаза, вглядываясь в стоящие на фоне широкого окна фигуры.
— Знаете, я им горжусь, — сказала МакГонагалл. — Он всегда был таким импульсивным…
МакГонагалл переминалась с ноги на ногу, но Гарри смотрел на нее прямо.
— Я действительно волновалась за него…
— Никто бы не осудил Рона, если бы он убил Августа Руквуда, — твердо сказал Гарри.
— Да, в том и дело, — закивала МакГонагалл. — Знаете, Поттер, окажись я на его месте, возможно, так бы я и поступила.
МакГонагалл подошла к кровати Альбуса и поправила одеяло, накрыв его торчащую пятку.
— Вы всегда были сдержанным, Гарри, — сказала МакГонагалл. — Мисс Грейнджер — рациональной, а мистер Уизли…
— Он стоит нас обоих, — произнес Гарри.
МакГонагалл похлопала по накрытой пятке Альбуса, но промолчала.
Альбус почти ничего не видел, он щурился так, чтобы никто не понял, что он уже давно проснулся. Он следил за МакГонагалл. Ее высокая тонкая фигура четко прорисовывалась на фоне окна. Альбус не был уверен, но ему показалось, что МакГонагалл кивнула. Не отцу. Сама себе.
Гарри прошел по проходу и облокотился на металлический каркас кровати сына, не сводя взгляда со своего преподавателя.
— Поттер, я скажу это только вам, и мои слова не покинут стен этого помещения, — тихо произнесла МакГонагалл, зашуршав подолом своей мантии. Она перешла через проход и уселась на одну из пустующих кроватей.
— Да, профессор, — отозвался Гарри.
Альбус видел только спину отца. И на фоне широкого окна все еще ясно прорисовывался силуэт профессора. Ему казалось странным, что когда-то, когда он сдаст последние экзамены и Хогвартс выпустит его во взрослый мир, он сможет вот так же стоять напротив своего учителя, хоть бы и Эинара, и так свободно с ним говорить.
— Поттер, мне жаль, что он его не убил, — сказала МакГонагалл.
Гарри кивнул.
— Я не знаю, как, профессор, — заговорил Гарри, — но ему удалось найти в себе силы поступить правильно. Думаю, он будет корить себя за это всю оставшуюся жизнь.
— Он не сможет найти покоя, думая об этом, — сказала МакГонагалл.
— Да, профессор, — отозвался Гарри. — Но штука в том, что именно это и было правильно, ведь так?
МакГонагалл кивнула, и теперь уже Альбус в этом не сомневался.
Она поднялась с места и под взглядом Гарри миновала проход, остановившись между коек Альбуса и Розы.
— Но это «правильно» порой оказывается слишком важным, — сказала Минерва, ее голос вдруг переменился. Он стал глубже. — Легенды гласят, что такой темный артефакт, как Колодец, уничтожить может только любовь.
