К троице подбежал Юрий. Его появление вывело из ступора Эдуардовну. Практикант уже вел Эви по длинному коридору, а Алевтина Эдуардовна бежала впереди. Врач впервые не знала, что делать. Алевтину сковал страх. Еще один провал мог привлечь внимание к ее персоне. Алевтина Эдуардовна не могла найти слов до того времени, пока не прочитала выписку.

— Какие кретины! — не сдерживалась в выражениях врач. — Даже Юрию известно, что Гинипрал нельзя капать при кровотечениях, — она картинно стукнула себе рукой по лбу, а после деловито добавила. — То, что вы еще живи — большое чудо, — обратилась врач к Эви. — Но не бойтесь, я вас обязательно спасу.

— Спасибо, — тихо прошептала измученная женщина. Ей было так плохо, что Эви уже не была уверенна, что переживет этот день.

Осмотр был коротким и неутешительным. Угроза преждевременных родов не так сильно пугала, как внутриутробная инфекция. Эви просила помочь доносить ей ребенка. Юрий просил жизни для этой женщины, так как наелся смертей за последние дни. И только Алевтина Эдуардовна ничего не просила. Она понимала, что экстренная операция под наркозом — единственное верное решение.

Эви плакала и отказывалась от вмешательства. Она боялась не только за две жизнь, но и за рождение шедевра. Эви хотела передать истинные чувства рожавшей женщины, а операция бы лишила ее этих знаний.

Только троим еле удалось переубедить Эви в опасности естественного родоразрешения — температуре, усиленному кровотечению и тахикардии. Эви согласилась на операцию, после чего потеряла сознание не то от боли, не то от предчувствия будущего провала.

Эви казалось, что она плавно проплывает по коридору. На самом деле она летела, как пуля, под натиском рук Алевтины Эдуардовны. Врач быстро везла почти ушедшую женщину по коридору, разрезая тишину адскими криками.

Эви смотрела на сына. Он был таким красивым и умиротворенным. Личико не выражало эмоций. Пальцы были сжаты в кулачки. Теперь его не уродовали трубки — малышу уже не требовалась вентиляция. Эви посмотрела на ребенка и черкнула несколько строчек в синем блокнотике. Это все, что могла сказать Эви о сыне.

Юрию не давала покоя история бедной женщины, потерявшей дитя не из-за странностей или вследствие развития болезни. Ребенок был погублен врачебным непрофессионализмом. Так думал Юрий.

«Тот врач, словно Раху — именно он является убийцей и представляет жестокость», — решил мужчина, нырнув в омут специфических знаний.

— Все сходится, — прошептал удивленный практикант. — Раху принадлежит число четыре, — глядя перед собой, как завороженный, произнес Юрий. Это он хорошо помнил — совсем недавно говорил с девчонками о числах.

Юрий попытался предугадать, какое происшествие случится в ближайшие дни. Так как число пять — это в первую очередь интеллект, трагедия произойдет из-за ума роженицы? Юрий быстро замотал головой, пытаясь отогнать навязчивые идеи.

Эви после непродолжительного лечения выписывали домой. Юрий забыл о надвигающейся трагедии, так как в роддоме все было тихо. Алевтина Эдуардовна сновала по кабинету. Врач периодически останавливалась посредине комнаты, словно прислушиваясь к чему-то. Потом снова ходила от стенки к стенке, всматривалась в занавешенное окно, и бесшумно двигала губами.

Юрий заходил к Эви перед выпиской. Женщина усердно исписывала последнюю страницу блокнота. Казалось, она не замечает вошедшего мужчину или просто не хочет прерываться, чтобы не вспугнуть вдохновение. От сосредоточенности Эви высунула кончик языка и водила им таким образом, что казалось, будто она дублирует то, что создают руки.

— Вас выписывают через три часа, — сказал Юрий. — Можете звонить мужу.

— Он не в городе, — спокойно ответила Эви, ставя последнюю точку. Она устало взглянула на мужчину и улыбнулась.

— А как вы доберетесь? Родители?

— Нет. Они приедут только завтра.

— Я могу заказать вам такси, — сказал Юрий.

— Да. Я буду вам благодарна за помощь.

Только Юрий услышал о помощи, как перед его глазами промелькнули картинки об Элле и том случае в разваленном доме. Одно слово «помощь» запускали в голове Юрия рефлексы. Только мужчина думал не о еде. Ему хотелось обладать этой женщиной, несмотря на то, что Эви была не в его вкусе. Усмирить фантазии не могли даже робкие воспоминание о встрече с жопастенькой Кирой, о которой он так нагло забыл.

— Если вы не против, я могу зайти к вам вечером, — произнес Юрий, осматривая Эви.

— Зачем? — искренне удивилась несостоявшаяся мать.

Юрий хотел прикрыться осмотром ребенка, но вовремя вспомнил, что его нет.

— Хотел вас поддержать.

— Извините, но я сегодня занята. А завтра приедет моя поддержка. А потом похороны. Вы понимаете? — сказала женщина, всматриваясь в исписанные листы.

— Да, конечно, — протараторил Юрий. — Я все понимаю. Даже не знаю, почему предложил. Просто не хотел, чтобы вы были одни в этот день.

— Вы удивительный человек! — проговорила Эви. Она отвернулась от мужчины и снова продолжила писать. Поскольку чистые листочки закончились, Эви переносила свои мысли на обложку.

Эви сидела за подоконником на деревянном табурете. Она смотрела то в окно, то в экран ноута. Все наброски женщина перевела в электронный вид и теперь любовалась, как ветер треплет листья липы. Ей захотелось оказаться на улице, почувствовать дуновение ветерка, получить глоток энергетического заряда. Внутренне Эви была опустошенной. Материнского опыта у нее было настолько мало, что не из чего было натянуть последние двадцать страниц. Писать о смерти Эви не хотела. В этом нет романтики. Подобная боль ей казалась настолько примитивной, что женщина засомневалась, сможет ли она достучаться до читателей.

— А что, если закончить уходом? — задала вопрос Эви кому-то невидимому. Она изначально подумала о шведской стенке, но быстро отмела затею. Почесывая голову, Эви подняла глаза к обновленному потолку. Игорь недавно закончил ремонт. Ему нравился альпийский стиль, поэтому к потолку были прикручены деревянные брусья. Крепления выглядели надежными. Только доски подкачали. Они не успели полностью высохнуть и слегка покорежились, но вышло еще колоритнее.

Мнительная Эви не раз вылезала на табурет, чтобы просунуть пальцы между потолком и балкой. Она пыталась определить, насколько увеличилась щель и не сможет ли провисание бруса привести к его падению. Игорь только посмеивался над страхами жены. Со временем Эви привыкла к балкам, только старалась не садиться под ними. Если раньше Эви думала, что они являются ее погибелью, то сегодня она была готова целовать искусственно потертое дерево.

Женщина вышла в коридор. На вешалке распластался синий махровый халат. Эви рывком освободила его от пояса и поспешила на кухню. Табурет неприятно скрипнул, как будто просил сжалиться над ней из уважения к возрасту. Эви не хотелось ломать мебель, ведь новый гарнитур должен был приехать только через неделю. Но она тут же успокоила себя, вспомнив, что искусство требует жертв. Табурет — невелика потеря.

Эви просунула конец пояса между ровным потолком и измученной коричневой балкой, зафиксировав ткань узлом. И задумалась. Женщине нужны были эмоции — иначе книга будет незаконченной. Эви решила всего лишь на десять секунд согнуть ноги в коленях, чтобы только почувствовать, как это. Только женщина так сделала, она поняла, что опыта получила предостаточно. Эви резко распрямила ноги, попав ими по краю табурета. Последний качнулся и с грохотом полетел на пол. Эви старалась зацепиться ногами за подоконник, но чем больше она дергалась, тем меньше оставалось шансов продержаться до прихода мужа.

Во входных дверях повернулся ключ. Игорь вошел в дом и швырнул на пол белый конверт. Там лежали результаты анализов. «Бесплоден». Это слово последний час пульсировало в мозгу мужчины. Он не мог поверить, что сын, которого он собирался оплакивать в доме своей любовницы, не его. Игоря бесило, что, если бы не множественные неудачные попытки сделать ребенка любимой женщине, то, возможно, он никогда бы не узнал о поступке Эви.