Игорь радовался, что ребенка не стало. Теперь он считал его плодом предательства, который оторвался от безымянного дерева раньше времени. Он хотел посмотреть в глаза той, которая твердила о любви и домашнем уюте. «Как она могла? Эта блеклая мышь», — думал мужчина, решительно разуваясь. Он представлял, как обматывает скользкий шнурок вокруг шеи пока еще жены. Видел, как она пытается оправдаться, а вместо этого только жалко и беззвучно открывает рот в попытке ухватить немного воздуха.

Мужчина открыл дверь кухни. Его секундное безумие моментально сменил страх. Кулак разжался, выпуская на волю тонких текстильных змей. Пальцы на руках онемели, ноги практически не ощущались. Игорь осел на пол. Он отодвинулся от Эви, не переставая демонстрировать обиду. Осознание произошедшего склонило мужскую голову настолько низко, насколько это было возможным. Слегка заскулив, Игорь подполз к комоду и уткнулся в него спиной. Мужчина просунул пальцы в волосы, зажав голову между коленей, Игорь закричал.

Юрий шел к себе домой. Из головы у него не выходила мечтательная Эви. Он осмотрелся вокруг, пытаясь найти другой объект, на котором можно зациклиться. Практикант перевел взгляд на второй этаж кирпичного дома. В окне мелькала русая головка женщины. Не было понятно, что она делает. Юрию показалось, что незнакомка играет. Вот женщина подняла голову и посмотрела куда-то вверх.

— Боже. Это же она! — обрадовался Юрий. Оказывается, они живут совсем рядом. Ох, как сложно было мужчине пройти мимо. Так хотелось взлететь на второй этаж, чтобы задушить писательницу в объятьях. Постояв еще минуту под окном, Юрий сник. Он видел, как Эви встала и куда-то ушла, при этом она улыбалась. Возможно, муж ее вернулся раньше. Что ж, теперь Эви не одна. Держа путь в пустую квартиру, Юрий представлял, как Эви оправится. Он верил, что любовь и поддержка ее мужа способны сотворить чудо.

Глава 11. Мария

Юрий приготовился думать об Эви целыми сутками, но новый день сломал его планы. Спасение звали Марией. Слегка бесноватая женщина тридцати пяти лет, которая считала себя постигнувшей истину. Она отказывалась слышать и слушать. Знала все лучше врачей. Ее сложно было назвать верующей, ведь Мария не стеснялась сыпать обвинениями и даже угрожала персоналу лучшего роддома.

Мария попала на второй этаж. Она не подпускала никого, протестовала против осмотра и даже выбила шприц с окситоцином из рук перепуганной Лили.

— Безбожники! — кричала Мария. — Сначала своими руками нерожденных рвете, а теперь к моему малышу их тянете.

Женщина залезла под кровать, на которой недавно лежала Кира. Она говорила, что тело само подскажет, как лучше.

— Вы же обратились к врачам, — пыталась вразумить Марию Алевтина Эдуардовна. — Значит, нуждаетесь в нашей помощи.

— Я нуждаюсь только в Божьей поддержке, — ответила Мария. — А сюда меня муж привез. Я же не могу идти против воли мужа!

Новая схватка скрутила худенькое тельце. Мария завыла, Оля нервно засмеялась. О, картина была жутковатой. Оля истерила, Алевтина Эдуардовна сидела на корточках и говорила с кем-то под кроватью, а оттуда — вой вперемешку с молитвами.

Юрий вспомнил, как недавно говорил о числе пять, связаном с интеллектом. Практикант слегка улыбнулся от облегчения. «Нет. Пятой смерти сегодня не будет. Здесь разумом и не пахнет», — подумал Юрий и пошел за успокоительным.

Принимать таблетки Мария тоже отказывалась. Она ползала по полу, не выходя из своего заточение. Бриться, мыться не согласилась. Что-то говорила о душе. Как клизма и станок могут повлиять на душу ребенка, Алевтина Эдуардовна не знала, а уточнять не хотела.

Врач переговорила с мужем Марии по телефону, только разговор получился коротким. После этого Алевтина велела Оле и Юрию покинуть палату, чтобы не раздражать неадекватную даму, но долгие разговоры привели к капитуляции — Мария выползла из убежища, держа в одной руке подозрительную книгу, а во второй — огромные хлопковые трусы. Первый раунд — за опытной Алевтиной. Но от этого легче не стало. Мария отказалась от фитбола, шведской стенки и металась по комнате, как пес в агонии.

— Алевтина Эдуардовна, вам звонят. Говорят, что срочно — сообщила влетевшая в палату Оля, с интересом посматривая на новенькую.

— Кто?

— Я не поняла! Если судить по голосу, то, вроде, важная птица.

— Хорошо. Иду уже, — буркнула Эдуардовна нерадивой медсестре. — Никуда не уходите, — обратилась Алевтина уже к Марии. Просьба звучала слегка нелепо, но видя, как женщина активно бегает взад-вперед, легко можно представить, что она за день возьмет Путь Иакова, если решит покинуть роддом. Врач поспешно вышла в коридор. Она тихонько прикрыла дверь и приложила ухо к беленому дереву.

— Тихо. Вот и славно, — умиротворенно прошептала Алевтина. Деловито покачивая бедрами, Аля поплыла на первый этаж. Там ее ждал разговор и неожиданный жизненный поворот.

— Слушаю.

— Здравствуйте. Алевтина Эдуардовна? Это следователь Моисеев.

— Да. Следователь? Что-то случилось?

— Случилось, — сухо ответил Моисеев. Дорофеева у вас рожала?

— Дорофеева? А, Эви Вячеславовна? Рожала, только не совсем удачно все вышло.

— Это точно. Неудачно. Умерла она вчера.

— Кто? Тогда же мальчик родился. Только он еще неделю назад умер. Или… Ой, Господи!

— Вот именно. Сама Дорофеева умерла. Повесилась она.

— Какое горе! — искренне сокрушалась шокированная Алевтина Эдуардовна, но не могла до конца понять, зачем ей сообщают такие вещи. Неужели родственники имеют претензии к роддому, а еще чего хуже — к ней самой?

— Я чего звоню, — продолжил Моисеев, словно услышал мысли Алевтины. — Она здесь такого понаписала, что волосы дыбом.

— Где понаписала? — глупо переспросила врач.

— Понимаете, книгу писала. Я так понимаю, как в фильмах говорят, по реальным событиям.

— Что-то такое припоминаю, — ответила ничего не понимающая Алевтина, она действительно не раз видела в руках Эви небольшой блокнот.

— Так вот. Там на вас целое досье написано. Как вы обращались с девочкой, насколько жестоко осматривали ее, унижали.

— Но это неправда! — возмутилась обиженная Алевтина. — Я ей жизнь спасала после третьего роддома. Они там с ума все сошли — прокапывали бедняжке…

— Гинипрал. Я все знаю. Читал уже. Они тоже ответят. Только вот ребенка раньше времени не они доставали. Что ж вы, Алевтина Эдуардовна, рожениц против их воли режете?

— Так нужно было! — сокрушалась Алевтина. Иначе оба бы погибли: и малыш, и Дорофеева.

— Впрочем, так и случилось.

— Я понимаю, но я не виновата в этом, — сердилась врач. — Все делалось с разрешения Эви. У меня есть документы.

— Документы, — хмыкнул мужчина. То есть, вы не обзывали других врачей кретинами, не шпыняли всех, не нагнетали обстановку, крича о смерти Дорофеевой.

— Говорила. Шпыняла. Она же действительно могла умереть!

— А издевались зачем? Почему руки по локоть в женщину с кровотечением пихали и зачем пробили пузырь? Ведь Эви Вячеславовна просила остановить родовую деятельность, а не стимулировать ее.

— Этого не было, — сухо ответила Алевтина, устав препираться.

— Понятно. Значит, половина написанного — правда, а половина — выдумка?

— Скорее всего, — без тени эмоций сказала врач.

— Очень удобно. Вы не находите?

— Извините, меня в чем-то обвиняют? — устала ходить кругами Алевтина.

— Нет.

— Хорошо. Тогда я пойду работать. Могу быть еще полезна?

— Пока нет. Только не пропадайте, — настойчиво попросил Моисеев. — Возможно, что у меня возникнет парочка вопросов.

— Хорошо, — снова повторила Алевтина Эдуардовна. Она медленно опустила трубку и голову. Щека соприкоснулась с холодной поверхностью стола. В голове Алевтины стала вырисовываться отвратительная картинка. «А если Моисеев пронюхает, как обстояли дела с Эллой или Кирой? И как быть с той ненормальной, которая зажала ребенка при родах?» — думала перепуганная Алевтина. Так много вопросов, а вот правильных ответов…