— Уверен, — кивнул Гаэрд.

Их взгляды встретились, переплетаясь в связующий жгут, протянувшийся между молодым мужчиной и юной девушкой. Лассу Дальвейгу вдруг захотелось обнять благородную лаиссу, согреть ее и не отпускать, пока из ее глаз не исчезнет печаль, которую мужчина уже не раз замечал. Лиаль прерывисто вздохнула, ощутив, что захлебывается весенней зеленью мужских глаз. Ей нестерпимо хотелось, провести ладонью по щеке Гаэрда, прижать голову к его груди и слушать, как бьется молодое, полное сил сердце…

Звон блюда, выскользнувшего из рук слуги, заставил их очнуться и отпрянуть в стороны, потому что мужская ладонь почему-то накрывала женские пальцы, а тела склонились навстречу друг другу, так и не разорвав сплетавшихся взглядов. Осознав все это, мужчина и девушка отвернулись, скрывая неловкость и смятение.

— Простите, — севшим голосом произнес Гаэрд, но Лиаль перебила его, заговорив чересчур весело и громко.

— А вы катались на горке, ласс Дальвейг?

Он на мгновение замер, остановленный неожиданным сейчас вопросом, затем снова рассмеялся и склонил голову:

— Не миновал столь милого сердцу занятия. Мои братья, я и наша сестрица частенько придавались этой забаве. Как и скольжению по реке, скованной на зиму льдом, пока…

Мужчина оборвал себя, на мгновение нахмурившись, но быстро отогнал с высокого чела невольное облако и вновь улыбнулся.

— Все-таки в зиме много прелести, особенно в детстве. Вы кидались с братом снежками, лаисса Ренваль?

— О, да! — воскликнула Лиаль, звонко рассмеявшись. — Однажды Ригн не слишком удачно кинул в меня снежок, и я дней пять ходила с заплывшим глазом. Мое лицо украшал синяк, будто я какой-нибудь сорванец. Батюшка тогда задал брату трепку, но он и сам был столь расстроен своей выходкой, что успокаивал не он меня, а я его.

— Вам совсем не идут синяки, Лиа, — засмеялся в ответ благородный ласс, забывшись настолько, что уменьшил имя лаиссы так, как дозволено лишь близким людям. — Ох, да что же со мной такое, — с досадой произнес Гаэрд и увидел насмешливую улыбку девушки. Мужчина поймал себя на том, что ему до невозможности уютно рядом с благородной лаиссой. И неведомый, ни разу еще невиданный, муж даже не вспомнился ему в это мгновение, как позабыла о супруге и сама лаисса.

— Вы не можете знать, ласс Дальвейг, идут ли мне синяки, или же нет, — весело возразила Лиаль. — Вы меня с ними никогда не видели.

Мысль о том, что скоро мужчина и вовсе не будет видеть лаиссу Ренваль, как и она его, пришла в голову обоим, убивая вспыхнувшее веселье. Они замолчали и некоторое время пытались вернуться к остывающим блюдам. Однако молчание казалось еще более тягостным, и Лиаль решилась возобновить беседу.

— Ласс Дальвейг, — позвала она сотрапезника, откладывая в сторону нож. — Ваша сестра, она замужем?

Зачем лаисса спросила об этом? Лиаль тут же нашла ответ на этот вопрос, ей хотелось услышать, что род Дальвейг заботится о женщинах, рожденных в их доме. В конце концов, обычай почитать лишь тех женщин, которые становились женами и матерями забывался, сменяясь на иные ценности. Еще со времен Галена Первого многие устои поменялись, как и законы, касавшиеся домашнего быта и даже права наследования. Потому, Лиаль очень хотелось услышать, что своей дочери отец Гаэрда выбрала супруга по сердцу… хотя бы того, кто уважает урожденную лаиссу Дальвейг…

— Моей сестре не было дано познать радость любви своего супруга, она утонула в проруби… зимой, — ровный голос Гаэрда заставил лаиссу Ренваль вздрогнуть и побледнеть, испугавшись своей неучтивости. — Это случилось давно, дорогая моя лаисса, вы ничего ужасного не сказали, — успокаивающе улыбнулся ласс Дальвейг. — Мы давно сжились с этой потерей.

— Мне жаль, что я затронула застарелую рану, Гаэрд, — прошептала Лиаль, впервые называя мужчину просто по имени.

— Она давно не кровоточит, Лиаль, — мягко ответил мужчина, снова накрывая руку девушки своей ладонью, но быстро убрал и сделал вид, что занят трапезой.

Лаисса Ренваль кусала губы, отчаянно отыскивая путь к прежней легкой беседе. Ей было до слез обидно, что та дымка беззаботного веселья, заполнившая трапезную залу, тает так быстро, что она не может ухватить даже ее клочка.

— Вы были близки с братом? — спросил Гаэрд, даже не догадываясь, что теперь он задевает рану в душе гостеприимной хозяйки.

— Да, — сглотнув ком в горле, ответила девушка. — Очень близки.

— Он часто навещает вас? — на губах ласса снова появилась улыбка.

— Наместник запретил нам видеться, — тихо ответила Лиаль, пряча взгляд от сотрапезника. — Писать друг другу, впрочем, тоже.

Гаэрд отставил кубок, изумленно взглянув на благородную лаиссу. Девушка неожиданно подумала, что сейчас он спросит имя ее рода и, услышав его, скривится от омерзения. Должно быть, сплетни уже давно разнеслись по всему королевству, что девица Магинбьорн досталась супругу порченной. Благородная лаисса положила руки на колени стиснув кулаки и ожидая того вопроса, после которого Гаэрд молча покинет трапезную залу, а после и замок.

— Как это странно, — пробормотал мужчина. — Ежели ваш брат так же благороден, как и вы, то мне даже в голову не приходит причина, по которой можно запретить мужчинам рода навещать женщину, рожденную с его именем.

Лиаль закрыла глаза, ожидая, что сейчас она потеряет доверие ласса Дальвейга, его доброе отношение к ней и… его самого. Но он замолчал, не стремясь влезать в чужие семейные тайные, раз уж более ему ничего не желают говорить, только с сочувствием глядел на взволнованную Лиаль. Неожиданно дверь открылась, и в зал вошел бард. Взгляд его замер на лассе Дальвейге, сидевшем спиной к двери, потому не заметившему вспыхнувший и погасший огонек в глаза смерда.

— Милости Святых, моя госпожа, — низко склонился бард, оставляя в покое спину чужого господина. — Время вечерних песен, и я подумал, что могу порадовать вас, услаждая слух ваш и вашего гостя во время трапезы. Дозволено ли мне будет сыграть для вас?

Юная госпожа с удивлением взглянула на барда, еще никогда не позволявшему себе являться прежде, чем его позовут, или же сначала послав служанку, напомнить о нем. Она чуть нахмурилась, глядя на склоненную светловолосую голову певца, после взглянула на своего гостя. Гаэрд чуть приподнял брови, показывая, что решать ей.

— Да, останься, — немного холодно ответила лаисса Ренваль, все еще находясь в недоумении от дерзости барда.

— Что желают послушать благородные ласс и лаисса? — спросил Лиот, поднимая лютню. — Баллады о странствующих лассах, о сказочных существах, легенды или же… — его взгляд уперся в спину ласса Дальвейга, — о любви?

— Легенду, — решила Лиаль, и бард улыбнулся, снова склонившись.

Благородные господа даже порадовались тому, что появился бард, это позволило избежать новых неудачных вопросов и ответов на них. Лаисса Ренваль радовалась, что миг ее разоблачения, когда Гаэрд узнает злой навет супруга, произойдет не сегодня. Возможно, ласс узнает о ее позоре, когда уже покинет замок, и Лиаль никогда не увидит презрения в этих проницательных умных глазах. Сам же ласс Дальвейг попросту опасался задеть девушку, заметив, что разговор о брате привел ее в крайнюю степень испуга, словно она скрывала постыдную тайну.

Мужчина невольно тряхнул головой и улыбнулся. Постыдная тайна у Лиаль? Вот уж во что он не готов поверить. Но лезть в дела чужого рода Гаэрд не посмел. Если благородная лаисса пожелает, то откроется ему, а пока… Пока оставалось слушать бархатистый голос певца, умевшего в песне озвучить целую историю, вкладывая в нее душу. Впрочем, иначе он бы не был бардом в замке наместника.

Гаэрд перевел взгляд на хозяйку замка и заметил, как она спрятала зевок.

— Вы устали, дорогая моя лаисса, — улыбнулся мужчина.

— Нет, что вы, — Лиаль попыталась показать, что еще бодра и полна сил, но снова зевнула, прикрываясь ладошкой, и сдалась. — Да, ласс Дальвейг, похоже, сон не желает считаться с моими желаниями еще побыть… побеседовать с вами. Благодарю вас за чудеснейший вечер, вы оказали мне честь своим обществом.