Слушай, зай, а что будет, если капсулу вдруг отключат от источника питания? — спросил я, как бы невзначай, Таню, одевая халат. Мы продолжали вяло делать вид на камеры, что являемся парой. — Я не умру?

Нет, сознание почти сразу вернётся, как после сна. Не волнуйся — это экстренный выход на всякий случай.

А почему тогда принудительный выход из капсулы занимает столько времени? И может ли сознание остаться в игре?

Не знаю, наверно не может, и предполагаю, что это связано с тем, что между телом и сознанием есть некая связь, словно нить, которая, возможно, является душой и удерживает сознание.

Или же душа и есть сознание, именно поэтому и невозможно его цифровизировать…

С чего ты это взял? — осторожно спросила она.

Ты сама говорила перед моим первым погружением.

Да? Не помню… но это очень сложный вопрос.

А если я, вдруг, умру в реальности, останется ли моё сознание в игре?

Не думаю, что тебя это касается.

Самым прямым образом. Ведь это моя жизнь и моё сознание.

Смерть есть смерть, от неё не скрыться ни в какой капсуле. — наконец ответила она.

Уже поздним вечером после ужина, прямо перед собранием, Света меня отозвала на минуту:

Вить, Пальцева опять просила обменять…

Генерала на офицеров? Я же уже сказал, что это глупо выпускать такого опасного человека, как аналитик, тем более Рымов начнёт здесь воду мутить…

Ксюха сказала, что он не посмеет, если ты его освободишь.

Что ж он сам-то это не сказал? Да и такой вопрос-то и поднимать на совете глупо — все понимают, что нельзя на подобный обмен соглашаться, причём он нас оставил прямо перед штурмом военной части. Я всё сказал. — сделал я ударение на последней фразе.

Говорили мы немного приглушённо, стоя недалеко от открытого окна большой гостиной на первом этаже нашей квартиры, но всё же достаточно громко, чтобы нас услышали.

Виктор, а о каком обмене говорил Пал Саныч? — спросил меня Платошин, когда мы вернулись.

Даа… это он всё ищет способы выбраться, ничего интересного. — сделал я вид, что уклоняюсь от прямого ответа.

А мне вот кажется, что мы имеем право знать, учитывая, что все принимаем решение…

У него в плену двое из нашего лагеря и он вдруг решил, что мы согласимся на обмен, я его, естественно, послал куда подальше, так как он слишком опасен, чтобы быть на свободе.

А нам ты просто забыл об этом сообщить?

Да нет, у меня как-то и мысли не было, что кто-то этим может заинтересоваться, тем более, что это скорее личное дело нашего лагеря…

А мне не понятно, с чего он вдруг подумал, что это предложение заинтересует тебя? — спросил Удальков.

Он предполагал, что Рымов может передать ему важную информацию.

О какой информации идёт речь?

Могу лишь догадываться.

И всё же?

«Точка респауна», может какие-то сведения об ускорении, вторичные личные данные…

Я считаю, что было несколько неправильно принимать такое решение самостоятельно и нам стоит всё обсудить. Мы ведь на то и совет, а не монархия… — подвёл итог Платошин.

Хорошо, давайте обсудим. — состроил я недовольную гримасу.

Дальше всё пошло как по маслу. Прозвучало даже логичное мнение о том, чтобы получить пленных, не выпуская аналитика, найдя способ обмануть его, был даже спор, в итоге категорически против его освобождения был Воронков, имевший с аналитиком личные счёты, и я с двумя голосами — играть, так до конца, тем более, когда с ним снова начнутся проблемы, я напомню, что был против. Поддержали же эту идею четверо, помимо самого обмена и демонстративного противоречия мне, желающие заключить перемирие и обезопасить себя хоть от этой угрозы при отсутствии возможности возродиться после гибели. После собрания я велел вести наблюдение за Семёнычем, который бы не был доволен возможным возвращением Рымова и освобождением аналитика, и за теми, с кем он уходил его прятать, чтобы они не создали помех, также меня немного беспокоила мысль о том, что в плену могут находиться копии Рымова и Пальцевой, и именно это была причина, по которой Рымов сам не подошёл.

Уже утром по дороге на завтрак я привычным делом пытался активировать «обнаружение жизни», и в этот раз у меня получилось! За завтраком же мы вшестером объявили аналитику о нашем согласии на его предложение, но только с учётом перемирия, на что он легко согласился, после чего мы долго обсуждали процесс обмена. Я не сомневался, что он попытается нас кинуть, впрочем, и я сам хотел обмануть его, оставив в яме, поэтому обсуждение деталей обмена продолжалось в течение всего завтрака. Мы обсуждали очень геморройный вариант, при котором, на первый взгляд, никому не получалось обмануть другого, но лишь на первый взгляд. Суть заключалась в том, что соратник пленных должен был передать им рацию и оружие. После проверки связи и оружия на наличие патронов они бы сами себя отправляли на перерождение. Если бы какой-то гонец вдруг не дошёл до них — сделка отменялась, другого гонца бы аналогично убивали, а пленных перевозили, также снайперы с двух сторон должны были контролировать отсутствие сил противника вблизи наших базовых лагерей для обеспечения спокойного респауна. Я же, всё ещё продолжающий слегка прихрамывать, по условиям обмена должен был находиться в Городе под присмотром десятка бойцов аналитика, находящихся на связи с Безноговым, и единственный вариант, который я видел, заключался в том, что моя копия ждала бы аналитика в их лагере на месте респауна, используя «отвод глаз» для его повторной поимки, вот только уйти с ним потом из окружения была большая проблема, чтобы в аналитика не попала случайная пуля, как и то, что мы не знали, где у Рымова с Пальцевой точка респауна, и есть ли у них ещё жизнь. Вот из-за этого мы и спорили, так как я настаивал на том, чтобы вывести их на БТР, чему противился аналитик, решив, что я таким образом хочу его кинуть, поэтому пришлось договориться о передаче им одного БТР с той же целью, рискуя привлечь к этому обстоятельству ненужное внимание. Передачу БТР пришлось аргументировать демонстрацией дружеских намерений для дальнейшей совместной ликвидации ЧВК, которая, по словам аналитика, уже наступила им на хвост. В начале этих переговоров Верещагин показал мне ладонь, на которой было написано «где вы?». Решив, что он хочет меня о чём-то предупредить, я постарался намекнуть ему по окончанию переговоров, чтобы она приходил раньше:

Тогда буду ждать твоих бойцов у продуктового Жанны… — сказал я аналитику, заканчивая переговоры.

Обмен был назначен на полдень, и времени пообщаться с Верещагиным было предостаточно… если он, конечно, придёт.

Он появился вскоре в составе отряда человек из тридцати и сходу заявил:

Я знаю, где держат Рымова с Пальцевой. Готов предоставить эту информацию в обмен на возможность присоединиться к тебе, только будет ещё одно условие — большая часть нашего лагеря в плену у ЧВК и мы должны вызволить их. — пробасил он.

И с чем связан такой демарш?

С внутренним расколом…

А поподробней можно?

Пал Саныч мне не доверяет и поставил надо мной Безногова, который перебил весь наш отряд после моего отказа в выдаче ему Рымова с Пальцевой.

Он не доверяет только тебе, или твоему отряду тоже?

Почти всему лагерю — он внушал беспрекословное повиновение лишь захваченным лагерям, пропустив собственный, где и так был командиром, у нас лишь офицеры под его внушением, но они все в руках у ЧВК.

Как их захватили и как вы спаслись?

Мы с отрядом были снаружи, когда на нас напали и мы смогли помочь некоторым отступающим… они стреляли на поражение, а потом чем-то мгновенно вылечивали раненых, остальных забирали с точки респауна… так что насчёт моего предложения?

Идёт. — кивнул я, подумав немного.

И мы вытащим их всех?

Да. — ответил я, протягивая руку. — Обещаю.

Я не собирался терять драгоценное время на бюрократию, устраивая совет, тем более, что это действительно было личным делом конкретно нашего лагеря, однако и рисковать жизнями своих людей я был не намерен — четверо с «ощущением опасности» на ускорении становились нашим кулаком, задачей же остальных была их поддержка на расстоянии. Впрочем, к нашей четвёрке, состоящей из Терникова, Котова, Пронина и меня, не взирая ни на что, присоединился и Юра, которого обещали уберечь Света и Катя. Вообще, в идеале, на каждого мили-бойца должен был быть прикрывающий его издалека телепат-телекинетик, основная функция которого заключалась бы в его защите во время отдыха между ускорениями и передаче картины сражения, направляя его в те или иные участки боя, но пока у нас этого не было.