Должно быть, я снова изменился в лице, потому что Георг предупредительно вскинул руку.

— Я понимаю, что ты не в восторге от этого предложения. И я не настаиваю, а только прошу. Этим ты очень выручишь и академию, и меня — уж что греха таить. Но если ты скажешь «нет», то я пойму.

Некоторое время я смотрел в окно — там по ветке яблони прыгала толстая красногрудая птица — а затем ответил:

— Я скажу «да», ваше величество. Но только потому, что вы просите меня как друга, а не требуете, как венценосец.

Георг довольно рассмеялся и похлопал меня по колену.

— Ну вот и слава богу! Завтра жду вас с миледи Дорой во дворце.

Когда Георг ушел, и неприметный темный экипаж отъехал от ворот, увозя государя, я вдруг подумал, что мои неприятности не развеялись вместе с заколдованным сном.

Мне казалось, что все только начинается.

Первый зимний бал всегда был ярким и веселым. В нем не было чопорной торжественности — только смех, искрящиеся глаза девушек и совершенно непринужденная, какая-то домашняя атмосфера, словно ты находишься не во дворце, а в гостях у любящих родственников. На зимнем балу я, кстати, и познакомился с Ингой — давно уже не дебютантка, она тогда пришла на праздник в белом платье и была похожа на ангела или фею, а не человека. Эта легкая запредельность и была тем крючком, на который я клюнул.

Огюст не пропускал ни одного бала или раута — при этом его нельзя было назвать ни кутилой, ни светским бездельником. На праздниках он решал исключительно деловые вопросы в неформальной обстановке. За ужином, когда я рассказал о визите его величества и приглашении на бал, Огюст вдруг хлопнул себя по лбу и воскликнул:

— Ведь Дора — дебютантка этого года! Ей нужен соответствующий наряд!

Дора с растерянностью посмотрела сперва на Огюста, потом на меня, будто только сейчас поняла, что действительно пойдет на праздник в королевском дворце, и что ей в самом деле требуется платье и украшения. Я кивнул — спутница братьев Цетше должна выглядеть соответственно — и подумал, что моя давешняя мысль о ее возможном светском триумфе может оказаться правдой.

— Знать бы заранее, — сказал я. — Мы сегодня были в магазинах Литтона на Морском…

С языка едва не сорвалось, что Инга всегда закупалась именно у Литтона — и то белое платье, которое я до сих пор помнил в мельчайших подробностях, было приобретено именно там. Дьявол с ней, с Ингой, ее нужно просто выбросить из головы — но я прекрасно понимал, что все равно буду вспоминать о ней. Это мое прошлое, моя жизнь, то, что уже не сотрешь из памяти.

— Сейчас так не принято, — махнул рукой Огюст, словно я сморозил неимоверную глупость. — Сейчас вызывают мастера на дом, и он делает все, что нужно, — брат оценивающе посмотрел на Дору и добавил: — А дебютантки по-прежнему в белом и с бриллиантами.

— Бриллианты уже есть, — улыбнулся я. Артефакт с вправленными в серебро камнями лежал в ларце и вызревал — завтра к полудню все будет готово, Дора наденет изящную подвеску и больше не будет ловить чужие сны и чужую магию. — И мастера вызовем. Спутница братьев Цетше должна быть самой красивой среди всех гостей.

Дора посмотрела на меня так, что я не сразу понял ее взгляд. Догадался лишь чуть позже — ей не понравилось то, что я смотрел на нее лишь как на красивый аксессуар, который прилагался к мужчинам из благородной семьи. А она хотела быть интересной сама по себе, а не в качестве добавки.

— На балах еще выбирают Королеву Бон-Бон? — поинтересовался я, и Дора тотчас же спросила:

— Что это за Королева?

Огюст рассмеялся.

— О, конечно! Все гости пишут имена понравившихся девушек, бросают листки в артефакт, и кто-то из принцесс его включает. Артефакт называет имя победительницы, слуги ввозят весы, и девушка садится на одну чашку, а на другую сыплют трюфельные конфеты, пока весы не сравняются. И Королева Бон-Бон потом забирает все сладости себе, а каждая десятая конфета, между прочим, украшена настоящей жемчужиной!

Дора задумчиво возвела глаза к потолку, словно прикидывала, сколько она сейчас может весить.

— Я столько не съем, — сказала она в конце концов и, рассмеявшись, добавила: — Придется поделиться!

Я невольно улыбнулся — до того она сейчас была непосредственна и мила. Славная и добрая девушка, которая в корне отличалась от манерных светских дурочек, желавших лишь выйти замуж.

Хотя откуда мне знать, чего хочет Дора, и куда стремится ее сердце? Может, она по-прежнему хочет вернуться домой, в родной мир, в тот город на Неве, о котором так красиво писал поэт с непроизносимым именем.

— Ты уверена, что станешь Королевой Бон-Бон? — с улыбкой поинтересовался я. Дора посмотрела на меня с вызовом, и было видно, что она с трудом сдерживает смех.

— Почему бы и нет? Я всегда прикидываю что-нибудь хорошее.

— Тебе пойдет белое платье, — сказал я и спросил: — В вашем мире девушки одеваются в белое?

Во взгляде Доры появилась тихая теплая пелена воспоминаний — вроде бы она была здесь и в то же время унеслась далеко-далеко, в другой, недостижимый мир.

— Да, одеваются, — ответила она и добавила: — Это цвет наших свадебных платьев. Очень красиво и торжественно.

— И у нас так, — поддакнул Огюст. — Невинность, чистота и свежесть.

Я вспомнил, какой была Инга в день нашей свадьбы — мог ли я подумать тогда, когда входил с ней в высокие двери храма, чем все это закончится… Должно быть, Дора правильно поняла выражение моего лица, потому что быстро сменила тему, обратившись к Огюсту:

— Ты знаешь, что король предложил Мартину стать ректором академии чародейства и волшебства?

— Невероятно! — воскликнул брат: он искренне обрадовался за меня. Все-таки стабильная должность с деньгами и почетом до конца жизни — это намного лучше, чем постоянная суета с клиентами, пусть даже они платят столько, что никакому ректору и не снилось. — Великая честь, братка. Рад за тебя, ты достоин этого.

— Я бы предпочел отдать это место Бруно, — признался я, — но он ненавидит бумажную работу.

Огюст снова посмотрел на меня так, словно я ляпнул, не подумав.

— Не говори глупостей, — сказал он. — Ты должен согласиться, братка.

Я улыбнулся.

— Я уже согласился. Королям не отказывают. Со следующей недели начну вникать в работу, а то Амзуза уже места себе не находит.

Когда-то давным-давно Амзуза вел на моем курсе введение в артефакторику, а потом практические работы по созданию артефактов. Из этих прекрасных предметов я запомнил только постоянные причитания наставника, что у него никогда не было настолько глупых студентов, и он мечтает лишь о том, чтоб все бросить и уехать в Заюжье.

Может, его мечта скоро сбудется. Хотя, конечно, Амзуза и помыслить не может об отставке, а просто кокетничает по старой привычке.

— Должно быть, это интересно, — заметила Дора так, словно хотела меня подбодрить, и в это время дом наполнил мелодичный дверной звонок.

— Ты кого-то пригласил? — поинтересовался Огюст.

Я напрягся, предчувствуя неприятности — не нужны мне были никакие гости. Но дворецкий вошел в столовую один и, поклонившись, протянул мне маленький белый конверт на серебряном подносе.

— Милорд Мартин, вам письмо.

Конверт казался крошечной змейкой, свернувшейся в тугие белые кольца. Я узнал легкий изящный почерк — «Мартину Цетше, улица Альпини, 19» — и почувствовал прикосновение ледяной руки к животу.

— Инга, да? — догадался Огюст, и Дора тотчас же прошептала:

— Инга?!

Я кивнул и, взяв конверт, сломал маленькую золотую печать и вынул карточку с видами Южного Аверна, на которой все тем же почерком было написано:

«Мартин!

Я узнала, что твой сон закончен, и ты здоров. Ты, конечно, возненавидел меня, но знай: я всегда буду рада нашей встрече. Я живу в собственном доме на проспекте Покорителей, и ты можешь не предупреждать о своем визите.

Инга Цетше»

Я протянул открытку Огюсту и смог сказать только: