И Дора это знала.

— Она мне надерзила, — сказал я. — Мой дед за такие слова отрезал бы ей язык.

Энцо понимающе кивнул.

— Но вы же не ваш дед, милорд, на наше счастье. Прежде вы были совсем другим. Добрым, сильным и благородным — и скоро снова станете таким, — Энцо ободряюще улыбнулся и дотронулся до моей руки. — А пока в вас просто говорит болезнь и слабость. Не стоит их слушать.

Я угрюмо посмотрел на него, понимая, что Энцо во многом прав. Но ядовитое чувство обиды продолжало вгрызаться мне в живот. Возможно, это была всего лишь моя болезнь, которая отступила, но пока не сдалась.

— Где она сейчас? — поинтересовался я.

— В своей комнате, — с готовностью ответил Энцо. — Дора понимает свою неправоту, милорд. Она действительно говорила с вами неподобающе дерзко и сейчас искренне об этом сожалеет. Ей следует научиться быть более сдержанной, и она об этом знает. Я уже поговорил с ней об этом и уверяю вас, я был серьезен, и она меня поняла. Ничего подобного больше никогда не повторится.

Энцо заступался за мечту конюха, словно за собственную внучку. Да, за короткое время Дора успела стать частью моего мира — или Энцо просто уверен, что она смогла меня разбудить, и поэтому все прощает и разрешает. Неудивительно, Энцо всегда умел быть благодарным.

— Она ведь разбудила вас, милорд, — сказал Энцо так, словно прочел мои мысли. Я только фыркнул.

— Конечно. Так рванула, что мертвый бы ожил.

Энцо добродушно рассмеялся, и я вдруг понял, что все закончилось — завтра с утра Дора вернется к своим обязанностям так, словно ничего не случилось. Дьявол побери, это невыносимо — в своем доме я никто и не могу сделать то, что считаю нужным.

— Я злой, и язык у меня злой, — сообщил я, стараясь, чтоб мои слова не были похожи на жалобу обиженного ребенка большому и сильному взрослому, который способен решить его проблему. — А кстати, еще я ревную эту деревенщину, когда она перемигивается с моим братом. Сколько плетей задал бы ей мой дед, как считаете?

Энцо помолчал, прикидывая. Мой дед славился по всей стране своим крутым нравом. Дора рядом с ним дышала бы через раз, ей и в голову бы не пришло ему дерзить.

— Минимум десять, милорд, — ответил Энцо. — По счастью, вы не он. Дора искренне сожалеет о своей несдержанности.

Я кивнул. Говоря о моем деде, Энцо забывал, что Рихард Цетше сбросил с балкона домоправителя, который осмелился обсуждать одно из хозяйских распоряжений. Просто обсуждать, а не делать по-своему и не отменять.

Я не мой дед. Возможно, к сожалению.

— Энцо, только потому, что за нее просишь ты, — сказал я. Домоправитель понимающе кивнул.

— Я ценю ваше уважение, милорд, — ответил он. — И поверьте, что я уважаю и люблю вас всем сердцем и искренне желаю вам только добра. Вы поступите правильно и благородно, когда простите Дору. Она уже вынесла свой урок.

Мне оставалось только усмехнуться и устало махнуть рукой.

— Под твою ответственность, Энцо. Побуду добрым, если ты настаиваешь, но у моей доброты есть пределы.

Энцо лишь улыбнулся в ответ.

— Я понимаю, милорд, — ответил он. — Я понимаю.

(Дора)

Уходя к Мартину для разговора, господин Энцо велел мне успокоиться, умыться и лечь в кровать. Время позднее, а слуги встают рано. Конечно, ни о каком сне и речи быть не могло. Я проплакалась, привела себя в порядок и, сев у окна, уныло уставилась на собственное отражение в стекле на фоне черной беспросветной ночи.

И ведь как хорошо все было! Провели вечер вместе, за хорошим добрым занятием, и мне показалось, что я чувствую что-то действительно похожее на дом и семью. И пусть я для Мартина всего лишь служанка из другого мира — я человек, я живая, я умею чувствовать, понимать и любить.

И относиться ко мне надо по-человечески, а не выбрасывать прочь, словно надоевшую игрушку.

Впрочем, вряд ли Мартин Цетше понимал, что значит «относиться по-человечески». У меня сложилось впечатление, что он был довольно строгим хозяином.

Но как у него сверкнули глаза, когда я сказала, что незачем ревновать! На какой-то миг от болезни и следа не осталось — передо мной действительно был не изувеченный и несчастный человек, а самый лучший волшебник в этой части Мира. В этот момент он был настоящим, и он в самом деле ревновал…

Хотя в этом, конечно, не было смысла. Огюст мне нравился — добрый, красивый и смелый мужчина не может не нравиться. Но я прекрасно понимала, что между нами ничего и быть не может — я давно научилась отличать влюбленность от вежливости.

А вот Мартин этого пока не умел. И со своим привычным гонором дворянина и волшебника решил, что я собираюсь пролезть в благороднейшее и древнейшее семейство Цетше. Глядя в окно, я невольно вспоминала лицо Мартина: решительное, злое, с заострившимися от гнева чертами… Я задела его глубже, чем ожидала. Так, словно он действительно мог испытывать ко мне какие-то чувства.

Нет. Невозможно.

В дверь постучали, и в комнату заглянул господин Энцо. Я встрепенулась — притихшее было сердце снова нервно застучало в груди. Пусть домоправитель и заверил меня, что я останусь в замке, все будет хорошо, и он не позволит Мартину взять и выгнать ту, которая его спасла — я не верила в это до конца. Все-таки хозяином тут был Мартин, и он мог выкинуть в сырую осеннюю ночь нас обоих.

— Почему не спите? — господин Энцо улыбнулся. — Вы ведь помните, что слуги встают намного раньше хозяев.

— Помню, — ответила я, поднявшись со стула. — Что решил милорд? Мне уходить?

Господин Энцо вошел в комнату, и на его лице снова появилась довольная улыбка.

— Ни в коем случае, Дора, даже не думайте. Он признал, что погорячился. Но и вы тоже были хороши, не забывайте об этом! — тотчас же добавил господин Энцо, когда я открыла рот, чтоб сказать, что Мартину следует учиться держать себя в руках.

— Конечно, господин Энцо, — сдержанно ответила я. — И спасибо вам огромное за помощь. Если бы не вы… — и я кивнула в сторону темного окна.

Домоправитель вздохнул.

— Я бы этого не допустил. Да и милорд… Все Цетше вспыльчивые, такова их природа. Вспыльчивые, но отходчивые. Он хочет поговорить с вами сейчас, так что я надеюсь, что вы будете скромны и благоразумны, как и положено барышне.

Мне оставалось только согласиться.

Мартин сидел на кровати и делал вид, что поглощен чтением. Книга висела перед ним в воздухе, а над страницами летало желтое облачко — должно быть, оно заменяло очки, увеличивая буквы и делая их четче. Когда я вошла, то книга мягко опустилась на колени Мартина, а облачко погасло.

— Невероятно! — искренне воскликнула я. Магия, должно быть, будет меня удивлять до конца жизни. А ведь то, что я сейчас увидела, было простеньким и незамысловатым, я в этом не сомневалась.

— Энцо меня уговорил оставить тебя в замке, — голос Мартина звучал устало, и мне вдруг подумалось, что на самом-то деле волшебнику очень и очень тяжело. Не знаю, каково было бы мне проснуться и узнать, что любимый человек бросил меня в горе и болезни — приятного мало, мягко говоря.

— Спасибо, милорд, — ответила я. — Простите меня, пожалуйста, мне не следовало так себя вести.

Пальцы Мартина мягко скользнули по книге, пробежались по острым уголкам обложки.

— В следующий раз Энцо меня уже не уговорит, — произнес Мартин. — Так что веди себя прилично.

— Хорошо, милорд, — кивнула я. — Конечно. Вот только знаете… я все-таки должна вам сказать. Не сердитесь, но… Я очень вам сочувствую. Я вас жалею и хочу помочь. Вы обязательно встанете на ноги, Мартин, это даже не обсуждается. А потом ваша жена увидит вас и поймет, от какого человека отказалась. Кого бросила на произвол судьбы. И это будет самая лучшая месть. Она не последняя женщина в мире, и вы еще будете счастливы. Вы обязательно найдете ту, которая полюбит вас всем сердцем, не сомневайтесь. Вы достойны счастья, Мартин. Просто поверьте.

Мартин смотрел на меня так, словно не мог поверить, что слышит именно то, что слышит. Я была служанкой из другого мира, бывшей рабыней, я не могла говорить ему таких слов.